Симоняк вернулся в свою армию, но участь его представлялась мне незавидной. Упрямый Жуков был последователен и тверд в борьбе с любыми своими неприятелями. Буквально через несколько дней возник новый конфликт. Немцам удалось упорными контратаками потеснить наши части и закрепиться в полосе 3-й ударной на линии железной дороги. Штаб армии сообщил об этом в штаб фронта. Однако там по какой-то причине не нанесли на отчетную карту новую обстановку. Может, не успели, может, ожидали окончания боя. Всяко бывает. Но Жуков опять встал на дыбы: почему расхождение данных, кто виноват? Не хотят признаваться в неудачах! А тут еще я со своим майором-химиком, о котором было известно в Москве, но ничего не знал Георгий Константинович. В общем, взаимоотношения между двумя военачальниками не улучшались, а осложнялись, что шло во вред общему делу. Можно было не сомневаться, что Жуков добьется своего не мытьем, так катаньем. Я вынужден был спросить:
— Кого же вы видите командующим третьей ударной?
— Кузнецова, — сразу ответил он, как говорят о давно решенном. — Василия Ивановича Кузнецова. Не Симоняку, а ему самый резон армию на Берлин вести. Симоняк уже получил все, что заслужил. От полковника до командарма дорос, хватит ему и чести, и званий. А Василий Иванович еще в гражданскую полк возглавлял. В начале этой войны свою третью армию из окружения вывел. Многие драпали, а он сумел. В особом приказе Сталина еще тогда был отмечен среди лучших генералов, помните? Под Москвой первой ударной командовал, контрнаступление начинал. Да что говорить, сами знаете. А теперь Кузнецов в тени, не виден и не слышен. Должность вроде высокая, заместитель командующего фронтом, вся повседневная работа на нем, но зам и есть зам. А ему бы самостоятельно войну завершать. Заслужил.
Разумом сознавая, что Жуков не совсем прав или даже совсем не прав по отношению к Симоняку, я по-человечески понимал Георгия Константиновича и склонялся в его сторону, в сторону своего давнего и уважаемого коллеги генерал-полковника Кузнецова. И опять же сама судьба подсказывала справедливое решение. Василий Иванович Кузнецов действительно отличился в приграничном сражении, с боями отводя свою 3-ю армию. Факт, что успешно громил он гитлеровцев под Москвой, командуя 1-й ударной армией. И вот теперь, когда мы пересекли границу в обратном направлении и подступили к Берлину, не Кузнецову ли по праву возглавить армию, к тому же опять 3-ю, но не простую, а ударную! Случайны ли эти совпадения, или это указующая подсказка свыше, восстанавливающая справедливость?!
Жуков смягчился, уловив, что я разделяю его мнение. Пришлось несколько разочаровать его.
— Насчет Кузнецова вы правы, но, считаю, не более. Симоняк — достойный человек и хороший командир. С сильным характером, не гнется.
— А мало ли у нас достойных должностей для достойных людей! — повеселел Георгий Константинович. — Навоевался Симоняк, хватит с него, может в тылу покомандовать или на другом фронте.
— Верховному доложу, — пообещал я. — Он сам решит.
Завершая этот эпизод, должен сказать, что с переводом Симоняка в Москве торопиться не стали. Иосиф Виссарионович надеялся, что два кремня все же притрутся друг к другу. Но нет, искры от столкновении продолжали лететь. Сознавая, что столь ненормальное положение идет во вред общему делу, Николай Павлович Симоняк в середине марта направил Сталину телеграмму с просьбой отозвать с поста командарма. Не желая обострять взаимоотношения с Жуковым и учитывая мое мнение, Иосиф Виссарионович просьбу удовлетворил. Симоняка перевели на другую должность, подальше от Жукова. А 3-ю ударную армию возглавил генерал Кузнецов.
15
Разговор о конфликте с Симоняком, о возможном применении немцами отравляющих веществ и достигнутое в какой-то мере при этом взаимопонимание с Жуковым облегчили мне переход к главному вопросу, ради которого я и приехал. Георгию Константиновичу ясно было, зачем прислал меня Сталин, поэтому и встретил настороженно, колюче, но вот постепенно смягчился и сам приступил к основной проблеме, когда мы уединились в одной из комнат оперативного отдела 61-й армии, возле большого стола с разномасштабными картами.
Ситуация на 1-м Украинском, на 1-м и 2-м Белорусских фронтах, то есть у Конева, Жукова и Рокоссовского, сложилась действительно странная, необычная и непривычная. Особенно у Жукова. В ходе Висло-Одерской операции его войска достигли рубежей в 70 километрах от Берлина и в принципе могли продолжать наступление, хотя и понесли ощутимые потери, далеко оторвались от снабжающих баз. Каким представлялось положение самому Георгию Константиновичу, показывает ею приказ-ориентировка, отданный в конце января.
«Военным советам всех армий, командующим родами войск и начальнику тыла фронта. Сообщаю ориентировочные расчеты на ближайший период и краткую оценку обстановки:
1. Противник перед 1-м Белорусским фронтом каких-либо крупных контрударных группировок пока не имеет.
Противник не имеет и сплошного фронта обороны. Он сейчас прикрывает отдельные направления и на ряде участков пытается решить задачу обороны активными действиями.
Мы имеем предварительные данные о том, что противник снял с Западного фронта 4 танковые дивизии и до 5–6 пехотных дивизий и эти части перебрасывает на Восточный фронт. Одновременно противник продолжает переброску частей из Прибалтики и Восточной Пруссии.
Видимо, противник в ближайшие 6–7 дней подвозимые войска из Прибалтики и Восточной Пруссии будет сосредоточивать на линии Шведт — Штаргард — Нойштеттин, с тем чтобы прикрыть Померанию, не допустить нас к Штеттину и не допустить нашего выхода к бухте Померанской.
Группу войск, перебрасываемую с Запада, противник, видимо, сосредоточивает в районе Берлина с задачей обороны подступов к Берлину.
2. Задачи войск фронта — в ближайшие 6 дней активными действиями закрепить достигнутый успех, подтянуть все отставшее, пополнить запасы до 2-х заправок горючего, до 2-х боекомплектов боеприпасов и стремительным броском 15–16 февраля взять Берлин».
Казалось бы, все ясно. Захват вражеской столицы — это не только огромный успех, не только грандиозная слава для победителей, но и — главное — фактический конец войне, с ее ежедневными многотысячными жертвами и прочими разными бедами. Еще Мольтке, помнится, утверждал: «Самое благое дело, какое можно осуществить воюя, это завершить войну как можно быстрее». Подразумевая, конечно, завершить победой… Замысел Жукова был одобрен Ставкой. Сообразуясь с действиями «коренного» 1-го Белорусского фронта, должны были вести свои операции смежники: 1-й Украинский фронт южнее и 2-й Белорусский фронт севернее. Цель обозначена — вперед, на Берлин, дабы завершить мировую бойню в середине февраля, во всяком случае, до весны 1945 года! И вдруг, нечто невероятное: буквально через несколько дней после приведенного выше приказа Жуков в корне меняет свое решение, отказывается от желанного всеми быстрого успеха, от скорой победы, чести и славы! Завершение войны отодвигается на неопределенный срок. Почему, по какой причине?
Жуков довольно охотно ответил на мой вопрос о столь крутом повороте, вероятно, болезненно выстраданном и не дававшем ему покоя. Говорил, иллюстрируя соображения пометками на собственной отчетной карте.
— Давно думал: что противопоставят нам немцы? Не сдадут же они столицу за здорово живешь. У них не дураки в Генштабе. Что Гудериан, что Кейтель. И фюрер твердит: немцы тоже были возле русской столицы, но это еще ничего не значит — колесо вертится! На каждой стене малюют: «Берлин бляйб дойч!» Геббельс кричит по радио: «В этой войне может случиться все, кроме капитуляции Германии!» На ветер, что ли? Нет, в чем-то они убеждены. Где собака зарыта? Голову ломал, Николай Алексеевич, до боли ломал, хоть она в вашем представлении из суковатого дуба, — не обошелся без шпильки Георгий Константинович. — И сообразил. Оборону Берлина немцы усиливают. Но не так чтобы очень. Уверены, что с ходу мы не возьмем. Там у них людские ресурсы, склады-запасы, каждый дом — крепость. Те войска, которые доставляют с запада, везут кораблями из Восточной Пруссии, концентрируются главным образом не возле столицы, а вот где, в Восточной Померании, у нас на фланге, даже за флангом. Смотрите на карту: весь север Германии, все балтийское побережье — это же черная грозовая туча, нависшая над нашим правым флангом, и хуже того, над нашими тылами, над нашими растянутыми коммуникациями. Вот они — немецкие группировки в Восточной Померании, на севере Польши, не говоря уж о больших силах, блокированных в Восточной Пруссии. По проверенным данным, только группа армий «Висла», которая угрожает с севера Рокоссовскому и мне, имеет более полумиллиона кадровых солдат и офицеров, ее-то немцы и пополняют.
— Не преувеличиваете?
