Романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» как литературные источники произведений В. Высоцкого
Влияние творчества Ильи Ильфа и Евгения Петрова на поэзию Владимира Высоцкого несомненно.
Первая группа стихотворений, в которой можно отчетливо проследить это влияние, датируется 1967 годом, когда Высоцкий пробовался на роль Остапа Бендера в фильме Михаила Швейцера «Золотой теленок». Причем намеревался сыграть ее на полном серьезе, о чем свидетельствует писатель Аркадий Львов, вспомнивший следующую реплику Швейцера: «Для Остапа Бендера Высоцкий слишком драматичен. Швейцер задумался и добавил: не только как актер драматичен, как человек — драматичен»[2405]. Поэтому на роль Остапа Швейцер выбрал Сергея Юрского.
Итак: «Я тут подвиг совершил — два пожара потушил. / Про меня в газете напечатали. / И вчера ко мне припер вдруг японский репортер — / Обещает кучу всякой всячины. / “Мы, — говорит, — организм ваш изучим до йот, / И мы запишем баш на баш наследственный ваш код”. / Но ни за какие иены / Я не продам свои гены, / Ни за какие хоромы / Не уступлю хромосомы! / Он мне “Сони” предлагал, джиу-джитсою стращал, / Диапозитивы мне прокручивал. / Думал он, пробьет мне брешь чайный домик, полный гейш, — / Ничего не выдумали лучшего. / Досидел до ужина — бросает его в пот: / “Очень, — говорит, — он нужен нам, наследственный ваш код”. <.. > Хоть японец желтолиц — у него шикарный блиц: / “Дай хоть фотографией порадую!” / Я не дал: а вдруг он врет? — вон, с газеты пусть берет — / Там я схожий с ихнею микадою. / Я спросил его в упор: “А ну, — говорю, — ответь: / Код мой нужен, репортер, не для забавы ведь?” <.. > Он решил, что победил, — сразу карты мне открыл, — / Разговор пошел без накомарников: / “Код ваш нужен сей же час — будем мы учить по вас / Всех японских нашенских пожарников”. / Эх, неопытный народ, где до наших вам?! / Лучше этот самый код я своим отдам» (АР-10-16).
Данное стихотворение написано в 1967 году /2; 68/. Именно тогда о Высоцком (как авторе и исполнителе песен) появились первые публикации в советской прессе: например, статья Л. Львовой «Азарт молодости», посвященная творческому вечеру Высоцкого в Доме актера и опубликованная 17 июня 1967 года в «Советской культуре». Здесь же был напечатан и портрет барда. Не он ли имелся в виду, когда герой-рассказчик на просьбу «Дай хоть фотографией порадую!» говорил: «Я не дал. А вдруг он врет? / Вон с газеты пусть берет…».
Можно с уверенностью сказать, что нет, поскольку «нужную» статью назвал сам Высоцкий в письме к И. Кохановскому (Москва — Магадан, 25.06.1967): «Сегодня приехал один парень из Куйбышева. Я недавно ездил туда на один день петь. Пел два концерта. Очень хорошо встретили. А этот парень привез газету, и в ней написано, что я похож на Зощенко» (С5Т-5-279).
Таким образом, речь идет о майских концертах в г. Куйбышеве (Самаре), которым были посвящены две публикации в местной прессе: 26 мая 1967 года в газете «Волжская коммуна» Г. Гутман напечатал заметку с фотографией Высоцкого (именно этот портрет и имел в виду герой-рассказчик стихотворения «Я тут подвиг совершил…»), а на следующий день в газете «Волжский комсомолец» появилась рецензия В. Шикунова под названием «Песня и гитара». И здесь как раз присутствует сравнение Высоцкого с Зощенко: «Персонаж многих песен Высоцкого очень похож на того типа, которого охотно выводил на люди М. Зощенко. Именуется он с той или иной степенью верности словами “современный мещанин”»[2406].
А «парнем», который привез Высоцкому газету осенью 1967 года, был организатор его концертов в Куйбышеве Всеволод Ханчин[2407].
Следовательно, строки «Я тут подвиг совершил — два пожара потушил. / Про меня вчера в газете напечатали» нужно истолковать буквально: «Я дал два концерта в Куйбышеве, и про меня напечатали в газете». А почему «подвиг совершил» — так это потому, что речь шла о первом выступлении Высоцкого на широкой аудитории (зал местной Филармонии вмещал «примерно 1000 человек»[2408]). Примечательно, что в программе выступлений Высоцкого, отпечатанной во время его второго приезда в Куйбышев (29 ноября 1967 года), фигурирует «Песня пожарного»[2409]. Судя по всему, речь идет как раз о стихотворении «Я тут подвиг совершил — два пожара потушил». Однако на концертах оно так и не прозвучало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В этом стихотворении герой говорит, что после публикации к нему «припер вдруг японский репортер», который захотел узнать его «наследственный код», так же как и в «Песенке про метателя молота» (1968): «Сейчас кругом корреспонденты бесятся», — где речь идет вновь об иностранных корреспондентах: «Эх, жаль, что я мечу его в Италии: / Я б дома кинул молот без труда». И эти корреспонденты также хотят узнать «наследственный код» лирического героя: «Так в чем успеху моего секрет?».
Кроме того, возникает сходство с «Песней про Тау-Кита» (1966): «Я тау-китян-ку схватил за грудки: / “А ну. — говорю. — признавайся!”» = «Я спросил его в упор: / “А ну. — говорю. — ответь”». Такой же напор по отношению к своим врагам демонстрирует лирический герой в «Песне про джинна» (1967) и «Диагнозе» (1976): «Прямо. значит, отвечай: кто тебя послал?», «Отвечай же мне, будь скор…».
Однако сюжет с японским репортером по-прежнему остается непонятным. Поэтому пришло время обратиться к первоисточнику.
Для начала заметим, что в романе Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» (глава VIII. «Голубой воришка») Остап Бендер представляется «инспектором пожарной охраны», а теперь откроем их роман «Золотой теленок» (глава XXXIV. «Дружба с юностью»), где рассказывается история, приключившаяся с землемером Бигусовым, и сопоставим ее со стихотворением Высоцкого: «Приходит он однажды со службы, а у него в комнате сидит японец» ~ «И вчера ко мне припер вдруг японский репортер»; «…не будете ли вы любезны снять толстовку, — мне нужно осмотреть ваше голое туловище» ~ «Мы, — говорит, — организм ваш изучим до йот» (этот мотив получит развитие в песне «Ошибка вышла», где главврач заявит лирическому герою: «И вас исследовать должны / Примерно месячишко»[2410]); «…ровно тридцать шесть лет тому назад проезжал через Воронежскую губернию один японский полупринц — инкогнито. Ну, конечно, между нами говоря, спутался его высочество с одной воронежской девушкой, прижил ребенка инкогнито. И даже хотел жениться, только микадо запретил шифрованной телеграммой. Полупринцу пришлось уехать, а ребенок остался незаконный. Это и был Бигусов. И вот по прошествии стольких лет полупринц стал умирать, а тут, как назло, законных детей нету, некому передать наследство…» ~ «Вы человек непосредственный — / Это видать из песен. / Ваш механизм наследственный / Очень для нас интересен!» (АР-11-126); «А Бигусов теперь принц, родственник микадо к к тому же еще, между нами говоря, получил наличными миллион иен» ~ «Я не дал: а вдруг он врет? Вон, с газеты пусть берет — / Там я схожий с ихнею микадою. <.. > Но ни за какие иены / Я не продам свои гены…» (ср. также у Маяковского: «.. но стих, бьющий оружием класса, — / мы не продадим ни за какую деньгу» // «Не всё то золото, что хозрасчет», 1927).
Как видим, в отличие от Бигусова, лирический герой отказался «продаться» японцу и тем, кто за ним стоял: «Но ни за какие иены / Я не продам свои гены, / Только для нашей науки — / Ноги мои и руки!», — как и десять лет спустя: «Даже если сулят золотую парчу / Или порчу грозят напустить — не хочу! / На ослабленном нерве я не зазвучу, / Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!» («Мне судьба — до последней черты, до креста…», 1977)7, - несмотря на то, что японец прибегал даже к угрозам: «Он мне “Сони” предлагал, джиу-джитсою стращал». Сразу же вспоминаются образы бокса, «злого мордобоя» и «мордобития», рассмотренные в предыдущих главах. А «продаться» своему врагу лирический герой откажется и в «Куплетах Гусева» (1973): «Идет преступник на отчаянные трюки, / Ничем не брезгует — на подкуп тратит тыщи, / Но я ему уже заламываю руки: / Я — здесь, я — вот он, на то я — сыщик!».
