Когда начались осторожные поездки в обе стороны, соотношение рубль-доллар приблизили к реалиям жизни, в 1957 году ввели специальный обменный курс для «нетоварных» операций, то есть для туристов и дипломатов, десять рублей за доллар. Тоже в какой-то степени от лукавого, сделать рубль еще дешевле сочли политически неверным. Теперь его механически «привели в соответствие», а уж почему вместо одного к одному получилось 90 копеек, хоть убей — не пойму.
Недосмотришь сам…
Как только миновала новогодняя суета, отец вновь заколесил по стране. Опыт последних двух лет убедил его: стоит перестать будоражить обкомы, подталкивать заготовителей, подхлестывать московских чиновников, как все тут же опускают руки, урожай собирают, как бог на душу положит, а начальники всех рангов успокаивают центр отписками. Другими словами, энтропия нарастает неудержимо. Отец вряд ли задумывался об энтропии и вообще этого слова, скорее всего, не знал, но твердо усвоил: недосмотришь сам — все пойдет наперекосяк.
Продолжились и кадровые перемены. 20 января Аверкий Аристов, заместитель отца в Бюро ЦК по РСФСР, секретарь ЦК, проглядевший прошлогодние безобразия в Рязани, Туле и других подопечных ему регионах, лишился своих постов. По мнению отца, для работы в ЦК «Аристов оказался человеком слишком спокойным, вольным казаком. Скажет речь — и доволен. Он честный, хороший человек, но слабый работник». Аристова отправили послом в Польшу.
В Бюро ЦК по РСФСР на его место перевели Оренбургского секретаря Воронова, человека энергичного, знающего и требовательного. По итогам 1960 года его область оказалась в передовых.
24 января отец в Киеве. Проводит совещание сельхозактива, корит их за прошлогодние упущения. В ответ Подгорный, секретарь ЦК Украины, клянется, что положение исправит, в 1961 году Украина не подведет.
Затем отец осматривает киевское метро. Его первую линию открыли под самый Новый год. Все знают, отец неравнодушен к Киеву, но строительству киевского метро он противился более кого-либо иного: метро стоит дорого, на эти деньги можно построить тысячи квартир, а улицы города не особенно загружены. В конце концов украинцы уломали отца: город растет, пройдет еще десяток лет и наземный транспорт не справится. В подтверждение предоставили соответствующие расчеты. Теперь отец в окружении местных руководителей и толпы любопытных, — отец запрещал охране «расчищать объект» к его приезду, — перепрыгивая с поезда на поезд (в каждом составе один вагон резервировали только для высоких гостей), осматривал пока еще немногочисленные подземные станции. Увиденным отец остался доволен: станции просторные, светлые, без «излишеств».
Отец не понаслышке знал, во что обошлись стране в голодные тридцатые годы московские подземные дворцы. Тогда он по поручению Сталина вплотную занимался строительством первой очереди московского метро. Через него шли заказы на мрамор для отделки станций: для «Красных ворот» — кроваво-красный, с месторождения Шроша, для других — сероватый, добывавшийся в местечке Уфалей.[64] Из сверхдефицитной бронзы отливали скульптуры для станции «Площадь революции». Сколько людей за эти деньги можно было бы переселить из бараков! Теперь, придя к власти, отец требовал и от архитекторов, и от строителей думать не о собственном бессмертии, а считать народные деньги. Станции киевского метро получились достойными и не особенно дорогими.
1 февраля он в Ростове инспектирует готовность Северокавказского региона к весеннему севу, не удовлетворившись отчетами, объезжает окрестные поля, чтобы все увидеть своими глазами. Если не все, то сколько получится. Такие «неожиданные» инспекции подтягивают и соседей, даже если в тот раз Хрущев к ним не нагрянул, но мог и нагрянуть. 2 февраля он осматривает новые сельскохозяйственные машины. В Ростове находится один из лучших в стране заводов по производству комбайнов.
4 февраля отец — в Тбилиси. Снова совещание, объезд хозяйств и посещение выставки техники, разработанной для обслуживания виноградников и чайных плантаций. Из Тбилиси отец поездом, чтобы побольше увидеть из окна вагона, переезжает в Воронеж. Там 11 февраля собирает совещание аграриев не только черноземных областей, но представителей Поволжья. Говорят о севе, о новых закупаемых у капиталистов животноводческих и птицеводческих комплексах, о кормовых единицах, сбалансированности кормов и их эффективности в пересчете на привес скота.
Степан Дмитриевич Хитров, недавно избранный секретарем Воронежского обкома, к приезду отца «подготовился особенно тщательно». Наверное, слишком «тщательно». На совещании отец зачитал письмо домохозяйки с рассказом о том, как город спешно прихорашивали к его приезду, в магазины завезли вдоволь молока, мяса, появилась дешевая колбаса. «Но слышишь разговоры, — пенял отец, — что после отъезда товарища Хрущева все пропадет и опять придется стоять в очередях, не зная, принесешь домой, что надо, или вернешься ни с чем».
Подобные письма отец получал регулярно и так же регулярно наедине и прилюдно «совестил» секретарей обкомов, отлично понимая тщетность своих увещеваний, потому что только изобилие покончит с тягой начальников к «потемкинским деревням».
А вот другое полученное в день отъезда из Тбилиси письмо его не на шутку разозлило и расстроило.
«Перед Вашим приездом в Воронеж, — писали ему анонимы, — директор птицезавода Новоусмановского района т. Зевин и управляющий отделением совхоза т. Крошка взяли у товарища Хренова, путевого дорожного мастера станции Боево Юго-Восточной железной дороги, рельс длиной 25 метров, приспособили его тросами к трактору и стали пригибать к земле кукурузу, не убранную вовремя с площади в 300 гектаров. Их примеру следовали и другие руководители. Много в нашей области пропало урожая. Мы, рабочие станции Боево, считаем, что Вы, Никита Сергеевич, накажете их за очковтирательство… 8 февраля 1961 года».
Через то злосчастное поле пролегала дорога к строящейся Воронежской атомной станции. Местные начальники не сомневались — Хрущев не удержится, поедет взглянуть на значимую стройку, вот и навели «порядок».
Письмо отцу прочитали уже в поезде. Он верил и не хотел верить. Попросил сопровождавшего его редактора «Правды» Сатюкова поручить своему воронежскому корреспонденту потихоньку разведать, правду ли написали в письме. Как только на ближайшей остановке вагон отца подключили к связи, Сатюков дозвонился до Воронежа. Однако «потихоньку» не получилось, о корреспонденте, вынюхивающем что-то на кукурузном поле, тут же доложили в обком. По возвращении в город его перехватила милиция и доставила к Хитрову. Устроить выволочку корреспонденту главной партийной газеты он не решился, попытался выведать, с чего это его понесло на кукурузное поле. Корреспондент, проинструктированный Сатюковым, правды не выдал, объяснил, что ехал на атомную станцию, но машина забарахлила и, пока шофер ее чинил, он прогуливался по округе. Хитров ему, естественно, не поверил, но и поделать ничего не мог.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
