Нужно выделять больше средств на развитие сельского хозяйства, прежде всего на орошение земель, на увеличение производства сельскохозяйственных машин, минеральных удобрений, строительных материалов, строительство производственных помещений, жилищ, школ, детских яслей, — расставляет приоритеты отец. — Без достаточных оснований часть заводов сельскохозяйственного машиностроения переключили на производство другой продукции: завод “Коммунар” в Запорожье, комбайно-уборочный — в Омске, комбайновый завод в Кременчуге, строящийся комбайновый завод в Павлодаре».
Меры начали принимать еще за полгода до Пленума, в мае 1960 года ЦК и Совет Министров приняли решение об увеличении в семилетке 1959–1965 годов производства сельскохозмашин по сравнению с запланированным ранее, соответственно: тракторов — на 370 тысяч (до 1 миллион 610 тысяч) штук, комбайнов — на 140 тысяч, силосоуборочных машин — на 34 тысячи, бульдозеров — на 13 тысяч, экскаваторов — на 22,7 тысячи, тракторных прицепов — на 150 тысяч.
Предписывалось в 1960–1963 годах разработать и начать производить 435 новых типов сельскохозяйственных машин, но при этом не ударяться в другую крайность, когда каждый совнархоз и даже завод стремится обзавестись собственной маркой производимой им машины. За прошедшие с начала реформы три года постоянно росло разнообразие тракторов, сеялок, комбайнов, а при том, что каждая машина не похожа на соседскую, требовались и свои запчасти, и техобслуживание на свой лад.
Таким образом, отец исправлял допущенный им же в 1958 году, при ликвидации МТС, перекос. Тогда реформаторы предполагали, что после передачи техники новым собственникам-колхозам, они начнут ее использовать эффективнее, машин потребуется меньше, планы производства сельхозтехники сократили. Однако благие ожидания не оправдались. Собственники-колхозники работали не рачительнее государственных МТС, машины часто ломались, и очень скоро возник дефицит. Пришлось отрабатывать назад.
На Пленуме отец окончательно расставил все точки над «и», Госплан переписал планы, сельскохозмашин стали производить столько, сколько требовалось. Почему меня так заинтересовали эти засохшие от времени цифры и цитаты? Обратимся к истории вопроса. На первом, после отстранения Хрущева от власти, Пленуме ЦК в марте 1965 года на отца валили без разбора все грехи. Что было, а больше, чего и не было. Среди прочего обвинили его в «непродуманном сокращении выпуска столь нужной крестьянам техники, повлекшем за собой…» Почему-то считается, что производство восстановили только при Брежневе. Такой точки зрения придерживаются современные историки, в том числе и серьезные, к примеру, И. Е. Зеленин из Института Российской истории. Все они поверили членам ЦК на слово. На деле же оказывается, что отец сам исправил собственную ошибку еще в 1960 году. Мое «открытие» незначительно, но тем не менее, я счел уместным упомянуть о нем.
На декабрьском Пленуме ЦК 1960 года отец объявил, что с 1 февраля 1961 года для колхозов установят отсрочки платежей за выкупаемую колхозами в МТС технику, вдвое удешевят предоставляемые им на это кредиты (в недалеком будущем их долги вообще спишут), кроме того, решили снизить на сорок процентов изрядно возросшие с 1958 года цены на бензин, солярку и запчасти. Одновременно колхозников освобождали от восьмидесяти процентов налогов, выплачиваемых ими при реализации мяса. Я кратко упоминал об этом решении раньше. Предполагалось, что высвобожденные средства хозяйства пустят на расширение производства.
1961 год
Новый рубль
1 января в стране появились новые деньги. Еще 5 мая 1960 года газеты объявили о предстоящей с будущего года деноминации рубля один к десяти с соответствующим уменьшением цен также в 10 раз, при этом меняли любые суммы без ограничения. В сталинскую денежную реформу 1947 года, проводимую якобы тоже с целью замены образца дензнаков, меняли один к одному лишь очень незначительную сумму; затем, кажется, до трех тысяч рублей — один к трем, остальное — и вовсе один к десяти, а цены в магазинах остались дореформенными. Таким образом, та денежная реформа носила чисто конфискационный характер, из оборота изымались ничем необеспеченные, напечатанные во время войны, рубли.
Излишки денежной массы объясняли нашествием напечатанных в Германии фальшивых купюр. Однако истинной причиной инфляции и последующей денежной реформы 1947 года стал наш собственный запущенный на полный ход денежный печатный станок.
Реформу 1947 года готовили в строжайшей тайне, справедливо опасаясь, что узнав о ней, люди бросятся в магазины и, избавляясь от «старых» денег, сметут с полок всё до последнего. Сейчас же об обмене банкнот объявили заранее, постарались убедить население: эта акция не навредит никому, обмену подлежит любая предъявленная сумма без указания источника ее происхождения. Сверхкрупные суммы, естественно, не прошли бы незамеченными, поменять-то их поменяют, но «богачи» тут же оказались бы на крючке у милиции и прокуратуры. За полугодовой период от публикации до начала обмена держатели крупных накоплений смогли подыскать «друзей», которые обменивали им деньги мелкими порциями, кто «не в службу, а в дружбу», а кто за комиссионные. Несмотря на безобидность объявленной правительством акции, обмен денег вызвал массу толков. Люди недоумевали: если ничего не меняется, то зачем затевать всю историю — значит, государство темнит. Никто не сомневался, что их обманут, но в чем и как? Пересудам не было конца. Естественно, и я пристал к отцу: «Зачем затеян обмен рублей?» Он пояснил, что причина чисто техническая, задумал обмен курировавший финансы новый первый заместитель отца в правительстве Алексей Николаевич Косыгин. Он любил, я бы сказал, боготворил, порядок, «Бюрократию» с большой буквы, где все разложено по полочкам. Дешевые «старые» рубли его раздражали, бюджету приходилось оперировать сотнями миллиардов, а вскоре дошло бы и до триллионов. Сводить дебет с кредитом становилось все хлопотнее. Компьютеры финансистам тогда и не снились, они щелкали на счетах и крутили ручки арифмометров. Двенадцать нулей для такой техники оказывались почти непосильными. Пришлось бы переделывать арифмометры или, что практичнее, округлять и так уже округленные огромные суммы, а это могло породить не только неоправданные потери, но и злоупотребления. В этой механической бухгалтерии лишний ноль значил много, и Косыгин решил его убрать. Всего один ноль, больше тоже нельзя, убери два — и полетят цены на хлеб и основные продукты. Их придется исчислять в долях копеек, давно забытых «грошиках». «Один ноль» представлялся Косыгину идеальным выходом из положения, финансистам работать станет легче, а граждане замены старых банкнот на новые практически не заметят. Более того, они от нее выиграют. Старые огромные, оттопыривающие карманы бумажные рубли, пятерки, тридцатки и сотни заменялись на новые, миниатюрные. Их легко уместить в любой бумажник. На уменьшении размеров банкнот выиграет и государство, Гознаку потребуется меньше дорогостоящей особой бумаги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
