Он не доставил бы им такого удовольствия.
Единственным поводом радоваться оставалось то, что Джон Шеридан не выкинул никакой глупости, например, не стал посылать кого-нибудь на Приму Центавра в бесполезной попытке спасти его. По крайней мере, он не выдал себя.
Г'Кар слишком хорошо знал Шеридана, знал, как он все это воспринял. Но, очевидно, Шеридан смог сдержаться. Возможно, ему и хотелось так поступить, но хладнокровие взяло верх. Благодарение Г'Квану, что это так. Зная о том, что Шеридан и Деленн были далеко от этого безумия, он чувствовал себя более спокойно.
В камере под дворцом Шеридан и Деленн услышали слабый шум, похожий на гул толпы.
— Похоже, у них там вечеринка, — заметил Шеридан. Это были первые слова, которые он произнес за это время.
— Ты думаешь, что это как-то связано с нами? — спросила Деленн. Она заметила каких-то червей, ползающих по углам камеры, но постаралась не обращать на них внимания.
Шеридан перехватил ее взгляд. Недолго думая, он прошелся по углам, давя червей.
— Ты имеешь в виду, что он хочет вытащить нас наружу, чтобы показать всем, как он помыкает своими драгоценными пленниками? Это то, о чем я думаю?
— Да.
— Да, я думаю, что именно это он и собирается сделать.
Шеридан выглядел измученным, так же, как и Деленн, и не без серьезных на то оснований. Их тюремщики не были особенно добры к ним, лишив их пищи и воды, изо всех сил пытаясь вытащить из них информацию об армии Альянса. Никто из них не сказал ни слова, и не собирался говорить.
И все-таки Деленн не могла скрыть тревоги. Пока что центавриане вели себя сдержанно. Она была уверена, что они могли вести себя гораздо хуже, и сказала об этом Шеридану.
— Полагаю, — ответил он, — что более «эффективные» их методы не оставили бы нас в хорошем состоянии. Возможно, нас было бы трудно узнать. То, как они действуют сейчас, по крайней мере, похоже… ну, не знаю… на милосердие.
Вряд ли труп президента Шеридана произведет на их народ должное действие.
Похоже, эти слова убедили ее, но она все равно чувствовала, что должно было случиться что-то скверное. И, когда они услышали гул толпы снаружи, она задалась вопросом, не было ли это на самом деле тем, о чем она думала.
Она мягко произнесла несколько слов, и Шеридан посмотрел на нее.
— Что? Что ты сказала?
— Ничего.
— Деленн, — вздохнул он. — Люди не бормочут себе под нос, если не хотят, чтобы их услышали. Они так поступают именно потому, что хотят, чтобы их услышали.
— Тебе не стоило лететь сюда, — сказала она, наконец.
— Что?
— Когда это чудовище… Лион… связался с нами и сообщил, что Дэвид находится у них… что мы должны немедленно лететь сюда, никому не сообщив об этом, иначе они убьют его… я должна была лететь одна.
— Не будь смешной, — сказал он.
Но она по-прежнему настаивала на своем.
— Это не смешно, — заявила она. — Я должна была прибыть сюда, чтобы попытаться убедить их в том, что они поступают безумно. Попытаться уговорить их. А тебе следовало бы остаться.
— Отправить свою жену, чтобы она делала то, что боюсь делать я? — он яростно помотал головой. — Прости, Деленн. Можешь назвать меня старомодным, но так не пойдет.
— Это почему? — она начала злиться. — Потому что ты — мужчина? Потому что ты человек? Как это типично! Ты должен броситься в самое сердце опасности, хотя все указывает на то, что тебе надо остаться. Джон, это было глупо! Ты — президент Альянса, и ты сдался в лапы нашим врагам! Ты же нужен Альянсу!
— Это ты должна была остаться, Деленн! Ты бы справилась с Альянсом гораздо лучше меня. Я пытался уговорить тебя остаться…
— Я — мать Дэвида, во имя Валена!
— Ха! — торжествующе сказал он. — И кто же теперь является типичным человеком?! У тебя даже нет такого же хорошего оправдания, как у меня! Мы оба знаем, раз уж ты так об этом беспокоишься, что в интересах Альянса должна остаться ты!
— Почему ты так говоришь?
— Да потому что ты дольше проживешь! А мне осталось жить всего несколько лет.
И это действительно было так.
Деленн внезапно почувствовала, что в камере стало холоднее, чем раньше.
Она опустила глаза, отвернувшись от него, потому что знала, что это правда. Он понял, что эта ужасная правда лишила ее сил.
— Мне жаль, Деленн, — мягко произнес он.
И тут она развернулась и стукнула его кулаком в грудь. Удар не был болезненным, но это потрясло его. Она вспыхнула от ярости.
— Тебе жаль? Тебе жаль! Неужели ты ничего не понимаешь, Джон? Я знаю, что должна была остаться! Что мне надо было позволить тебе поступить по-своему! Но я не могла не поехать сюда, не могла подвергнуть нашего сына смертельному риску, потому что он — частица тебя, которая должна жить! И я не могла расстаться с тобой, потому что каждый год, каждый день и каждая секунда, что нам остались, мне бесконечно дороги. Выживем мы или умрем, главное, что мы будем вместе! Как же можно быть таким глупым и близоруким?
Он взял ее за руки.
— Да, — сказал он. — Неужели ты не понимаешь, как я тебя за это ненавижу?
Он приподнял ее подбородок и поцеловал в губы. Она поцеловала его в ответ так, как будто делала это в последний раз.
И тут скрипнула дверь. Вошли несколько гвардейцев и направились прямо к Шеридану.
— Нет! — выкрикнула Деленн.
Они схватили Шеридана за руки, лишив его возможности вырваться. Она выкрикнула его имя, и он отозвался в ответ:
— Нет, Деленн! Нельзя показывать им нашу слабость! — крикнул он, прежде чем его выволокли из камеры.
Дверь осталась открытой. На мгновение Деленн подумала, что они и в самом деле забыли о том, что она все еще была там. Или, возможно, они были слишком уверены в том, что она никогда не осмелиться вырваться отсюда.
Но, все ее надежды рухнули, когда она услышала шаги за дверью. Она в изумлении отошла назад, увидев появившуюся перед ней фигуру в ослепительно белой одежде. Казалось, это был посланник небес.
— Здравствуй, Деленн, — сказал он. Повернувшись к гвардейцам, он жестом приказал им закрыть за ним дверь.
— Ваше Высочество, вы в этом уверены? — спросил один из гвардейцев.
— Нет. Но одно из преимуществ моего положения заключается в том, что люди должны повиноваться моим приказам, даже тогда, когда они совершенно безумны.
Оставьте нас.
Дверь захлопнулась, и он повернулся к Деленн.
— Думаю, что ты могла бы говорить более свободно, если бы мы оказались наедине. Итак, — сказал он, — побеседуем.
Г'Кар услышал шум за дверью и встал на ноги. Он был уверен, что это ему понадобится, и напрягся, приготовившись бежать, как он делал всегда, независимо от того, насколько это казалось безнадежным. Всякий раз, входя в его камеру, они вели себя достаточно осторожно: у них были электрические дубинки, способные усмирить дюжину нарнов. Но сегодня ему нужно быть сильнее дюжины нарнов, потому что в глубине души он понимал, что больше такой возможности ему может не представиться.
Но дверь лишь чуть-чуть приоткрылась и, вместо того, чтобы забрать его отсюда, кого-то втолкнули внутрь. Он споткнулся и упал, а дверь снова захлопнулась.
Г'Кар скосил на него свой единственный глаз. Через крохотное окошко в двери свет почти не просачивался. Гул толпы стал громче и сильнее, но, кажется, это был не еще предел. Затем его новый сокамерник встал на ноги, стараясь сохранить равновесие, а потом попытался разглядеть своего соседа.
— Эй? Кто здесь?
Г'Кар услышал знакомый голос и, к своему собственному удивлению, тихо рассмеялся.
Шеридан шагнул в скудный свет и вгляделся во мрак.
— Г'Кар? Это… ты?
Нарн задумался над ответом, учитывая сложившиеся обстоятельства.
— Пожалуйста, скажи мне, — наконец, произнес он, — что ты прихватил с собой колоду карт.
Лондо долго стоял, рассматривая ее.
— Даже не обнимешь меня? — спросил он.
— Вы пришли сюда злорадствовать, Лондо? — гневно спросила она. — Или, возможно, вы хотели, чтобы, спустя шестнадцать лет, я поблагодарила вас за прекрасный подарок, который вы приготовили Дэвиду?
— Так было нужно, — к ее удивлению он, казалось, не мог смотреть ей в глаза.
— Вы были довольны собой, когда сделали это? — спросила она. Деленн знала, что, определенно, выбрала неправильный способ ведения переговоров.
Что-нибудь вроде уговоров и мольбы, вероятно, послужило бы ей лучше, но она была настолько разгневана, что не могла сдержаться. — Уготовить еще не рожденному ребенку, столь чудовищную судьбу… это для вас обычное дело, или это предназначалось только для нас?
— Вы были моими друзьями, — сказал он.
— Тогда пусть боги помилуют ваших врагов.
— На самом деле, все так и есть, раз вы об этом упомянули, — задумчиво заметил он. — Мои враги оказались в значительно лучшем положении, чем друзья.
