— Повезло…
Это было не самое уместное слово. Если бы Галина не сделала того, что сделала, испугалась бы или поступила как-нибудь по-другому, могло и не повезти. Так что молодец, девчонка!
— А дальше?
Это опять Лида.
— А дальше что? — неспешно отреагировал Санька. — Леонтич, старичок прокурорский, из дома его вытащить пришлось, недолго думая, закатал этого кренделя по сто двадцать второй[2]. Допросил его бегло, для проформы, потом, дескать, с подробностями разбираться будем. Не стоит из-за этого мухомора выходной день портить. Везите меня домой. Но штаны у него изъять успел. Мало ли… Надо бы, конечно, судебного медика, осмотр произвести, но это уж дело хозяйское, прокурорское, то есть. Ага.
Саня покряхтел, устраиваясь поудобней, результатом не удовлетворился и пересел на стул.
— Оно у вас пыточное, что ли? — спросил, кивая на кресло. — Для врагов?
Я только развёл руками — не знаю, мол. Не моё хозяйство. А Санька продолжил:
— Чувачок-то этот из Вологды оказался, а в Череповец, похоже, как на охоту ездил. Этого я не знаю. Может, и в этот раз с победой домой возвращался. Проверять надо. Только ведь не каждая потерпевшая заявлять станет. А ножишко при нём интересный оказался. Потянет, пожалуй, на холодное оружие. Так что ещё одна статейка ему до кучи. Кстати, (ох уж это Барыкинское «кстати»), никакой он не Пётр, а Юрий, Юрий Перегудов.
— Да, — вдруг оживился Саня, — а Галина ему всё-таки в рожу-то плюнула. Мы ей условия для этого создали. Уже в райотделе. Мы ведь как из пикета ехали, так Боря всю дорогу причитал, что «коняшку» его сломаем: вояки оба, мы с Гришкой, Галина, мы её к Боре посадили, и мерзавец этот. На полу рожей книзу валялся. Вояки по ходу дела начали подозревать, что к чему, но молодцы, с вопросами не лезли. Мы в райотделе военных-то быстренько опросили, да и отпустили с богом и благодарностью. Вологодские оба, в увольнение ехали. Это уж когда прокурорский следователь отбыл, мы Галине дали маленько душу отвести. Присматривали только, чтобы рожу не исцарапала, а так всё дозволили, даже по яйцам напинать.
Лида засмущалась, а Барыкин хохотнул, видимо вспомнил что-то, но дальше продолжил совершенно серьёзно:
— Да, Лёшка, скажу я тебе — у Галины как будто гора с плеч. И взгляд другой, и плечи расправились, особенно после экзекуции своего обидчика. Аж раскраснелась вся, глаза огнем сверкают, любо поглядеть. Тебе привет и благодарность передавала. Если бы, говорит, не разговоры с вами тогдашние, может и не решилась бы так поступить. А потом жалела всю жизнь. Я её после всех дел до автовокзала подкинул на Боре, пока вызовов не было, да на автобус посадил. Теперь-то уж ей с матерью полегче встретиться будет.
[1] Из романа С. Моэма «Театр»: «Главное — это умение держать паузу, чем больше артист — тем больше у него пауза».
[2] Ст. 122 УПК РСФСР Задержание подозреваемого в совершении преступления.
Глава 20
Не дежурством единым…
На следующий день я опять оказался на дежурстве. Видимо, начальник спецкомендатуры быстро и хорошо усвоил, что раз я не отдыхаю после смены, значит в этом и не нуждаюсь. Стало быть, ничего страшного не произойдёт, если Воронцов со своей неутомимой прытью подменит внезапно заболевшего Кирьянова.
Когда я к вечеру предыдущего дня пришёл, как и было обещано, доложить Петру Петровичу, что все формальности по раскрытию кражи выполнены, он посмотрел на меня с такой любовью, что я испугался.
— Вот, полюбуйтесь, — обратился он, глядя куда-то за мою спину, — вот так надо работать и всем нам, товарищи! Не считаясь с личным временем, так сказать, без сна и отдыха, так сказать.
Я обернулся — а вдруг кого-то не заметил при входе? За спиной никого не было. Только на стене висел тяжёлый деревянный щит с большим инкрустированным Владимиром Ильичом в привычной кепке. Произведение искусства было явно зоновской работы. Ленин со знакомым прищуром глаз зорко смотрел в зарешечённое окно кабинета и речей начальника, похоже, не слушал. Но тот, нисколько не смущаясь этим обстоятельством, не снижая пафоса, продолжал:
— Но нам ни в коем случае нельзя останавливаться на достигнутом. Сегодня раскрыли кражу пальто, завтра и на раскрытие грабежа можем замахнуться! Верно, товарищ Воронцов?
Я слушал этот бред и тихонько угорал. Он что, тоже товарища майора из розетки боится? Так вроде бы времена не те. Или меня за полного идиота принимает? А ещё мне было интересно, как он перейдёт к следующему вопросу.
Дело в том, что ещё днём меня каким-то таинственным образом выловил тот самый Кирьянов, когда я был в райотделе, и попросил не отказываться отдежурить за него завтра, если такое предложение поступит. А он, Кирьянов, в свою смену выйти никак не может.
— Накладка у меня страшенная, понимаешь, — рокотала телефонная трубка голосом моего кратковременного наставника, — дежурства совпадают: и на службе, и на шабашке. А я там и так уже два раза смены пропустил. Теперь и шугнуть запросто могут. Подстрахуй, будь другом. А за мной не пропадёт, сам знаешь.
А почему не подстраховать, если человек хороший? Так что я согласился. И вот теперь ждал, когда же, наконец, и каким образом шеф вывернет на нужную тему.
Шеф вывернул так:
— Но ничего в нашем суровом деле нельзя добиться, никаких результатов, понимаешь ли, без надёжного плеча товарища. Так ведь, товарищ Воронцов? Вот и вам вчера подставил своё плечо ваш друг и сослуживец Старожилов, бескорыстно принявший на себя ваше дежурство. Может быть без этого у вас ничего и не получилось бы.
Я обалдел. Вот это да! Настоящий виртуоз и эквилибрист наш начальник-то оказывается! Да ещё и мастер на чужом горбу в рай ехать. Ещё немного — и окажется, что вся спецкомендатура Нинино пальто искала, а я только помог маленько. Я уж не говорю о том, что Старожилов мне такой же друг, как…
Я не успел придумать, кем является для меня Старожилов, потому как начальник решил продолжить свою речь.
— Только взаимовыручка и взаимопомощь делает нас несокрушимыми. Вот вчера Старожилов помог вам, а завтра вы поможете Кирьянову.
Ну вот, наконец-то! А начальник пытливо посмотрел на меня:
— Ведь поможете? Товарищ Воронцов, поможете?
Своё обещание Кирьянову я уже дал, осталось подтвердить начальнику беспрекословную решимость не бросать сослуживца в беде. Так что я выгнул грудь колесом и чётко отрапортовал:
— Так точно, товарищ майор!
Товарищ майор одобрительно посмотрел на меня, молодец, мол, я в тебе не ошибся. Потом продолжил:
— Я, конечно, не могу приказать вам заступить на дежурство через сутки, зная, что и сегодня вы посвятили весь день работе и не отдыхали после прошлой смены. Но у товарища Кирьянова серьёзная беда — прострел радикулита. Человек просто двигаться не может. Надо же выручать товарища!
— Так точно, товарищ майор! Выручу, товарищ майор!
Пётр Петрович успокоился и посчитал, что официоза уже достаточно. Он вальяжно махнул рукой:
— Полноте, Алексей Николаевич, мы же не на плацу всё-таки. Просто — Пётр Петрович. А то, что вы проявили готовность постоять за честь подразделения, вам обязательно зачтётся. Только сейчас — больше никакой работы. Марш домой и спать перед сменой.
И я был милостиво отпущен отдыхать перед внеочередным дежурством. Я шёл и думал, что начальник всё перевернул по своему обыкновению. Ни за какую честь я стоять не намерен, а просто собираюсь выйти завтра на внеочередное дежурство. Только и всего. И опять это словечко — «зачтётся», от которого пахнет уж никак не поощрением, а скорей даже наоборот.
Это было вчера, а сегодня на своём внеочередном дежурстве я прикидывал, как бы наряду со своими прямыми обязанностями немножко позаниматься непрямыми, а если уж совсем точно, так даже не обязанностями, а теми хлопотами, которые я добровольно водрузил на себя. Требовалось найти отставного прапорщика и поторопить его с характеристикой на непутёвую Зинаиду Окуневу. Именно её (характеристики, а не Зинаиды) мне не хватало для совершения дальнейших шагов. Ещё надо было придумать, как свинтить на часок с дежурства и сбегать до райотдела. Повторно воспользоваться предлогом работы по раскрытию преступления мне показалось не лучшим приёмом. Пожалуй, придётся пожертвовать обедом.