поршень для насоса. Протолкнет дозу адреналина, вспенит кровь… Энди улыбается. Черт! Эта фраза Джима "не переключайтесь"… Он сказал, пожалуй, то, что мог сказать только истинный Рой.
Фойе бурлит муравьиной суетой, шуршит бумагами и подметками, шелестит приглушенными голосами, густо потея смесью духов. Люди похожи на стаи пчел, облепляющих плевки сладкой патоки. Сбиваются в кучки, перелетая от одного к другому, собирают пыльцу автографов, чтобы дальше унести в свой улей.
— Еще немного, и я сдохну в никотиновой коме, — обреченно вздыхает Маккена, с надеждой поглядывая на Энди.
— В никотиновой коме не надо. Какая-то страшная смерть. Ты не заслужил ее, лучше пойдем, вдохнем спасительной смеси. Сейчас найду Стива. Ему тоже не мешает перезарядиться.
— В этой толпе быстрее найдешь геморрой себе на голову, чем Стива, — энтузиазм Маккены ушел далеко в минус.
— Не знаю, как тебе, а мне нравится, — Энди пытался как-то сбалансировать съехавшее настроение Роя. — Неплохая заварилась каша. Чую, долго расхлебывать будем. Вообще, Рой, ты стареешь. Раньше ты был не прочь попиариться на скандалах.
— Я и сейчас люблю, но я предпочитаю одиночное каноэ, а не паром на тросе. Тут какая-то коллективная щенячья радость на мелководье.
— Ну, знаешь! Если наша жизнь — щенячья радость на мелководье, то не знаю, что тебе сказать! Мне так не казалось. Особенно вначале.
С каждым словом голос парня утрачивал звонкие ноты. Рой есть Рой. Непредсказуем, неустойчив, переменен.
— Впрочем, мне давно следовало привыкнуть. Не понимаю, как я до сих пор все это терплю? — Энди произнес это совсем тихо и отвернулся, чтобы уйти.
— Стой! — Маккена поймал его за локоть и притянул к себе. — Наша жизнь слишком интимна, чтобы стать достоянием толп. Мне будет проще ко всему относиться, если я буду смотреть на весь этот цирк со стороны. И я слишком тебя люблю, чтобы обсуждать это с кем-то еще. Пойми меня.
— Интимна? Ну, впрочем, да. О ней, кажется, не знают только папуасы в Африке и слепоглухонемые эскимосы. — Энди взглянул в глаза Рою. Зеленоватые штрихи не лгали, как не лгал и сам Маккена.
— Ты прав, — продолжил Рой. — Наверное, что мало вероятно, но все же допустимо, в чем я сам премного сомневаюсь, я просто пытаюсь ревновать. Дело в том, что Джим сделал все почти правильно, и черт бы его подрал за это! Он почти понял все, как оно и есть, и от этого мне не по себе. Не люблю я, когда кто-то ковыряется у меня в кишках, а он именно это и сделал. Проклятый натурал! Он забрал часть моей жизни, понимаешь?!
— Слава богу! Ты признал, что он не так уж плох, но то, что ты говоришь — не так, Рой. Ты другой. Он не смог постичь тебя, потому что даже я не постиг, и уж точно, без сомнения, трахается он вообще никак. Не сомневайся, — Энди чуть улыбнулся, и сквозь его взгляд скользнула нежность. — Пойду, все же, найду Стива…
— Пока его не умыкнула недотраханная толпа?
— Ну, типа того. Смотри-ка, а Джим все еще отбивается.
— Плевать мне на него. Он же круче переваренных яиц. Пусть в одиночку и всплывает. Он же сам Рей Макгрегори, — ответил Маккена, машинально подписывая какие-то буклеты и почти не различая лиц восхищенных фанаток.
Он даже что-то им отвечал, одаривая каждую незабываемой улыбкой, правда одной на всех и дежурной, но они об этом не знали, и потому были счастливы. Антракт происходил как-то неправильно, потому что Маккена чувствовал тупиковую неудовлетворенность. Он весьма размазано понимал, что хочет выкрасть Энди, покурить травы, полернуть это дозой виски, набить морду Сноу, перед этим перестреляв фанаток, а после поехать в клуб, чтобы наутро не вспомнить, на каком моменте отключилось его сознание. Все выглядело как-то изжевано-обреченно. Тестостерон с серотонином занимали неустойчивое положение, болтающееся где-то возле нуля и уже готовое накрениться в сторону минуса. В мыслях о тестостероне Рой совершенно утратил контроль над взглядом, позволив ему расслоиться и занять такое же неустойчивое положение в пространстве. Как и было заложено природой, Маккена выпал из реальности, провалившись в свой излюбленный коридор между мирами. Он обстоятельно думал ни о чем, когда понял, что кто-то щелкает пальцами у него перед глазами.
— Роюшка. Солнце мое незаходящее, — голос музы переливался хрустальными аккордами. — Свет очей моих. У меня не столь объемный сачок для ловли твоих мыслей. А-у! Ты где?!
— Господи! И ты здесь.
— Конечно, душа моя. Ты так отчаянно кричал, вызывая меня, что я почти переломала ноги обо все подряд в стремлении явиться тебе.
— Ты с ума сошла. Не помню, чтобы я тебя звал.
— Не удивительно. Ты себя-то не помнишь, где оставил. Вижу, опять снимаешь внутри себя…
— Господи! Оказывается, без тебя было так хорошо…
— Без меня было плохо. То-то ты с утра успел разозлиться на весь мир. Не сомневаюсь, причины тому весьма достойные. Азиатский кризис, котировки валют, нефтяные баррели… Разве не так?
— Нет, честное слово, пора ставить коды на входные двери к мыслям…
— Если тебя это успокоит, ставь, но только ямочки на плечах Джима вряд ли изменят протекание этого самого кризиса и повлияют на торговлю нефтью. Да, и рубашка не мешает тебе видеть его на будущих фотографиях. Кстати, совершенно без нее и в обрамлении этого самого кризиса и котировок.
— Не собираюсь я его снимать!
— Конечно же, нет! Разве я настаиваю? Ты уже снимаешь его.
— Он совсем не модель и далеко не в моем вкусе!
— А я и не спорю. Он во вкусе Энди, всего-то! Ты же знаешь, ему такие нравятся. Тебе, конечно же, нет, но тогда скрывай это тщательнее…
— Ты с ума сошла!
— Твоими стараниями. Разве это я вижу, как они смотрелись бы вдвоем? Крайняя степень эротичности, игра гормонов, возбуждение… Разве не это ты видишь на картинах? Свет, контурирование, полутени… Рой, я хоть не сильно разбираюсь в анатомии, но мне кажется, все гормоны сейчас толпами собрались и бродят по твоим мыслям. Красивые мужчины. Я согласна. Им сейчас по тридцатке, плюс-минус? Восхитительный возраст. Только не говори Энди, что собираешься с ним делать после съемок. Даже он испугается…
— Ты — свихнувшаяся баба! Не надо валить на меня свое нездоровье!
— Боже упаси, Рой! Я — твоя суть. И, кроме того, разве я сказала парню, что боюсь саму себя? Ты гениален, и я обожаю тебя за это.
Муза смотрела на него, склонив к плечу голову и, то и дело, облизывалась, задерживая язычок на верхней губе. Черт! Черт! Черт! Маккена не мог признаться себе, что никогда не видел женщины, прекраснее ее. Как она смотрит! Как она умеет смотреть! Рыжие спиральки волос одна за другой скатываются с плеча, а она улыбается. Нет, она усмехается так, что приоткрой она чуть шире рот, и можно будет увидеть клычки вампира. Рой знает, они непременно там есть, потому что именно она укусила и обратила его столько лет назад. Он тоже вампир, и у него бывают страшные приступы творческой ломки. Именно ее слюна оборачивается по его венам, взывая к особому ви′дению мира. Муза была с ним всегда. Столько, сколько он помнил себя, и она всегда была молода и прекрасна.
— Хорошо, — процедил Рой. — Я хочу его снимать. Я хочу снимать Энди. Я хочу после этого… Блин, ты опять будешь смотреть?
— Я люблю смотреть, это правда. Но и ты не против, когда я смотрю, и это еще бо′льшая правда. Возбуждает, да? Кстати, мне тоже нравится чуть отросшая щетинка у Энди. Это так мило. Взрослый, состоявшийся, и ему идет. Мы с тобой оба бесстыдны в мыслях, что поделаешь? Но разве не это так влечет нас друг к другу?
— Давай, пусти еще слезу от умиления.
— А почему нет? У тебя ведь тоже внутри похлюпывает… Признайся себе, наконец, потому что я и так это знаю, что тебе нравится то, что сделал Джим.
— Он всего лишь актер!
— Нет, Рой. Ни один актер не сможет сыграть что-то, чего у него нет внутри, так же как и ни один художник или музыкант не создаст того, чего не знает. У него внутри свой Рой, и поэтому ты так боишься и восхищаешься им. Ты ревнуешь Энди, и ты прав. Тебе придется держаться изо всех сил, хотя, по правде, я не думаю, что у тебя есть к тому причины. Энди любит тебя гораздо сильнее, чем ты его. И так было всегда. Да, и ты, вряд ли, найдешь для себя более идеальную красоту.
— Если это все, что ты хотела сказать, то прости. У меня возникли проблемы, которые требуют незамедлительного вмешательства, — перебил Маккена, выныривая из своих межгалактических трансформаций.
Галактики блекли, выдавливая четкими контурами два
