Талос сжал затылок архрегента и наклонился так, что наличник его череполикого шлема оказался лишь в нескольких сантиметрах от лица старика.
— Я чувствую, как все это происходит в тебе. Я ощущаю это в каждом подергивании твоей мягкой, такой мягкой кожи. Я улавливаю это в густой вони, исходящей от твоего тела. Не ври мне, смертный. Моя угроза означает для тебя все.
— Чего… — архрегенту снова пришлось сглотнуть. — Чего ты хочешь?
— Я уже сказал тебе, чего я хочу. Приведи ко мне своих астропатов.
Пока они ждали, архрегент наблюдал за гибелью своего города.
Вражеский вождь, тот, кто называл себя Талосом, стоял у края наблюдательного купола. Он постоянно поддерживал связь со своими братьями, рассыпавшимися по всему Санктуарию. Голосом, похожим на низкий звериный рык, Повелитель Ночи оповещал отделения об их взаимоположении и отмечал прогресс на карте. Каждые несколько минут он замолкал и какое-то время просто смотрел, как распространяются пожары.
Другой воин, тот, у которого за спиной был тяжелый громоздкий болтер, активировал ручной гололитический проектор. Он изменял картинку всякий раз, когда Талос приказывал ему принять пикт-изображения от следующего отделения.
Абеттор Муво затих. Архрегент закрыл глаза своему другу, задыхаясь от запаха, источаемого выпотрошенным телом.
— К этому привыкаешь, — сказал один из воинов с мрачным смехом.
Архрегент обернулся к гололиту, где, несмотря на дефекты изображения, отчетливо разыгрывалась сцена гибели Санктуария. Перед ним представали закованные в броню воины, беззвучные в своем гололитическом воплощении. Они вскрывали люки убежищ и врубались в скучившиеся внутри людские массы. Архрегент видел, как захватчики за волосы вытаскивают на улицы мужчин, женщин и детей, как сдирают с них кожу и швыряют трупы сервиторам или распинают их на стенах домов в знак того, что все ближайшие убежища обнаружены и зачищены.
Он видел, как тела сбрасывают в ямы для освежеванных. Горы ободранных трупов громоздились все выше и выше — памятники из свежей плоти, воздвигнутые лишь в честь мучений и боли.
Он видел, как один из легионеров схватил за ногу младенца и размозжил его о стену дома. Сгорбленные, когтистые воины с двигателями за спиной дрались за человеческие останки, хотя картинка переключилась на другое отделение как раз в ту секунду, когда победитель начал пожирать свой трофей.
— За что? — прошептал архрегент, не осознавая, что говорит это вслух.
Талос, не оборачиваясь, по-прежнему глядел на пожары.
— Некоторые из нас наслаждаются этим. Некоторые делают это лишь потому, что могут делать. Некоторые — потому, что это наша империя и вы, раболепствующие перед ложью, не заслуживаете того, чтобы в ней жить.
С восходом резня не прекратилась. Какая-то примитивная, наивная часть мозга архрегента надеялась против всякой очевидности, что эти твари исчезнут с наступлением дня.
— У тебя есть связь с другими городами? — спросил Талос.
Архрегент слабо кивнул.
— Но лишь изредка, в лучшем случае. Астропаты временами ухитряются общаться с членами гильдии в других городах. Но даже это происходит нечасто.
— Нечасто, потому что они не прилагают усилий. Я с этим разберусь. У меня в команде есть адепты Механикум — они высадятся на планету и позаботятся о вашем неисправном оборудовании. Затем мы начнем передачу этих записей на другие города, чтобы они знали, что их ждет.
У архрегента пересохло во рту.
— Вы дадите им время организовать сопротивление?
Он не сумел скрыть надежду, прозвучавшую в голосе.
— Ничто в этом мире не способно сопротивляться нам, — ответил Талос. — Они могут организовать все, что им угодно.
— Что такое «Механикум»?
— Вам они известны под рабской кличкой «Адептус Механикус».
Талос практически сплюнул имя имперского культа.
— Кай?
Кирион подошел к ним, не отводя взгляда от пылающего города. Ему нестерпимо хотелось оказаться там — как и всем им, — и это было видно в движении каждой мышцы.
— Ты наслаждаешься этим, — сказал он без тени вопросительной интонации.
Талос кивнул легко, почти незаметно.
— Это напоминает мне о днях до Великого Предательства.
В его словах была правда. В ту эпоху в самых дальних и темных уголках Галактики, куда достигал Свет Императора, Восьмой легион вырезал целые города, чтобы «вдохновить» жителей других поселений планеты на подчинение Имперскому Закону.
— Мир, добытый путем правосудия, — произнес Талос. — И правосудие, основанное на страхе наказания.
— Да. Я вспоминаю о том же. Но большинство наших братьев там, внизу, делают это из чистой любви к охоте и ради удовольствия истреблять перепуганных смертных. Подумай об этом, прежде чем наряжать то, что мы творим здесь, в ложные покровы высоких идеалов.
— Я оставил эти заблуждения, — признал Талос. — Теперь я знаю, что мы такое. Но им ни к чему разделять мои идеалы для того, чтобы мой план сработал.
— А он сработает? — спросил Кирион. — Мы по ту сторону границы Империума. Они могут никогда не узнать о том, что мы тут сделали.
— Они узнают, — ответил Талос. — Поверь мне, они об этом услышат и примчатся без промедления.
— Тогда вот мой совет: когда они прибудут, нас здесь быть не должно. У нас осталось четыре Когтя, брат. Покончив с этим, мы должны вернуться в Око Ужаса и объединиться с любыми силами легиона, которые пожелают заключить с нами союз.
Талос снова кивнул, но не сказал ничего.
— Ты хотя бы меня слушаешь? — спросил Кирион.
— Просто доставь ко мне астропатов.
Их насчитывалось всего сто тридцать восемь. Астропаты ввалились в зал разобщенной группой. Они были одеты в тряпье, столь характерное для жителей Санктуария и тех человеческих отбросов, что обитали на приграничных мирах у окраин Империума.
Юрис из недавно сформированного Второго Когтя ввел их внутрь. Его доспехи были покрыты пятнами засохшей крови.
— Они оказали сопротивление, — неохотно сообщил легионер. — Мы ворвались в убежище их гильдии, и семеро астропатов погибло. Остальные пошли с нами без боя.
— Какой убогий конклав, — заметил Талос, обходя прижавшихся друг к другу пленников.
Мужчин и женщин поровну; большинство не мыты. Несколько детей. Что самое интересное, никто из них не был слеп.
— У них все еще есть глаза, — сказал Юрис, заметивший пристальный взгляд Талоса. — Сможем ли мы их использовать, если их души не связаны с Троном Ложного Императора?
— Думаю, да. Это не настоящий хор астропатов, и рабское служение Золотому Трону не увеличило их силу. На самом деле они едва ли заслуживают имени «астропаты». Они ближе к телепатам, вещунам, колдунам и ведьмам. Но полагаю, их силы все же работают так, как нам надо.
— Мы вернемся в город, — сказал Юрис.
— Как хотите. Благодарю, брат.
— Удачи, Талос. Аве доминус нокс!
Второй Коготь покинул зал разобщенной группой, ничуть не более организованной, чем приведенные ими пленники.
Талос обернулся к жалким отродьям. Сетка прицела на его шлеме переключалась от лица к лицу.
— Кто возглавляет вас? — спросил он.
Одна из женщин выступила вперед. Ее рваная мантия ничуть не отличалась от одежд остальных.
— Я.
— Меня зовут Талос из Восьмого легиона.
В тусклых глазах женщины блеснуло недоумение.
— Что такое «Восьмой легион»?
Черные глаза Талоса вспыхнули. Он склонил голову, как будто астропатка каким-то образом доказала его правоту.
— Я сейчас не в настроении читать вам лекцию по мифологии и истории, — отрезал он, — для простоты скажем, что я один из первых архитекторов Империума. Я придерживаюсь идеалов времен его основания: человечество должно прийти к миру через повиновение. Я намереваюсь вновь привести Империум в здешние небеса. Когда-то на этой планете мы получили урок. Мне кажется поэтичным использовать этот мир для того, чтобы преподать ответный урок.
— Какой урок? — спросила женщина.
В отличие от остальных, она почти не выказывала внешних признаков страха. Средних лет, она почти наверняка находилась на пике своих сил — псайкерский дар еще не успел иссушить ее. Возможно, поэтому она их и возглавляла. Талосу это было безразлично.
— Заблокировать двери, — передал он Первому Когтю.
Узас, Кирион, Меркуций и Вариил направились к двум выходам из зала, сжимая в руках оружие.
— Знаешь ли ты о варпе? — спросил он главу астропатов.
— Мы слышали истории, и у нас есть городские архивы.
— Позволь мне угадать: для тебя варп — это посмертие. Преисподняя, лишенная солнца, где наказывают за грехи тех, кто изменил Императору.