– Как, и Пу И здесь? – поразился Маркиз.
Вместо ответа из-за пазухи у Лолы высунулась любопытная остренькая мордочка. Пу И чихнул и как-то странно заскулил.
– Да, сейчас с тобой разговаривать бесполезно, – вздохнул Леня. – Ты под кайфом… нужно скорее отсюда уезжать! А то еще Пу И станет наркоманом, а в его возрасте это очень опасно… еще вообразит, что он не собака, а кошка, или, не дай бог, морская свинка…
– Пу И – наркоманом? – ужаснулась Лола и поспешно затолкала песика обратно за пазуху. – Немедленно уползаем… улетаем… то есть уезжаем отсюда! Я неподалеку оставила мамашу… то есть малину… тьфу, машину… родитель… то есть водитель обещал меня подождать.
В этот день на Успенском кладбище происходили странные вещи.
Сослуживцы покойного банкира Коробкина посреди серьезной и печальной прощальной церемонии неожиданно принялись громко хохотать, вспоминать, каким занудой и проходимцем был покойный шеф, и закончили панихиду, всем дружным коллективом исполнив греческий танец сиртаки и спев хором песню «Опустела без тебя земля».
Двое бомжей, где-то раздобывших бутылку дорогой водки «Русский стандарт», вместо того чтобы выпить ее, вылили драгоценное содержимое на заброшенную могилу, на коленях доползли до кладбищенской часовни и дали торжественную клятву записаться в общество анонимных алкоголиков.
Самое же удивительное, граничащее с фантастикой событие заключалось в том, что землекопы Ситечкин и Прохорчук, опытные, проверенные сотрудники с большим стажем, отказались от денег, которые заплатили им родственники одного из умерших, больше того, пожертвовали значительные суммы в недавно основанный Фонд сохранения памятников старых городских кладбищ.
И особенную штуку отмочил кладбищенский сторож Иван Охломонович Кузовков. Нанюхавшись бесплатного кокаина, он не стал попусту терять время. Твердыми шагами с каменным выражением лица Охломоныч отправился в ближайшее отделение милиции, где сообщил изумленным сотрудникам, что он на самом деле не он, а житель планеты Ка Пэкс, он же Чужой Семь, он же Терминатор Пять.
Когда случившийся не к месту капитан Ананасов выразил свое недоверие словам сторожа, тот, недолго думая разобрал свою руку, как это делал артист Шварценеггер, и показал милиционерам, что внутри не кости, а серебристый металл. Охломоныч порывался еще отвинтить голову, но все отделение убедило его, что такие суровые доказательства не требуются, что сторожу и так верят. Охломоныч требовал, чтобы его арестовали, мотивируя свою просьбу тем, что полюбил нашу планету и не хочет причинять вред ее симпатичным обитателям.
Сторожа заперли в камере, а сотрудники отделения милиции послали стажера Сеточкина за пятью бутылками водки, чтобы срочно снять стресс. За таким занятием и застало их совершенно некстати появившееся начальство. Выслушав подробный рассказ капитана Ананасова, начальство нахмурилось и хотело было уже вызывать транспорт из психиатрической больницы. Однако дело застопорилось, потому что из психиатрической ответили, что в наличии только одна машина, а автобуса для перевозки сразу десяти человек у них нету.
Пока разбирались, поступили сообщения о странных событиях на кладбище. Кто-то идентифицировал белый порошок как наркотик.
Дело слегка прояснилось. Начальство решило, что Охломоныч не только сам надышался какой-то дрянью, но и пропитался ею настолько, что сумел навести глюки на все отделение милиции. Сторожа выпустили к вечеру и велели приступать к работе, капитану Ананасову объявили очередной выговор.
Возвратившись домой, Леня первым вошел в квартиру и поежился:
– Лолка, почему у нас дома такой арктический холод? Ты что – решила заняться здоровым образом жизни и начала с закаливания?
Аскольд этого явно не одобрит…
– Ленечка, я оставила форточку открытой, призналась Лола. – С тех пор, как пропал Перришон, плотно закрывать окна все равно бесполезно… – и она горестно вздохнула.
– Полундр-ра! – раздался вдруг откуда-то сверху удивительно знакомый голос. – Пр-ри-вет, р-ребята!
– Перринька! радостно воскликнула Лола и бросилась к вешалке, на которой горделиво восседал блудный попугай. – Перринька, ты вернулся!
– В очер-редь! – хриплым голосом завопил попугай. – Пр-ротечки, пр-ротечки! В очер-редь! Квар-ртплата! Кар-раул! Р-разбой! Авар-рия! Про-ррыв теплотр-рассы! Плановый р-ремонт! В очер-редь! Вас много, а я один! Постор-ронитесь! Р-расчет! В очер-редь!
– Перри, где ты был? – удивилась Лола. – У тебя явно расширился словарный запас! Где ты такого нахватался?
– Судя по словам, которые он употребляет, наш попугай побывал в жилконторе, – предположил Маркиз.
– Жилконтор-ра! – радостно подхватил Перришон. – Вечер-рний пр-рием! В очер-редь! Пр-ротечка! Всем спр-равки, спр-равки!
– Мы тебе, конечно, очень рады, – заметил Леня. – Но если ты не прекратишь этот концерт, придется запереть тебя в клетку и накрыть платком! Слушать такое в собственном доме я не намерен!
– Ой, боюсь, боюсь, боюсь! – испуганно забормотал Перришон, перелетая на шкаф.
Там он почувствовал себя в безопасности и снова заорал хриплым пиратским голосом:
– Кар-раул! Пр-роизвол! Пр-ритеснения! Репр-рессии!
Покой в квартире удалось восстановить только ценой пакета со смесью орехов и сухофруктов.
На следующее утро Лола столкнулась на лестничной площадке с соседкой Маргаритой Степановной, хозяйкой ангорского хомяка Персика. У соседки был такой удивленный и растерянный вид, что вежливая Лола поинтересовалась состоянием ее здоровья.
– Да здоровье-то у меня в порядке, – проговорила Маргарита Степановна, обрадовавшись возможности поговорить. – Только, Олечка, какие-то странные вещи происходят в нашей жилконторе…
– А что такое?
– Прихожу вчера к ним за справкой, отстояла, как обычно, очередь, сами понимаете, без этого никак, а наша паспортистка, Анна Иоанна, вдруг громко так говорит: «Отвали от попугая ср-рочно!»
При этом Маргарита Степановна так похоже изобразила интонацию Перришона, что Лола едва не расхохоталась и, чтобы скрыть смех, сделала вид, что громко закашлялась.
– Вы простужены, Олечка? – забеспокоилась соседка. – В такую погоду надо теплее одеваться… Да, так вот, я ее переспросила что вы говорите? А она, Анна Иоанна, откашлялась и как завопит: «Перри – птица дорогая, отвали от попугая! Кар-раул! Р-разбой!» Ну, я, понятное дело, поскорее ушла, без справки, и теперь не знаю – к чему бы это?
– Думаю, Маргарита Степановна, к перемене погоды! – очень серьезно проговорила Лола и пошла по своим делам.
Вениамин, как всегда, открыл дверь своим ключом и прислушался. В квартире стояла гробовая тишина. Это было странно, потому что теща в это время всегда смотрела свой любимый сериал, и телевизор орал так, что было слышно на лестнице. Может, заснула? В последнее время она стала часто спать днем. Но тогда был бы слышен мощный храп, спать тихо Софья Сигизмундовна не умела.
Сердце у Вени нехорошо екнуло – неужели что-то случилось? Он скинул ботинки и на цыпочках прокрался в комнату тещи.
– Софья Сигизмундовна, вы спите?
В волнении он забыл, что следует говорить не «спите», а «отдыхаете», не то теща рассердится. Никто не отозвался, тогда Веня тихонечко приоткрыл дверь, стараясь не скрипеть.
Тещина кровать была пуста. Не веря своим глазам, Вениамин широко распахнул дверь и, не скрываясь, прошагал к кровати. Кровать была аккуратно застелена. Вениамин в растерянности зачем-то сдернул покрывало. Тещи, естественно, под ним не было.
Веня вихрем промчался по квартире, заглянул во все комнаты и на кухню, обследовал места общего пользования, сунул нос в холодильник и стенной шкаф. Хотел было залезть на антресоли, но вовремя одумался: вес Софьи Сигизмундовны ни одни антресоли не выдержат.
«Похитили! – сверкнуло у него в мозгу. Тещу похитили!»
Тут же внутренний голос ему ответил, что вряд ли кому-то надо было похищать тещу, она и ему-то, Вене, на фиг не нужна, а уж постороннему человеку…
Где-то в глубине души поднималась непрошенная радость – неужели он навсегда избавился от чужой троюродной тещи?
Вениамин тут же устыдился своих мыслей.
Исчезновение Софьи Сигизмундовны можно было объяснить только одним: теща впала в маразм и ушла из дома. А что, сколько угодно случаев…
Воображение тут же нарисовало жуткую картину: теща в шелковом халате и тапочках бредет по колено в снегу, метель все сильнее, и вот уже на месте Софьи Сигизмундовны возвышается огромный сугроб.
– Ужас какой! – Веня схватился за сердце. Это же всю оставшуюся жизнь я буду мучиться совестью!
Он заметался по квартире, терзаемый вопросом, что же теперь делать. Искать тещу по улицам? Но куда она могла уйти? В конце концов Веня решил звонить. Пока он раздумывал у телефона, куда звонить раньше – в милицию или больницу, из прихожей послышался шум открываемой двери, и на пороге возникла Софья Сигизмундовна собственной персоной. На ней было старое зимнее пальто с барашковым воротником, от которого за версту несло нафталином, и шапка из облысевшего песца, все время съезжавшая набок. Увидев тещу, Веня окаменел, вылупил глаза и отвесил челюсть.
