— Да у него все шмотки любимые, — гыкнул Георг.
— Ну не скажи, — захихикал Густав. — Есть футболки, которые он терпеть не может, а выкинуть жалко.
— Надо продать их фетешистам! — моментально нашел применение нелюбимым футболкам Билла практичный Георг.
— Нет, лучше подарить фанаткам! — настаивал Густав.
— Ребята, — прервала я их высокоинтеллектуальный спор. — У вас есть какой-нибудь энергетик? Иначе я скопычусь.
— Только Ред Бул, — в один голос.
Я скривилась.
— Он хорошо помогает, — принялся убеждать Густав. — Мы б без него этот чертов тур не осилили.
— А-фи-ге-ть, — промычала я. — Дайте две.
— Две много, — тут же зажал одну банку Георг.
— Не будь жидо-массонской скрягой, — пристыдила я его.
— И он теплый, — сопротивлялся парень.
— Ну и черт с ним! Теплый — значит теплый. Тебе что, жалко этой синтетической дряни для моего умирающего организма? Вот помру я на вашей дурацкой фотосессии, что вы будете делать?
— Пришлем твоим родителям открытку с соболезнованиям, — на полном серьезе заявил Георг.
— Тьфу на тебя! Чтоб тебе эротические кошмары три ночи подряд снились.
Ребята заржали. А вот мне было не до шуток. Я стояла в длиннющей футболке Тома. Не футболка, а платье монашки, ей-богу! Но на выход под мои брюки такое надевать нельзя, тут мальчишки правы. Меня знает пол-Москвы, завтра засмеют все, кому не лень. Скажут, что Ефимова кокса обнюхалась. И ведь никому не докажешь…
— Мария, а ты, правда, журналист? — как бы невзначай поинтересовался Георг, перебирая вещи в поисках чего-нибудь на меня. — О каких пикантных снимках говорил Билл? Около гостиницы?
— Да. Я журналист-международник. Окончила Институт иностранных языков. Специализируюсь в основном на культуре, архитектуре, социалке, немного политики. Совсем чуть-чуть. Не люблю грязь, — я вытянулась в кресле, с удовольствием поглощая сладковатую терпкую жидкость энергетика. — Свободно владею английским, немецким, испанским. Могу говорить по-французски. Но без практики язык быстро выветривается. Поэтому мне предложили поработать с вами, я решила — почему нет, будет мне практика. Я давно не общалась с немцами, язык стал подзабываться. Вот так я и оказалась вашим переводчиком.
— Я представляю, как будет выглядеть твой материал, — перекосился Густи. — Надеюсь, ты не сильно опозоришь нас фотографиями своих папарацци?
— Расслабься, — холодно отозвалась я. — Твоя группа не подходит под формат моей газеты. Вы для нее слишком мелкие сошки, чтобы тратить на вас хоть четверть полосы. А с другими изданиями мне запрещено сотрудничать контрактом.
Немая сцена обиженных суперстар довела меня до морального экстаза. Практически Гоголь. «Ревизор». Вот ведь какая я гадина! Хотя, про неформат я, конечно же, врала как сивый мерин! Очень даже формат… Но писать про них я не собиралась совершенно точно. Я же обещала Биллу, что все останется только между нами. Хотя за подобный материал я б получила мегагонорар! Но не все в этой жизни меряется деньгами.
— Дай Бог, — хмыкнул Густав. — А чего Билл такой дерганый и злой?
— Будешь тут злым, когда думаешь о человеке хорошо, а он оказывается журналистом.
Я смерила Георга презрительным взглядом. Он довольно улыбнулся.
— Билл почти не спал, потом фанатки его чуть не разодрали на сувениры, он очень сильно перепугался, и в довершение этого на него так наорали Саки и Йост, что мы с Томом серьезно опасались за его, Билльскую, жизнь. Стресс на фоне сильной усталости, потому и орет на всех, — быстро поставила я диагноз.
— Не спал? — поднял брови Георг. — С чего бы это? Он раньше всех спать завалился.
Я прикусила язык! Кроме Тома никто не знал, что Билл не ночевал в гостинице! Или уже все поняли, что он не ночевал в гостинице? Черт!!! Тут двух фраз хватит, чтобы сделать необходимые выводы, но у ребят кажется проблемы со слухом и элементарной логикой.
— Я с ним не живу, спроси у него сам, — махнула я рукой, открывая еще одну банку. Обычно эта фраза хорошо помогала отвязаться от слишком любопытных товарищей.
— Давайте собираться. Нам через двадцать минут выходить, — поторопил всех Густав.
То, что предложил Георг, не впечатлило. Парень был как минимум на три размера больше меня, и, если футболка с плеча Тома на мне смотрелась прикольно, то в одежде Георга я выглядела худосочной неврастеничкой. Из гардероба Густика я тоже ничего не смогла выбрать. Пришлось признать, что идея с водолазкой от Билла была самой удачной. И я серьезно лопухнулась, вернув ее хозяину. Но не бежать же, не умолять, дать мне поносить вещь с его барского плеча. Я ухмыльнулась: фанатки бы все поспрыгивали с высоток, если бы узнали, что их кумир облагодетельствовал меня шмоткой из своего чемодана по их вине! И только фрау Ефимова забила на всех и вернула ее сладкоголосому соловью взад. Однако проблема решилась неожиданно. Вспомни, как известно, оно и появится. На пороге номера стоял взбешенный хозяин водолазки при полном параде — с прической «брачующийся дикобраз», глазами «мало, девки, гуталину!», а на лице было такое количество тонального крема и пудры, что казалось, эта маска сейчас пойдет трещинами. Я даже опешила.
— Объясни мне, в чем ты собираешься идти? — угрожающе зарычал он.
Я молчала, глядя на него снизу вверх, спокойно потягивая сладковатый напиток.
— Или ты планируешь ходить в футболках Тома?!
Уголки моих губ поползли вверх. Стало интересно.
— Черт побери, я с тобой разговариваю! — перешел на крик Билл.
— Билл, ты не разговариваешь, ты визжишь, — осадил Георг друга. — Ты не на стадионе.
— Не лезь! — Звезданутый мальчик все же сбавил тон: — Мария, в чем ты пойдешь?
— У меня есть варианты, — небрежно обронила я. Сделала паузу, доводя его до бешенства. И, когда увидела, что сейчас в комнате случится взрыв и произойдет убийство, лениво добавила: — Твой был самым лучшим.
Желваки заходили, глаза сузились, красивые ноздри раздулись. Билл взял себя в руки с огромным трудом.
— Переоденься, — процедил он, швырнув водолазку на кровать. Добавил: — Пожалуйста.
Я даже не шелохнулась, лишь пальцы нервно барабанили по подлокотнику. Он фыркнул и столь же стремительно унесся.
Ребята молчали. Я задумчиво пялилась на розовый цветок орхидеи, стоящий на трюмо. Если я надену эту водолазку, то будет плохо. Он оскорбил меня, унизил и обидел. Сейчас он показывает свою власть надо мной, прогибает. Хотел бы помириться, сделал бы это по-другому, а вот в таком приказном тоне — увольте, батенька! Нет, ее нельзя надевать ни в коем случае! Но что тогда?
