колонии Харп. Так что хорошего про этот год мне сказать особо нечего. Война продолжается. Да и наше освобождение произошло не в рамках гуманизации российской системы, не потому что власть решила прекратить репрессии и повернуться к народу лицом, а не тем, чем она всегда повернута, а просто потому что им было это выгодно. Им нужно было получить, в первую очередь Красикова, личного друга президента, и других шпионов. В целом обмен — это хорошее событие, но это не знак того, что в России что-то пошло в правильном направлении. После того, как нас обменяли, снова были чудовищные сроки, новые политзаключенные, не говоря уж о продолжающихся боевых действиях. Андрей Филимонов: Мы говорили сегодня о том, что настоящая литература создает смыслы. И в этом её спасительная роль. Как говорил Ницше: человек подобен натянутому луку, чтобы он не сломался, необходимо искусство. Можем ли мы сейчас создать новые смыслы, как-то повлиять на российскую действительность, на людей, оставшихся в России? Достучаться до них? Говоря "мы", я имею в виду эмиграцию. Потому что вы на собственном опыте знаете, чем заканчиваются попытки что-то изменить, находясь в России. Ксения Фадеева: Это очень сложный вопрос. Сейчас многие пытаются на него найти ответ. Конечно, заниматься политикой в эмиграции практически невозможно, потому что всё-таки политика — это борьба за власть, например, через участие в выборах. Но для нас такая возможность исключена. Андрей Филимонов: Значит ли это, что все уехавшие должны сложить лапки и сказать, "всё пропало, сделать мы ничего не можем"? Ксения Фадеева: Конечно, нет. Я думаю, что есть несколько направлений, по которым мы должны двигаться. Это, безусловно, журналистика — вещание на российскую аудиторию. Да, YouTube замедляется и блокируется, но тем не менее он пока работает, и в России YouTube пока еще смотрят. Есть какие-то другие платформы, Telegram и так далее. Безусловно, это и правозащитная деятельность. Я вижу свою основную задачу в поддержке политзаключенных. Нужно как можно чаще напоминать руководству западных стран о том, что в России происходит, в том числе для того, чтобы состоялись ещё какие-то обмены. Нужно добиваться того, чтобы санкции с России были сняты только при условиях амнистии, освобождения политзаключённых. Чтобы не получилось так, что произойдёт какой-то, извините, "договорнячок", будет заключен мир, и западные страны продолжат покупать у России нефть и газ, а в России по тюрьмам останутся люди с антивоенной позицией. Кроме того, очень важно просвещение. Не потому что мы тут больше знаем, но таковы обстоятельства, что, находясь за границей, можно безопасно делать контент и доносить правдивую информацию. Андрей Филимонов: Звучит как рациональная программа действий. На прощание я хотел бы спросить о ваших надеждах на следующий год и ближайшее будущее? Ксения Фадеева: Я уже, честно говоря, зареклась вообще что-то прогнозировать. Я абсолютно не верила, например, что начнется война в 2022 году. То есть я была человеком, который просто до хрипоты спорил с некоторыми своими знакомыми. Я была абсолютно убеждена, что этого не будет. Ну, и вообще, знаете, если бы мне кто-то в 2020 году сказал, что произойдет в следующие четыре года, начиная с наших уголовных дел, с признания структур Навального, да и всей оппозиции, экстремистами, рассказал об этих репрессиях, о войне, об убийстве Алексея в колонии, о моём заключении и обмене…Я бы подумала, что этот человек не в себе, и такого просто быть не может. Поэтому я с прогнозами очень осторожна. Но, если говорить о том, во что хотелось бы верить, конечно, в первую очередь, в то, что война закончится, и в Украине перестанут гибнуть люди, а российские политзаключённые выйдут на свободу, и вообще, Россия сдвинется в какую-то более гуманную сторону. Как оно будет на самом деле, посмотрим. Андрей Филимонов: То есть в чудо вы не верите? В то, что оковы тяжкие падут, как писал Пушкин о декабристах? Ксения Фадеева: Я боюсь в него верить, чтобы не разочаровываться. Рано или поздно они, конечно, падут. Но я бы не сильно рассчитывала, что это произойдёт в 2025 году. Сергей Чернышов: К слову о Пушкине. Андрей, ну, скажите, в чем он виноват? Как относитесь к тому, что памятники Пушкину разрушают в Украине, переименовывают улицы, обвиняют его и других русских писателей в имперстве? Андрей Филимонов: В общем-то, украинцев вполне можно понять. К ним сейчас из "самой читающей страны" каждый день прилетают ракеты. Но и к тому же так вышло, что в 21 веке по всему миру, скажем так, символы памяти подвергаются деконструкции. Взять хотя бы западное антиколониальное движение. Выдвигаются обвинения против респектабельных джентльменов в занятии работорговлей, вплоть до английских лордов и отцов-основателей Соединенных Штатов. А с другой стороны, это самое легкое, что могут сделать рассерженные люди – сломать какой-нибудь памятник. Сейчас мы подобный процесс наблюдаем в Сирии, где народ сносит памятники Асаду с большим удовольствием, так сказать, отводит душу. Я лично в 1993 году наблюдал снос памятника Ленину в Томске. Его подъемным краном оторвали от постамента, и он классическим ленинским жестом, уже повиснув на крюке, указывал на свои ботинки, которые там остались. Народ потом создавал мемы про Ленина и его башмаки. Мне нравятся, что украинцы у себя ликвидировали памятники Ленину. И жаль, что в России они по-прежнему стоят, это одна из причин ослепления, в котором живут наши соотечественники. А вообще, мне кажется, что мы стоим на пороге таких событий, что вот эта война с памятниками очень скоро забудется и покажется детской игрой в классики. И мы с вами никогда не угадаем, что будет интересно следующим поколениям выживших людей. Может быть, они вообще будут жить на Марсе. Сергей Чернышов: И всё же культура, несмотря на мировые войны, много чего переживала, и стихи люди пишут после Холокоста, возможно, потому что им необходимы смыслы, на которые можно опереться, когда весь мир сходит с ума. Вы могли бы дать совет, что почитать, чтобы найти ответ на вопрос, как жить дальше? Андрей Филимонов: Этот вопрос я тоже иногда себе задаю. Среди ответов, которые давали классики, мне больше всего нравится стихотворение Бодлера "Маяки" в хорошем переводе Владимира Левика, там, правда, речь идет про художников: И свидетельства, Боже, нет высшего в мире. Что достоинства смертного мы сохраним. Как прибой, что в веках поднимается шире, Разбиваясь о вечность пред ликом твоим. На мой взгляд, это задача каждого человека, сохранять достоинства смертного. А литература, классическая или современная – кто что предпочитает. Но, если
