— Ты чего это на костре решил? — Выйдя из избушки, спросила она.
— Ты же меня в дом не пускаешь, вот решил хоть так участие в процессе приготовления принять.
— Понятно. А картошку? — Спросила она, размышляя.
— В костер бросим.
— Сейчас за солью схожу. — Она вошла в дом, а я только губу закусил.
Милая. До безумия милая.
Она принесла тарелки, солонку и хлеб, накинув на плечи легкую, даже для летней ночи накидку и поежилась.
— Замерзла.
— Немного.
— Можешь идти в дом. Я позову, когда закончу.
— Нет, я тебе теперь не доверяю, волчья морда. Самые вкусные куски съешь. — Она посмотрела на меня, пряча смешинки в глазах.
— Волчья морда? — Переспросил я, смотря на нее снизу вверх, сидя на мягкой травке.
— Именно.
От удивления и возмущения я, кажется, даже рот приоткрыл.
Хамка!
В отместку за оскорбление, я хотел ущипнуть ее за лодыжку, но вместо этого, почему то дернул. И она мешком рухнула ко мне в руки.
Инстинктивно прижав, ее я нашел глаза, смотрящие на меня с потаенным страхом, и спросил:
— Почему ты меня боишься?
— Я не тебя боюсь, а….
— Мужчин? — Закончил я за нее и она, сперва удивившись, робко кивнула.
— Это из-за них шрамы?
— Из-за него, если быть точным.
— От тебя вишней пахнет. — Я даже сам удивился сказанному, не то, что Илва.
— Может, отпустишь уже? — Она непроизвольно сжалась на моих коленках.
— Я если не отпущу? — Стараясь не вкладывать в голос никаких эмоций, что бы ни спугнуть, спросил я.
— Мясо сгорит, картошка. Без ужина останемся. — Она приводила вполне весомые аргументы, но я не мог сейчас отпустить ее.
— Можешь остаться на месте? — Она задумалась, но спустя пару секунд кивнула.
Я развернул ее на своих ногах, спиной к себе и подхватил одной рукой под ребра, зарываясь носом в плечо. Я чувствовал, что ей не привычна подобная поза, сцена, ласка и она все равно была напряжена, поэтому начал тихо раскачиваться из стороны в сторону, убаюкивая ее.
Слова были лишними и, посматривая один глазом за мясом, вторым я наблюдал за реакцией Илвы, которая позволила себе короткую улыбку, смотря в огонь.
Прижавшись носом к ее плечу, я коротко коснулся его губами, давай понять, что для себя уже все решил.
Она вздрогнула, и ошалело посмотрела на меня, срываясь с рук.
— Нет, нет! Нет! — И не разбирая дороги, бросилась в свою крепость.
— Илва! — Крикнул я, прижимаясь ухом к двери. — Что случилось?
За дверьми было тихо, не считая коротких всхлипов, которые специально прятали в подушку.
— Илва! Открой!
— Уходи! — Бросила она, стараясь казаться суровой, как в момент нашей встречи.
Сердце щемило за пару, волк метался, толкая все-таки выдрать дверь, слишком часто она между ними стояла, а я сам тяжело дышал, мечтая вырвать ее так же как волк.
— Илва! Я не уйду! И до утра выть буду! Лучше по-хорошему расскажи! — Крикнул я в последней словесной попытке, уже приготовившись дергать дверь, как всхлипы затихли.
Послышался легкий шорох и дверь открылась.
Не удержавшись, я выдернул девушку, и она перепугано вскрикнула, но тут же затихла, когда я прижал ее к себе, заставив обхватить мои бедра ногами.
Так я и стоял, держа ее на весу, что бы ни сбежала.
— Рассказывай.
Она закрыла глаза, в последней попытке договорится с собой и тихо проговорила:
— Не знаю, чего ты там себе надумал, но ничего у нас не получиться. Я замужем и…
— Так это муж?! — Мне кажется, мой рык был слышен настолько далеко, что в городе бы люди вздрогнули.
Он смотрела на меня зелеными глазами и моргнула, подтверждая мои слова.
— За что? Как? — Я пальцами поймал ее лицо и постарался встретиться глазами, которые она тут же опустила.
— Замуж не хотела. Плетью драл. — Голос звучал стойко, как будто ей не раз приходилось это говорить, но стыд все равно играл на ее щеках.
— И ты, поэтому прячешься? — Спросил я и удостоился кивка.
Поставив ее на землю, я смотрел на черную макушку и старался скрыть гнев.
Конечно, она не хотела замуж! Она меня ждала! Меня! А ее какой то скот… Мою…. Ууууу!
— Доброй ночи. — Сказала она, и резко развернувшись, побежала в дом, но будучи быстро пойманной, сжалась в моих руках.
— Не знаю, что ты там себе надумала, но у нас все получиться. Тебе теперь от меня не отвязаться. Моя. Моей была, моей и останешься. А сейчас садись и ешь, мясо готово.
Я опустил ее на свою сумку и, сунув в руки прутик с зайчатиной, палкой начал выкатывать из костра картошку.
— И что все это значит? — Спросила она, но голос все равно предательски дрогнул.
— Ты моя пара. И поэтому ты замуж не хотела. Потому что не за меня выдавали. — Я посмотрел на нее и сжал губы. — Не позволю больше никому тебя обидеть, поняла? — Она кивнула, продолжая пялиться на меня во все глаза.
— Колин…. Я…. В общем….
— Не важно. Неважно все. Ешь, спать пойдем.
— Вместе? — Она задрожала еще сильнее.
— Вместе. Но не трону тебя, обещаю. Если хочешь, на полу у ног посплю, но только с тобой в доме.
Она задумалась, а потом в очередной раз за вечер кивнула, кусая мясо.
Потушив костер, я взял ее на руки, словно куколку и внес в дом, в который она обещалась меня не пускать.
Столик, печка, коврик плетёный, кровать. Маленькая, для одного, не для двоих, у меня, скорее всего, даже ноги не влезут.
Поморщился. Спасть на полу теперь казалось не такой уж ужасной идеей.
Опустив девушку на постель, я сдернул с себя рубаху, чем вызвал ее напуганный вздох и лег на пол.
— Ты серьезно на полу спать решил? — Спросила Илва, свешиваясь вниз.
— Думаешь, шутил?
— Слушай, пол холодный, я не топила сегодня. Давай я на печку, а ты в кровать?
— Еще чего. Спи, давай.
Она, почему то недовольно засопела.
— Что не так?
— Мне переодеться надо.
— Ну, так переодевайся.
— Отвернись! А лучше выйди!
Я перевернулся и уткнулся носом в пол, демонстрируя свою покорность.
Несколько секунд было тихо, потом зашуршала одежда.
Я приподнялся на локтях и наблюдал.
Хрупкие, почти как у подростка острые плечи подрагивали в темноте. Каждый позвонок было видно, сквозь тонкую кожу, сплошь покрытую белыми и розовыми рубцами.
Зверь внутри выл.
Его самка страдала. Его не было. Виноват. Нужно утешить. Просить прощения. Уууууу!
Она набросила на плечи легкий халатик и повернулась полу боком, пытаясь завязать узелок на поясе. А грудка совсем не как у подростка. Сочные упругие мячики идеальной формы, как две вершинки поднимали и натягивали верх сорочки.
Внезапно она повернулась, видимо почувствовав мой взгляд, и прожгла зелеными глазами.
— Я же просила отвернуться. — Смущаясь, но при этом, злясь, сказала она.
— Ты из-за шрамов просила? — Спросил я в ответ.
Она заалела еще сильнее и, опустив глаза, начала перебирать краешек одеяла.
— Я могу их убрать, если ты захочешь.
Столько надежды еще ни разу не обрушивалось на меня. Она запахла спелыми садами и, не веря в чудеса, потащила меня за собой в этот мир ее аромата.
— А ты можешь?
— Могу. Но мне придется к тебе прикасаться. — Сразу предупредил я.
Запах немного померк, но не сильно.
— А больно?
— Нет, совсем ничего не почувствуешь.
— Тогда хочу.
Видимо, носить их с собой было безумно тяжело, раз она так быстро доверилась мне в вопросах их исцеления.
— Тогда ложись. И в течение недели я их сведу.
— Недели? — Переспросила она.
— Да. Ложись, давай.
Я уложил ее на живот и прикрыл покрывшиеся мурашками ноги одеялом.
На правом плечике виднелась не глубокая белая полоска, с нее я и решил начать. Проведя пальцем по мягкой коже, я воззвал к магии и направил ее на рубчик, тонкой нитью зашивая израненную кожу.
Илва тихонько засопела.
Я немного приврал, на счет «ничего не почувствуешь». Очень даже чувствовала…. Возбуждение.
