Она поставила на стол зеленые чашечки с золотым ободком и подала нам кофе, который согрела в чугунке. Запах цикория был сильнее аромата кофе. «Сколько сахара вы хотите?» – спросила она. Мы положили по два кусочка в каждую чашку, а еще один дядя Хуан спрятал в карман. «Не знаю, удастся ли тебе уговорить Убанбе, Беатрис. Он тоже слегка не в себе. По случаю приезда Ускудуна во время праздника пройдут боксерские бои, и молодежь хочет, чтобы Убанбе попробовал свои силы». Беатрис села напротив нас. «И что собирается делать Убанбе? Драться?» – спросила она. «Ну да. С профессиональным боксером. Говорят, он тренируется». – «Ну, так пусть и с мотыгой потренируется», – сказала Беатрис.
Мы уже встали, собираясь уходить. «Так, значит, Поль вышел из своей могилы», – вздохнула Беатрис, глядя в окно в сторону загона. «Плохо то, что все останки разбросаны», – сказал Хуан. «Думаю, голова у меня уже не очень хорошо работает, – снова вздохнула Беатрис. – Я видела, как кружатся вороны, но ни о чем таком не подумала. Будто воронье трава может привлечь!» – «Со мной то же самое произошло. Я обратил внимание на ворон, но не придал этому значения». Женщина проводила нас до дверей. «Дело в том, что Эусебио был уже стар, когда это случилось с конем, – объяснила она. – Наверняка он копал неглубоко. Или, может быть, положил меньше извести, чем было нужно». – «Эусебио хорошо выполнил свою работу, – возразил дядя. – Но здесь часто идут дожди, и почва становится мягкой. Да кроме того, лес очень близко. А может быть, какой-нибудь зверь там рылся. Возможно, кабан». – «По мне, так это скорее собаки, Хуан». – «Пожалуй, ты права». Дядя открыл дверь. «Похоже, проясняется», – сказал он.
Мы вышли на улицу, и Беатрис улыбнулась мне: «Ты все время молчал, Давид». Я сказал ей в ответ какую-то банальность. А сам думал о фразе, которую только что услышал на кухне: Дело в том, что Эусебио был уже стар, когда это случилось с конем.
В таких местечках, как Обаба, где связь между поколениями поддерживалась посредством имен – скончавшийся человек мог оставить после себя крестников, носивших то же имя, что и он, – было вполне естественно, если человек, которого звали Эусебио, оказывался в той или иной степени родственником всех, кого звали так же. У меня не было сомнений: старый хозяин этого дома, муж Беатрис, отец Лубиса, должен был находиться в родстве с Эусебио, фигурировавшим в списке из тетради с гориллой. Это даже мог быть один и тот же человек.
Беатрис ласково говорила мне: «Ты даже не представляешь, как я рада, что вы с Лубисом так хорошо ладите. Потому что мой сын хорошо воспитан, хоть он и крестьянин. Ему гораздо приятнее с тобой, чем с Убанбе и со всеми этими скандалистами». – «Я тут подумал вот о чем, Беатрис, – перебил дядя, подходя к нам. – Я поговорю с управляющим лесопильни. Попрошу, чтобы завтра он дал отгул Убанбе и второму парню, Опину. Вместе мы быстрее все закончим».
Когда мы пошли к Ируайну, собачонка побежала за нами. «Ну-ка, попробуй поймать!» Дядя Хуан подбросил в воздух кусочек сахара, который был у него в кармане. «Да ты прямо настоящая артистка!» – воскликнул он, когда собачка точным прыжком схватила его.
Я следил за всеми этапами захоронения коня, сидя на каменной скамейке Ируайна: Лубис, Опин и сам дядя лопатами бросали землю; Убанбе железным ломом разбивал комья и разравнивал землю; Панчо и Себастьян носили нечто похожее на песок в корзине, которую мы называем kopa. Закончив, все вместе спустились к реке вымыться. Потом вся компания с дядей во главе направились к дому Аделы, они смеялись, довольные сделанной работой, в ожидании хорошего обеда. Я помахал им рукой и остался на каменной скамейке.
Лубис пришел поинтересоваться, как я себя чувствую. Не снизилась ли у меня температура. Я воспользовался этим предлогом, чтобы не присоединяться к компании, а теперь действительно чувствовал себя больным. «Хочешь, я вызову врача, Давид?» – спросил Лубис. Нет, я не хотел. В этом не было необходимости.
Вран. Я вспомнил, что первое известие о расстрелянных я получил от его дочери, Сусанны. Это имя вдруг показалось мне совершенно чужим. Сусанна, Хосеба, Адриан, Виктория, Сесар, Редин. Они казались мне людьми из другой эпохи.
«Лучшее, что ты можешь сделать, это лечь в постель», – сказал мне Лубис. «Я и собирался», – ответил я. Мы вошли в дом, «Убанбе сказал мне, чтобы я принес аккордеон, что он тоже умеет играть. Но я скажу ему, что забыл. Думаю, этот инструмент не для его ручищ». Аккордеон покоился на кухонном столе. «Как хочешь, Лубис». Я не мог смотреть ему прямо в лицо.
Поднявшись в свою комнату, я поднял крышку тайника и взял шляпу от Дж. Б. Хотсона. Уже лежа в постели, я положил ее себе на лицо и заснул.
Когда я проснулся, возле меня сидел Хуан. В руках он держал шляпу. «Вижу, на тебя напали всякие странности», – сказал он. Он не сердился, но хмурил лоб, словно был сердит. «Из окна шел яркий свет, и я взял ее, чтобы прикрыть глаза», – попытался я защититься. «Я это говорю не из-за шляпы, а потому что ты на обед не явился». – «Я неважно себя чувствовал». – «Ну и не так уж плохо. Не похоже, чтобы у тебя была температура!»
Он встал и подошел к окну. «Мы очень хорошо провели время, – сказал он. – Убанбе после пятой бутылки вина устроил нам показательный бой. Нанес Тони Гарсии впечатляющие удары. Жаль, что Тони Гарсиа присутствовал на кухне Аделы лишь в нашем воображении». Дядя усмехнулся. Он тоже перебрал с алкоголем. «А кто такой Тони Гарсиа?» – спросил я. «Чемпион Испании в среднем весе. Ты же знаешь, что собираются чествовать Ускудуна, воспользовавшись тем, что он приедет открывать памятник. Будет чет ре боя, и в заключение выйдет Убанбе «померить перчатками с Гарсией». Дядя скопировал произношение Убанбе: померецца перчаткоми с Гарцияй.
Я посмотрел в окно. Компания, которая занималась похоронами Поля, теперь находилась на ближайшем к павильону лугу, в углу, образованном изгородью. Все, за исключением Лубиса, были без рубашек По другую сторону речушки по-прежнему мирно паслись лошади, и только ослик Моро, казалось, проявлял интерес к тому, что происходило вокруг. Склонив голову набок, он наблюдал за компанией.
Убанбе и Опин начали драться, подражая боксерской манере, но подошел Себастьян, вооруженный парой перчаток, и остановил бой. «Как странно, что Себастьяну такое пришло в голову!» – воскликнул дядя. Это были перчатки, привезенные из Америки. «Если бы он с пользой применял голову, то стал бы богачом». Убанбе и Опин возобновили бой. В какие-то моменты они были похожи на настоящих боксеров. «Если ему удастся нанести Тони Гарсии хоть один удар, он оставит его в нокауте. Ну и силища у нашего Убанбе!»
Он вынул из кармана своей рубашки листок бумаги. «Пока я не забыл. Мне это дал для тебя врач». На бумажке был какой-то список. «Насколько я понимаю, ты попросил у его дочери имена тех, кто был расстрелян в Обабе». – «Я как-то разговаривал с ней в ресторане и что-то такое ей сказал», – ответил я. Ощущение отчужденности было сильным, как никогда. Казалось, это действительно был разговор из прошлого.
Я прочел имена из списка: Бернардино, Маурисио, Умберто, старый Гоена, молодой Гоена, Отеро, Портабуру, «Первые двое были учителями. Остальные крестьянами», – сообщил мне дядя Хуан. Он читал вместе со мной, комментируя имена. «А Эусебио? Почему его здесь нет? Я думал, его тоже расстреляли», – сказал я. Вопрос вызвал у него удивление. «Кто это тебе сказал, Лубис?» – «Нет, Лубис ничего не говорил. Я узнал об этом от Терезы». – «Ну так, если тебя это интересует, им не удалось убить Эусебио. Он бежал. Вначале был здесь, в убежище, потом перешел по горам во Францию». – «Я не знал, что отец Лубиса спасся», – рискнул сказать я. «Ну да Спасся, – сказал Хуан. – Так же, как позднее спасся американец». Ну вот, теперь у меня было подтверждение. Эусебио из списка и отец Лубиса были одним и тем же лицом.
Тетрадь с гориллой хранилась на одной из полок в комнате, и мне пришло в голову показать ее дяде; но я не тронулся с места. «А кто такая Тереза, которая рассказала тебе про Эусебио?» – «Девушка из гостиницы». – «Дочь Берлино, та, что больна?» Он наморщил лоб. «Сейчас она в По. Ее отправили туда родители». Я не знал, что еще сказать. Дядя подошел к окну и посмотрел в сторону городка. «Если ты говорил с этой девушкой, ты знаешь все, что нужно знать, – сказал он, не оборачиваясь. Затем указал рукой в том же направлении, куда смотрел. – Через несколько дней откроют этот памятник там, в центре Обабы, а потом устроят банкет в честь Ускудуна. И все вместе будут позировать для фотографии, которую на следующий день опубликуют в газетах. И все будут в костюмах и при галстуке, как истинные джентльмены. Ну а теперь послушай, что я тебе скажу: это – компания преступников. Полковник Дегрела: убийца. Берлино: убийца. И все или почти все остальные – тоже. Настоящие фашисты, прости, что я это тебе говорю». Дядя скрестил руки. Он ждал моего вопроса. «Ты хочешь сказать, что и Анхелъ?» – наконец отважился я. Он сурово ответил мне: «Что он был связан с фашистами, это всякий знает. Кармен говорит, что до войны он был другом Берлино и его братьев и что поэтому он полез в политику. Но у него совсем другой случай, чем у Берлине По всей видимости, ему не хватало убежденности» – «А у тебя какое мнение?» – «Кармен в своей жизни очень редко лгала». – «А вот я убежден, что он хотел убить Эусебио. И еще Портабуру».
