– Нет, я Федор Молчанов, – твердо произнес Глеб.
– Ну что ж, Федор, памятник на твоей могиле я ставить не собираюсь, так что, если хочешь, будь Федором Молчановым. А разговор у нас будет серьезный. Кто тебя послал?
– Никто, – тряхнув головой, словно отбрасывая навязчивые мысли, ответил Глеб, – я сам решился на этот отчаянный шаг.
– Ах, отчаянный шаг… – вновь хлопнул себя ладонями по коленям Владимир Владиславович Савельев.
Бриллиант в перстне на его пальце сверкнул и тут же погас. И Глеб подумал, какую хорошую он сделал фотографию.
– Так ты говоришь, сам решил за мной следить? Тогда встает следующий вопрос: зачем?
– Я хочу вернуть свои деньги.
– Свои деньги? А ты что, мне одалживал или давал под проценты? Я тебя, Федор Молчанов, вообще впервые вижу. А деньги привык зарабатывать сам и ростовщичеством не занимаюсь.
– Я понимаю, – вновь тряхнул головой Глеб, – но дело здесь вот в чем, Владимир Владиславович…
– Ты даже знаешь мои имя и отчество?
– Конечно, знаю.
– Откуда? Кто сказал? – Савельев вскочил со своего места.
Табурет качнулся и загрохотал, эхо гулко рассыпалось под низкими сводами огромного подвала.
– Знаю от Прищепова.
– А кто такой Прищепов? – хитро прищурив глазки, осведомился отставной полковник КГБ.
– Ну, как же, – пытаясь прикинуться простачком, заговорил Глеб, – ведь Альберт Николаевич сказал, что мои деньги пойдут в дело, что у него с вами надежные отношения.
– Он тебе так и сказал?
– Да-да, – усердно закивал Глеб, другой возможности еще как-то убедительно показать, что он говорит правду, у него не было.
– Значит, Прищепов рассказал тебе обо мне, а сам он сейчас мертвый, лежит в одном из московских моргов. Его уже, наверное, вскрыли, выпотрошили, зашили… – неторопливо прохаживаясь от стены к стене, задумчиво говорил Владимир Владиславович Савельев. – А вопрос знаешь в чем, Федор Молчанов?
– В чем?
– А вопрос в том, кто замолил Прищепова. И у меня есть серьезные подозрения, что это дело твоих рук.
– Да что вы, Владимир Владиславович! Я никогда!
Я ж ему отдал деньги.
– Много денег? – уже с интересом взглянул на Глеба Савельев.
– Много. Все.
– А все – это сколько? Я люблю, когда называют цифры, я вообще неравнодушен к математике… Ты лучше рассказывай обо всем честно, не стараясь соврать.
У меня не так много времени, чтобы беседы с тобой беседовать.
– Прищепов сказал, что вложит мои деньги в очень выгодное предприятие.
– Так и сказал? – вновь хохотнул Владимир Владиславович.
– Да, именно так. И он еще сказал, что вы, его партнер, и партнер очень надежный, давний.
– Ну что ж, к сожалению, невозможно уже спросить у этого придурка, правду ли ты говоришь, Федор Молчанов.
– Правду, правду!
– А вот мне кажется, что ты врешь, что ты, скорее всего, из ФСК.
– Я из ФСК?! Да что вы!
– Тогда откуда?
– Бизнесмен из Питера.
– Из Питера?
– Да, из Питера. Я живу на Васильевском острове.
– Может ты и жил там, но больше ты туда никогда не вернешься, судя по нашему разговору. Так сколько денег ты отдал Прищепову?
– Полмиллиона долларов.
– Ого! – патетично воскликнул Савельев. – Целых полмиллиона! А где ты их взял?
– Заработал.
– И это все, что ты заработал?
– Да, – сказал Глеб, опуская голову.
– Наверное, праведными трудами, наверное, в поте лица…
– Это все, что я заработал за три года.
– Не густо, – пожал круглыми плечами Савельев.
– Но это все, что у меня было.
Савельев прекрасно понимал, что человек, сидящий перед ним, связанный и беспомощный, нагло врет. Но Савельеву хотелось подразнить своего пленника, сделав вид, что искренне верит всем его рассказам.
– Вот незадача получилась… Я об этих деньгах ничего не слышал и в глаза никогда их не видел. Может, он их унес с собой? Может, закопал где-нибудь? Деньги-то действительно немалые.
– Мне ничего не надо, ничего. Я только хочу получить их назад.
– Ну что же, может быть, и получишь, если будешь говорить правду.
– Так я и говорю правду, чистую правду.
– Может быть, ты даже сам в это веришь? А вот я не поверил ни одному твоему слову и думаю, что именно ты замочил Альберта Прищепова. И знаешь, даже думаю, что правильно сделал. И жду я от тебя, Федор Молчанов, только одного – что ты расскажешь правду.
Ведь тебе нет никакого смысла таиться, иначе из этого подвала тебе живым не выбраться никогда, – взглянув на крюк в потолке, произнес отставной полковник КГБ и хлопнул в ладоши На этот звук в подвале моментально появился один из охранников, явно истосковавшийся по работе.
– Что, Владимир Владиславович?
– Вот этот молодой человек совсем не желает говорить правду, а, глядя мне в глаза, нагло врет.
– Что с ним делать?
– Для начала по-своему поговори с ним минут пятнадцать, а я пройдусь, подышу воздухом, а затем продолжу беседу.
Владимир Владиславович Савельев преспокойно развернулся и, не торопясь, на своих коротких ножках принялся преодолевать одну ступеньку за другой.
Вскоре с визгом и скрежетом закрылась дверь, и в подвале воцарилась тишина, в которой Глеб расслышал, как охранник тяжело вздохнул и хрустнул суставами пальцев. Глеб догадался, что сейчас будет.
Охранник как-то весь подобрался, расставил пошире ноги и посмотрел на Глеба так злобно, словно тот был его заклятым врагом.
– Почему ты не хочешь говорить правду?
– Я все сказал… – прошептал Глеб.
– А вот Владимир Владиславович так не думает. А он думает всегда правильно.
Охранник резко выдохнул, и его волосатый кулак удалил Глеба в челюсть. Глеб вместе с креслом рухнул на бетонный пол и стал отплевываться кровью, соленой и густой.
А охранник заложил руки за спину, обошел беспомощно лежащего Глеба, пару раз ткнул его башмаком под ребра, но не сильно, лишь напоминая о своем присутствии.
– Так ты будешь говорить или нет?
– Пошел к черту! – выкрикнул Глеб, сплевывая кровь.
– Значит, не хочешь говорить? Ну что ж, ты сам выбрал, – и охранник, схватив Глеба за волосы, поднял его вместе со стулом, а затем, отойдя на два шага, изогнулся, пружинисто подпрыгнул и ударил ногой в шею.
Если бы Глеб не подставил плечо и чуть-чуть не пригнулся, то его голова могла бы отлететь к стене. А так подошва, скользнув по куртке, только ободрала шею.
Но охранник сразу же, развернувшись на одной ноге, ударил ребром ладони Глеба по ключице.
– Ты учти, гад, это только разминка! – зарычал охранник, его глаза налились кровью, а щеки судорожно задергались.
И он с остервенением набросился на Глеба – так голодный пес набрасывается на кость.
Глеб потерял сознание и очнулся уже тогда, когда на него из шланга лили холодную воду. Он открыл глаза.
Красные и синие круги проплывали перед ним, ему показалось, что у стены стоит не один охранник, а целая дюжина.
– Так ты будешь говорить? – где-то прямо у самого уха послышался злой окрик. – Будешь.., будешь… будешь…
От звука голоса Глеб содрогнулся. У него было такое ощущение, что молотком колотят по темечку. Его уже давно так сильно не били, и Глеб понимал, что они не остановятся – независимо от того, скажет он правду или будет молчать.
«Сколько уже прошло времени? – подумал Глеб. – Почему не идет Савельев? Ведь его приход будет передышкой, которая позволит собраться с силами, сосредоточиться».
Наконец-то заскрежетала дверь, и Владимир Владиславович Савельев спустился в подвал. Держа руки в карманах своего роскошного светлого плаща, он подошел к Глебу и внимательно его осмотрел.
– Ну, что ты надумал, Федор Молчанов? Или как там тебя?
– Я не Федор Молчанов.
– А кто ты?
– Я Глеб Сиверов.
– Глеб Сиверов? Это уже интересно. Но для меня это не имеет никакого значения – Молчанов ты, Сиверов, или Югов. Кто тебя послал? Чье задание ты выполняешь?
– Полковника Поливанова, – ответил Глеб. – Если вы меня развяжете, я все расскажу.
– Развязывать тебя никто не будет.
Савельев улыбнулся. И его улыбка, а скорее, выражение глаз, не предвещало добра. Глеб прекрасно понял, мгновенно сообразил, что пощады ждать не стоит и что в данной ситуации его не спасет самая святая правда.
Ведь он абсолютно не нужен Савельеву О том, что люди полковника Поливанова упустили машину Савельева, Глеб, конечно же, не знал. Он все еще рассчитывал на поддержку Поливанова, надеялся, что будет спасен. Но надеяться ему уже было не на кого.
– Знаешь, Сиверов-Молчанов, – заложив руки за спину и медленно прохаживаясь на коротких ножках, пробормотал Владимир Владиславович Савельев, – в общем, ты можешь ничего мне не рассказывать, давай лучше я тебе кое-что расскажу и кое с чем ознакомлю.
Думаю, именно это тебя так сильно интересует, что ты даже рискнул собственной головой.
