Когда Ал проходил мимо своего сгоревшего паланкина, сердце его сжалось при одной мысли о смерти малыша. Огня уже не было, но по краям и там, где некогда было сиденье, еще тлели угли. Ал пригляделся, заранее страшась увидеть обгоревшее тельце, но в паланкине никого не было. Ал вспомнил об исчезнувшем незадолго до того, как отряд нарвался на засаду, Блэкторне, и на душе полегчало. Он взял за ручку непострадавший сундучок с книгой и куском шелка и пошел за Фудзико.
Девушка покорно дожидалась, когда Ал произведет необходимую ему ревизию. Когда же на его лице мелькнула полуулыбка, она снова повторила свою просьбу, для наглядности взяв Ала за руку и потащив за собой.
Она остановилась над трупом ронина, из спины которого торчала рукоять меча, и показала знаками, что не может вытащить застрявший в хребте покойника клинок.
Алу сделалось дурно, перед глазами все плыло, на негнущихся ногах он подошел к трупу, но в этот момент его вежливо, но решительно оттеснили. Ал увидел рядом с собой Бунтаро и позволил тому освободить злосчастный меч.
После чего самурай, повертев его с минуту в руках и, по всей видимости, не сочтя оружие сколько-нибудь ценным, протянул трофей Алу.
«С этого момента я не пленник», – догадался Ал, но не испытал ни радости, ни прилива сил.
Глава 28
Восходящие на вершину начинают с подножия горы.
Конфуций
Облаченный в позолоченные доспехи Токугава обходил лагерь, подсчитывая потери. Легко раненные самураи разрывали свои кимоно и перевязывали друг друга, те, кто не мог идти, вставали на колени и вспарывали себе животы. За их спинами стояли готовые исполнить свой долг друзья. Те, кто не мог даже встать на колени, молили о смерти. Бунтаро метался между своими людьми, коля и рубя направо и налево. Его кимоно было насквозь мокрым от крови.
– Мой муж в этой жизни боится лишь одного, что в решающий момент рядом с ним не будет помощника, который прервет его страдания, не дав агонии унизить его достоинство, – пояснила Марико, перевязывая руку Ала.
Юный телохранитель Токугавы не отставал от Бунтаро, помогая преставиться друзьям и врагам. Наконец, все, кто должен был умереть в этой схватке, ушли в великую пустоту. Ябу-сан приказал двум самураям взять единственный оставшийся в целости паланкин и, посадив туда раненого самурая, велел процессии трогаться, но теперь уже в быстром темпе.
Какое-то время они быстро шли, как и прежде освещая факелами дорогу. Отряд потерял девятнадцать человек, в то время как нападавшие – пятьдесят. Погибла одна из служанок, не очень тяжело Раненная другая потребовала от Бунтаро обезглавить ее, и тот, не ломаясь и не тратя время на уговоры, помог дезертирке расстаться с жизнью.
Ал с удивлением слушал пульсацию боли в плече. Боль была настоящей!
«Даже если это и очень хороший виртуальный мир, я не должен был бы ощущать боль. Во всяком случае, не так остро… что же это происходит? Значит, если я, по примеру этих несчастных, сделаю себе сэппуку, я буду чувствовать все то же, что и они, а если кореш с мечом отсечет мне голову, я умру!..
По-настоящему умру или только выскочу из этой сумасшедше-интересной игры?»
И прежде случалось так, что Ал заигрывался до такой степени, что забывал обо всем на свете. Игра была его жизнью, единственной страстью. Случалось, что во время игры он терял голову настолько, что мог сутками оставаться без пищи или мочился под себя, не в силах оторвать воспаленных глаз от монитора. Случалось… но все это время он мог сколько-нибудь контролировать ситуацию, во всяком случае, знал, что он в игре, ужасно интересной, захватывающей, но игре.
Происходящее с ним сегодня не было игрой. И если допустить на мгновение, что каким-то немыслимым образом человек может оказаться в другом времени и другой стране, то и все остальное, происходящее с ним, было реальностью.
Ал отер пот со лба. Рядом шла Марико. Как всегда счастливая и внешне вполне довольная жизнью.
Они свернули на узкую улочку, где едва мог пройти паланкин. Ал заметил, что теперь охраны сделалось вдвое меньше. Должно быть, Токугава отправил гонцов собирать рассредоточенные по Осаке отряды самураев, пришедшие по его приказу из отдаленных провинций и под видом нищих ронинов проникшие в город.
Быстрее, еще быстрее – они уже почти что бежали, стук сандалий и бряцанье оружия гулко разносились по улицам города.
«Удивительно, что до сих пор не высыпали любопытные зеваки, – подумал Ал и тут же осекся, – какие, к черту, зеваки, когда в три часа ночи по городу летит на всех парах вооруженный отряд отморозков? Тут не до любопытства, одна мысль: только бы проклятые не свернули к моему дому. Спрятаться, затаиться, прикинуться ветошью…»
Они двигались по бедному кварталу, большинство из домов в котором были в этот час темными, и лишь в немногих горел слабый огонек. Свет проникал через полупрозрачные седзи, делая дома нереально прекрасными.
«Конечно, Токугава специально ведет нас через бедные кварталы, где люди приучены спать по ночам, а не жечь свет. Должно быть, если бы мы таким же маршем проносились через центральные улицы, уже давным-давно на стук и шум сбежались бы все от мала до велика, а света было бы, что в Токио в Новый год. Опять же – стража была бы тут как тут. Здесь в райончике, занимаемом беднотой, экономили свет и берегли свои жизни».
Ал почуял запах моря и снова посмотрел на свой отряд, теперь Токугаву сопровождали человек двести, незаметно подключившиеся к нему из темноты боковых проулочков. Одета эта публика была в разноцветные и разноперые лохмотья бесхозных воинов-наемников ронинов. Что было правильно, случись Токугаве опять угодить в плен, как бы он объяснил Исидо наличие в его городе таких сил. Ронины – они те же разбойники – сегодня служат одному господину, завтра другому, а в выходные грабят и убивают на больших дорогах. Сословие самураев не любило бывших ронинов, неважно, дослужились они до двух мечей или солидных постов в государстве, бывшие ронины презирались за глаза.
Бедный квартал неожиданно закончился, и они оказались на набережной.
Возбужденный бегом Бунтаро толкнул Ала в здоровое плечо, указывая на галеру, принадлежащую Токугаве.
Ал припомнил главу книги, в которой говорилось, как они заняли галеру, порубив с десяток серых самураев Исидо. Потом Токугава с жалкой кучкой людей поднялся на борт, оставив основные силы искать на берегу «почетной смерти».
В реальности же подобный ход был бы давным-давно просчитан. Под покровом ночи море кишело рыбацкими джонками, в которых прятались лучники, получившие приказ не выпускать ценного пленника из Осаки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
