А тут Галина решила: поеду — и всё тут. Оделась соответствующе — курточка старенькая, сапоги. Не в туфельках же ехать — холодно уже, да и асфальта тебе там никто не обещал. От автобуса ещё километров пять пешком грязь месить. На попутку в выходной надеяться не приходится. Ну вот, собралась, поехала. Гостинцы кой-какие заранее купила.
На автовокзале давка. Автобусы, которые не межгород, а так, в сельскую местность, народ штурмом берёт. Тут уж у кого как получится. Вон какие-то две тётки собачатся. Уж и автобус ушёл, а они всё уняться не могут, доказывают друг другу, у кого прав больше уехать.
Галине повезло, удалось билет купить. Но иметь билет и уехать — это ещё не одно и то же. Пошла проверить, не поменялась ли площадка, с которой автобусы в их сторону отправляются. Проверила, успокоилась — всё как прежде. До отправления ещё час почти, а присесть негде. В зале все места заняты. Приметила одну женщину с девочкой, вроде приличная, доверие вызывает. Подошла, попросила за сумкой своей присмотреть. Вот тут, мол, пусть постоит, а вы поглядывайте, мало ли что. Та пообещала, не беспокойся, дескать.
Как время скоротать? Да легко. На вокзале всегда интересно за людьми наблюдать. Угадывать по поведению, по одежде, по вещам: вот этот туда едет, а эти вон туда-то. Пусть никогда правду и не узнает, но всё равно. Хотя иной раз можно и проверить. Вот этот дядька, например, которого она определила, как небольшого начальничка из областной столицы, направился на выход. Дай-ка, посмотрю, может к Вологодскому автобусу пойдёт. Точно, туда и топает. Так что я молодец, правильно угадала.
И вдруг, как ожог в сердце — голос знакомый. Ещё не сообразила, чей, но сразу мурашки по телу и дыхание сбилось. И почти сразу поняла, чей это голос — это же «Петра», обидчика её шелудивого. Начала всматриваться –ничего не понять, народ на посадочной площадке на Вологду клубится беспорядочно, а голоса больше не слышно. Подошла поближе и увидела — вот он, гад! Одет невзрачно, глазу не за что зацепиться, но она бы его из тысячи узнала. В руке бумажка какая-то, билет, наверное. Вот сейчас сядет в автобус — и пиши пропало, укатит, гад, а там ищи — свищи. Её-то уж точно в автобус не пустят без билета, да и что она в этом автобусе делать будет?
Подошла поближе и чуть со страху не умерла — «Пётр» прямо по ней мазнул глазами. Но не узнал, видно. Да и как узнать, если она сегодня словно старушенция деревенская одета?
Что делать, что делать? Бежать за милицией? Тут пока бегаешь, автобус уйдёт, да может и нету поблизости никакой милиции. Кричать? — Так спугнуть можно. Опять же, а кричать-то что? Не будешь же кричать правду о том, что он с тобой сотворил — только народу повод поглумиться над собой дашь. А пока люди соображают, что к чему, этот её Пётр сбежать успеет. Стала вспоминать, чему её эти два парня из милиции учили, пока сидели у неё дома в засаде да чай пили. Только мысли все враскоряку — не лучший момент для спокойных размышлений. И всё-таки что-то блеснуло на задворках сознания. И больше уже ничего не думая, Галина протиснулась поближе к своему обидчику сзади и встала вплотную к нему. Теперь надо немного постоять, чтобы окружающие привыкли — стоит тут тётка и стоит.
Целую минуту ждала. Слава богу, ничего не происходит. А сердце бухает так, что окружающим слышно, наверное. «Пётр» стоит спокойно, всё внимание на дверь «Икаруса» — вот-вот посадка начнётся. Теперь пора. Ну, господи, помоги! (А кого ещё просить в такую минуту?) И с громкими воплями «Ой, украл!» Галина что есть мочи обхватила сзади своего обидчика.
Сработало. Окружающие люди начали оглядываться на крики и даже слегка расступились так, что образовалось немного свободного места. А Галина продолжала верещать:
— Вор! Вор! Украл! Кошелёк украл! Держи вора!
Держать вора — это всегда интересно. Где тут вор? Кто кричит? Праздный народ вокруг начал оглядываться на крики, придвигаться поближе к эпицентру скандала. Теперь через это кольцо вырваться было бы не так-то просто. Только Галина этого не видела и об этом не думала. Ей было важно не упустить негодяя. А негодяй очухался от неожиданного нападения и начал вырываться. Это ему почти удалось, но тут их взгляды встретились, и вот теперь-то насильник узнал свою жертву.
Секундный ступор, а потом «Пётр» рванулся с удесятерённой силой. Куда тут девушке удержать крепкого мужика! Вырвался, но пробиваться через толпу не стал, правильно рассудив, что это будет затруднительно. И потом, убегающий всегда виноват. Могут ведь и поймать, и люлей наложить в горячке-то. «Пётр» избрал другую тактику. Он деланно развёл руками:
— Катюха, ты откуда здесь?
И к народу:
— Граждане, это знакомая моя, Катерина! Шутит это она так! Всё — всё! Не обращайте внимания!
Кто-то из толпы и впрямь потерял интерес к происходящему — глупая шутка, позабавиться нечем. Но два паренька в военной форме с курсантскими погонами продолжали внимательно наблюдать за происходящим и даже подобрались поближе.
А Галине упоминание имени Катя, которым она назвалась тогда своему обидчику, будто сил придало.
— Врёт он всё! Вор! Вор! Люди, не верьте. Я его не знаю. Меня Галя зовут.
И вот тут нервишки у «Петра» не сдюжили. Он ломанулся прямо сквозь плотное кольцо людей и даже смог немного углубиться, но, на свою беду, завяз. А тут и курсанты эти подоспели, взяли крепенько «Петра» под белые ручки, да так, что тот скривился от боли, но продолжал гнуть свою линию:
— Ребята, да что вы, в самом деле, шутка это всё. Не верьте ей.
Но в голосе его уже начали проскальзывать истерические нотки. Галина, поправляя растрепавшийся платок, приблизилась к своему обидчику и сердито сказала, чеканя каждое слово:
— Меня зовут Галина, понял, козёл? И ты меня ещё не знаешь.
Она даже хотела плюнуть в ненавистную рожу, но погасила столь уместное желание — вдруг в этих замечательных военных ребят попадёт ненароком? А у них возник вопрос: кошелёк-то где? Надо бы найти.
Тут Галина слегка стушевалась, но на её счастье, вопрос развития не получил, когда вместо кошелька один из курсантов вытащил из-за опуши штанов задержанного выкидной нож. Ну, теперь-то его точно надо в милицию! Люди, обступившие место происшествия и вытягивающие шеи, чтобы получше видеть происходящее, теперь послушно освободили проход: надо — значит надо. Военные знают, что делают. Нашлись ещё добровольцы помочь курсантам и потащили упирающегося и всё ещё лепечущего про какую-то то ли ошибку, то ли шутку парня в милицейский пикет.
В пикете он окончательно понял, что влип бесповоротно, и остатки самообладания покинули его. «Пётр», уже не пытаясь бежать, рухнул на заплёванный пол к ногам Галины и начал умолять простить его, что ему в тюрьму никак нельзя, что там таких не любят.
— Катя, Катюша, или Галя, Галенька, я жениться хочу. Выходи за меня… И всегда хотел, не успел только. — пыхтел он, захлёбываясь слезами. — Я тебя на руках носить буду… детишки… А там же меня…
Курсанты начали переглядываться — дело принимало совсем другой оборот. Но это было уже неважно. Заполняя собой оставшееся свободное пространство, в пикет заходил старший лейтенант Барыкин со своим невзрачным помощником Гришкой.
Как всё-таки хорошо, что именно он. Галину отпустило, наконец, ощущение натянутой внутри себя струны– он всё сразу поймёт, и не надо ничего объяснять при этих людях. Им, конечно, спасибо всем, особенно этим военным паренькам, но как хорошо, подумала она снова, что никому ничего не надо объяснять.
Галина брезгливо оттолкнула ногой ползающего в грязи «Петра» и с облегчением сказала Барыкину:
— Это он. Я его поймала.
Санька сидел на кресле, отдыхал после своего рассказа. Лидочка молча переживала услышанное. Она была хоть и невеликого милицейского опыта, твёрдо знала, что раскрываемость настоящих глухих изнасилований, не таких, где сначала не собирались, а потом случилось (эксцесс исполнителя по-учёному), а настоящих, маньякоподобных, близка к нулю. Наконец, она прошептала:
