– Вот это хорошая деталь, – пробормотал он, увеличивая руку мужчины. – Так, так…
Красный свет усиливал тревожные ощущения. На белом листе в ванночке постепенно, как из небытия, появлялось изображение. Перстень был очень приметным, даже зерно пленки не помешало Глебу Сиверову рассмотреть и запомнить это ювелирное изделие. А также он увидел глаза мужчины, вернее, один глаз и часть лица.
– Если бы не этот чертов ветер, то наверняка я смог бы сделать нормальный снимок. А потом через Поливанова мне, может быть, удалось бы установить личность этого толстяка.
* * *
Созвонившись с Поливановым, Глеб договорился с ним о встрече.
Они сидели в шумном кафе за столиком в углу и были похожи на журналистов, обсуждающих материалы для очередного репортажа. По окнам кафе стучали капли холодного осеннего дождя, прохожие прятались под зонтики, кутались в шарфы, отворачивались от пронизывающего ветра.
Поливанов был возбужден. Потапчук вновь вызывал его к себе и долго распекал за то, что Поливанов да и знаменитый агент Слепой, никак не могут раскрутить дело с производством наркотиков.
Поливанов, конечно же, не рассказывал Глебу про то, как нервничал и ругался генерал, но по разговору Глеб догадался и, передавая снимки, участливо справился:
– Что, досталось от генерала?
– Конечно, досталось, – бросил в ответ Поливанов.
– Ничего, обойдется, – сказал Глеб, – хотя у меня все время такое ощущение, что я нахожусь в каком-то запутанном лабиринте и никак не могу добраться до выхода. Блуждаю, блуждаю, натыкаюсь на углы, преодолеваю препятствия, но вместо того, чтобы приближаться к выходу, я запутываюсь все больше.
Поливанов задумчиво качал головой, рассматривая фотографии.
– Вот этот приезжал к нашему меценату. Кто это такой, хотелось бы знать?
Поливанов пожал плечами.
– А вот глянь сюда, – Глеб показал снимок, на котором была видна только рука с короткими толстыми пальцами. – Смотри, какой перстень, может, по нему удастся вычислить владельца?
– Знаешь, сколько сейчас перстней? Все эти «новые русские», а так же все бандиты, рэкетиры и прочая шваль норовят навешать на себя как можно больше украшений. Перстни, браслеты, дорогие часы, цепи на шее… Вряд ли по перстню можно опознать человека.
– Но ты глянь, он не совсем обычный.
Поливанов вновь неопределенно пожал плечами.
Но вдруг, когда он разглядывал следующую фотографию, смутная догадка мелькнула у него в голове.
«Где-то я видел этого человека… Этот идеально круглый череп… Но где? Когда?»
– Ну, что скажешь? – спросил Глеб.
– Да ничего не скажу. Я возьму эти снимки, покажу нашим людям, может, они в курсе.
– Только будь осторожен, – предупредил Глеб. – И вот еще: черный «мерседес», номер московский. Вот эта машина, вот номер, а вот люди, которые явно охраняют толстяка. Посмотри, может, их лица тебе знакомы?
– И их покажу, – сказал Поливанов. – Надо ускорить дело.
– У меня есть один вариант, – сказал Глеб, глядя в серые, стального цвета глаза Поливанова.
– Говори.
– Я попробую прижать Альберта Прищепова.
– Как ты собираешься его прижать? – Поливанов взглянул на сосредоточенное лицо Глеба.
– Он идет на контакт. Я предложил ему одну сделку.
– Ты имеешь в виду вложение денег в торговлю произведениями искусства?
– Да. Правда, он пока молчит, никак не реагирует.
– Попробуй, – сказал Поливанов. – А если это не удастся?
– Я буду действовать своими методами, – твердо произнес Глеб.
– Смотри, чтобы не ускользнула последняя ниточка. Ведь больше у нас ничего пока нет, хотя, возможно, и эта ниточка никуда не ведет.
– Возможно. Но интуиция мне подсказывает, что если за нее хорошенько потянуть, будут результаты.
Поливанов молчал, допивая кофе. Затем он ловко перевернул чашечку и поставил ее кверху дном на блюдце.
– Что, гадаешь на кофейной гуще?
– В последнее время я стал довольно суеверным, – признался Поливанов и улыбнулся… Его улыбка была совершенно неофициальной, это была улыбка уставшего, измученного службой человека.
Глеб перевернул свою чашечку.
– Что, тоже суеверный?
– Да нет, просто любопытно.
Мужчины посмотрели в глаза друг другу.
– Ну, мы как дети, – сказал Глеб.
– Ничего в этом плохого нет, – ответил Полковник, поднял свою чашку и принялся поворачивать ее, рассматривая рисунок, образовавшийся на дне.
– И что там? – спросил Глеб.
– Очень похоже на собаку с раскрытой пастью.
– Да, похоже, – согласился Глеб. – Только глаза не хватает.
– А покажи, что у тебя?
Глеб поднял свою чашечку и подвинул к Поливанову. Тот посмотрел и улыбнулся.
– А у тебя похоже на женщину.
– Где? – наклонился Глеб.
– Вот, смотри. Это голова, это грудь, а вот это волосы.
– Ну, тебе всюду женщины мерещатся! – пошутил Сиверов и подал полковнику руку. – Я пойду, пожалуй.
– Успехов, – ответил Поливанов, продолжая рассматривать кофейные разводы на дне чашки.
* * *
Глеб покинул кафе, сел в свои «жигули» цвета мокрого асфальта и нажал на газ.
А Поливанов еще долго сидел за столиком, размышляя над кофейной гущей, поворачивая чашку то так, то эдак.
* * *
Автомобиль Глеба Сиверова мчался в сторону Крымской набережной. Глеб въехал в соседний с домом Прищепова двор, тщательно закрыл машину и побежал к таксофону.
Даже не вытаскивая из внутреннего кармана своей куртки твердый кусочек картона с золотой витиеватой надписью, Глеб по памяти набрал номер Прищепова.
Альберт Николаевич долго не подходил к телефону, и у Глеба уже мелькнуло подозрение, что он уехал куда-нибудь.
Наконец трубку подняли.
– Вас слушают, – раздался вкрадчивый голос Альберта.
– Это Молчанов беспокоит, – твердо и чуть нагловато сказал Глеб. – Альберт Николаевич, надо встретиться.
– Что, прямо сейчас?
– Да, дело не терпит отлагательства, – так же твердо сказал Глеб.
Прищепов замешкался и некоторое время раздумывал Глеб представлял себе его лицо, представлял, как тот морщится, словно от зубной боли, и шевелит губами.
– Ну что ж, давайте встретимся, – наконец согласился Прищепов, – только когда и где?
– Я недалеко от вашего дома. Желательно прямо сейчас.
– Сейчас? – недовольно пробормотал Прищепов.
– Да-да, прямо сейчас, минут через десять. Я к вам поднимусь, – тоном, не терпящим возражений, сказал Глеб.
– Хорошо, только я…
Но Глеб уже повесил трубку.
* * *
Прищепов положил трубку, опустился в кресло и потер виски.
«Что это такое? Что все это может значить?» – задумался он, быстро моргая глазами, под которыми темнели мешки.
Он уже давно пересчитал деньги и через час собирался встретиться у ВВЦ с директором музея, экспонаты которого должны были отправиться за океан, в далекий Лос-Анджелес.
«Что же ему надо? – размышлял Прищепов. – К чему такая спешка? Ну, ладно…»
Он уже был одет, шелковый халат висел на плечиках. Прищепов расхаживал по квартире.
Зазвенел звонок.
«Да, он пунктуален», – отметил про себя Альберт Николаевич, подходя к двери и глядя в глазок.
За дверью стоял и улыбался Глеб Сиверов. На плече у него висела спортивная сумка.
«Неужели деньги притащил?» – подумал Альберт Николаевич, открывая свои замысловатые замки.
– Добрый день, – сказал Глеб, входя в квартиру.
– Здравствуйте, здравствуйте. Неожиданный, конечно, звонок. У меня тут дела… – быстро заговорил Прищепов, – у меня деловое свидание, так что времени у меня не много.
– А я думаю, что вы найдете для этого разговора время.
– Присаживайтесь, – пригласил гостя Прищепов и прошел в гостиную.
Глеб последовал за ним и буквально плюхнулся на мягкий кожаный диван. Сумку он оставил в прихожей.
– Так в чем дело?
– Знаете, Альберт Николаевич, мне надоело темнить и вести с вами беспредметные переговоры. Скажите, на кого вы работаете? Кто стоит за вами?
От этих вопросов меценат поежился, и его глаза заморгали еще быстрее.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Да все вы понимаете.
– Ну, конечно, я связан с определенными людьми… – принялся пространно объяснять любитель антиквариата, – Я знаком со многими коллекционерами, с дипломатами, с директорами музеев и владельцами галерей…
– Я не об этом, – оборвал его Глеб.
– Тогда я не понимаю.
– Я о наркотиках.
– О каких наркотиках?! – нервно воскликнул Прищепов и вскочил с кресла, словно на сиденье оказались горячие угли.
– О самых обыкновенных. Вернее, о тех, которые вы продаете.
– Я ничего не продаю.
– Да ладно, будет, – отрезал Глеб. – Чем быстрее вы все расскажете, тем лучше будет для вас.
– Я не понимаю, о чем вы говорите… Это наглость – вот так вот обвинять меня в том, чего я даже. не знаю.
