Два дня по прибытии начальство дало на размещение и отдых. Большая часть солдат сразу по прибытии в безопасный город, просто свалилась с ног. Ранее они терпели, а тут сразу вскрылось — обморожения, ранения, мозоли, простуды. Да просто физическое и психическое истощение сказалось.
Фокадану отдыха не полагается, разместив батальон, тут же уселся за писанину: утерянное в ходе боевых действий имущество, журнал боевых действий, наградные листы на офицеров и солдат. Жадным на представления полковник не был, следуя извечному принципу проси много, дадут впритык.
Благодаря литературному дару, представления на награды получались порой такие, что Алексу самому не верилось, что в его батальоне служат такие воины. Прямо-таки герои кельтских мифов, никак не меньше!
— Сэмми!
— Да, полковник? — Встрепенулся лейтенант, оторвавшись от бумаг.
— Сколько ты с ребятами в той стычке положил? Ну, как его… болото такое, мельница ещё!
— Понял, сэр! Человек тридцать самое малое.
— А если многое?
Фланаган хрюкнул, сдерживая смешок: он уже проникся философией командира, перенятой у Суворова «Пиши поболее. Чего их, супостатов, жалеть!»
Прикусив костяшку пальца, адъютант задумался ненадолго, потом начал:
— Убили мы точно не меньше двух десятков, за то ручаться могу. Ранили… здесь сложней, но тяжёлых никак не меньше полудюжины, полегче кого… десятка три, не меньше.
Выдав это, лейтенант уставился на командира выжидаючи.
Алекс вздохнул показательно.
— Учить вас и учить.
— Теперь пиши, — скомандовал он, — во время разведки, подразделение лейтенанта Фланагана наткнулось на значительный вражеский отряд, после чего умелыми действиями загнало в болото… Что ржёшь, болван?! Бой около болота проходил, там до него никак не больше километра, вот и пиши — в болоте!
Сэм закивал, подавляя смех и начал строчить черновик.
— Так… Загнало в болото роту прусской пехоты. Только пехота была?
— Ещё вестовой от кавалерии, из драгун, кажется.
— Славно… С приданными драгунами и прочими подразделениями. Тактически переиграв противника, лейтенант Фланаган со своими бойцами, уничтожил немногим менее тридцати солдат противника. Да, Сэм… не писать же, что были тяжело раненные и просто раненые, часть из которых непременно загнётся?
— А раненых сколько? — Невинно поинтересовался Сэм, глядя на разошедшегося командира прикусив губу и с трудом сдерживая смех.
— До сотни! — Рубанул Фокадан воздух ладонью, — так и пиши! Сколько их там о сучки покорябалось, а? Далее… они тогда обойти тебя решили? Пиши… Под метким ружейным огнём подразделения лейтенанта Фланагана неприятель попятился, отступая к югу. Поскольку вражеские части пруссаков находились поблизости, лейтенант счёл преследование отступающего противника чрезмерной бравадой, не став преследовать беглецов. Ясно?
— Здорово! — Восхитился адъютант, — и что, все наградные так пишут?
— Если бы, — вздохнул Фокадан, подперев голову рукой, — я хоть и преувеличиваю, но следую в русле событий. Так, иная трактовка с небольшими преувеличениями. Знаешь, сколько раз армия САСШ во время Гражданской уничтожила Южан? Я взялся подсчитать, поверхностно пока, так не меньше, чем трижды! Так-то вот. А уж врак сколько, ты даже представить себе не можешь.
Неожиданно, но командующий гарнизоном Писека, генерал-лейтенант Гельмут фон Зиверс подписал все представления. Благо, на уровне медалей военачальник такого уровня может не подавать запрос по инстанциям.
Торжественное построение, речь, награждение и разговоры офицеров. С традиционной пирушки Фокадан возвращался прилично навеселе, и задумавшийся.
— Знаешь что, Роб, — пьяно сказал он денщику, помогавшему раздеваться, — а мы-то молодцы, оказывается! Геройских побед за батальоном не числится, зато и провалов не допустили! Ровно воевали, грамотно. На фоне остальных мы прямо-таки гвардейцами получаемся.
[1] Войн с индейцами.
[2] В реальной истории именно Луитпольд стоял за весьма грязной историей с низложением Людвига Второго, став после это регентом. Сын Луитпольда стал впоследствии следующим (и последним) королём Баварии, под именем Людвига Третьего.
ПЫ. СЫ. Несмотря на несомненную причастность Луитпольда к заговору, правителем он оказался на редкость удачным.
[3] Город в Чешской Богемии.
[4] Военное понятие, означающее, что врагу нужно оставить путь для отступления, чтобы он не дрался с яростью загнанной в угол крысы.
[5] Чехия делится на Богемию, Моравию, и Чешскую Силезию.
[6] Река в Пльзенском и Южночешском крае, левый приток реки Влтавы.
[7] Связки прутьев, хвороста, тростника.
[8] Первый блокнот современного образца, с отрывными страницами, появился в 1872 году. К слову, в реальной истории блокнот изобрёл Марк Твен.
[9] Монашку изнасиловали в лесу проезжавшие фермеры. Она встала и крестится:
— Господи! Спаси и помилуй. И досыта, и без греха.
[10] Не имея прочного положения, прав, обеспечения.
[11] Во времена Австро-Венгрии, главенствующее положение в Чехии (Богемии и Моравии) занимали немцы и онемеченные чешские аристократы, являющиеся чехами разве что по фамилии. Существовало множество дискриминационных законов, удерживающих такое положение дел.
Глава 23
Англия оказалась куда более зубастой, чем считалось до войны. Бритты, сцепив зубы, отчаянно сражались за мировое господство. Дизраэли[1] и Гладстон[2], оставив в сторонку взаимные претензии, действовали единым фронтом.
Выдающиеся политические лидеры нашли подходящие слова и убедили нацию, что эта война идёт за будущее всей Англии, а не только её верхушки. Вот сейчас будет последнее усилие, и… следовали обещания в стиле древнегреческих представлений о демократии, когда все будут равны, и у последнего бедняка будет не менее пяти рабов.
Равенство английские аристократы не обещали, но громогласных разговоров о высшей английской расе, и страшной нехватки в Колониях настоящих англичан, из-за нехватки которых так тяжело нести цивилизацию, велись постоянно. К туманным обещаниям добавлялись вполне конкретные виновники — подлые французишки и русские недочеловеки.
Как только эти страны будут возвращены на надлежащие им места, народу Британии больше не придётся работать так тяжко. Англичане, как им это и положено, станут делать самую важную работу — управлять миром.
Столь неприкрытый расизм поражал попаданца, но привык уже. О какой-либо толерантности и терпимости в Европе пока не слыхали, так что государственные деятели выражались порой и позабористей. В мирное время их останавливал здравый смысл, но во время войны противника поливали отборным гуано, не стесняясь в выражениях и не заботясь такими вещами, как достоверность и факты.
Собственно, французы и немцы выражались в том же духе. Правда, более изящно и правдоподобно.
Единственной страной, газеты которой хоть как-то сдерживались, оказалась Российская Империя. Алекс восхитился терпимостью соотечественников, но капитан Сергеев, служивший военным представителем России при Зиверсе, развеял его заблуждения.
— Терпимость, — артиллерист хмыкнул грустно, — да нет никакой терпимости. Просто Двор не может разыгрывать национализм, там русских почти нет. В кого ни ткни, так каждый второй из царедворцев не лучше Нессельроде[3] будет. Сами не русские и даже по-русски не говорят. Да и прочие — если фамилия русская, то ни по крови, ни по языку, русскими они не являются.
— Татары, грузины…
— Если бы, — хмыкнул капитан, разливая шнапс по рюмкам, — эти-то свои давно. Не без проблем, да-с… но свои. Даже немцы русские есть. Говорю о тех, кто за пределами Российской Империи родился и все интересы их остались на старой родине. Россия так, деньги зарабатывать, да интересы настоящей Родины лоббировать[4]. Мнооого таких.
Сергеев прищурился недобро, но добавлять ничего не стал. Конфликт между дворянством служивым и царедворцами тлел постоянно. Одни служили России, а другие… как-то слишком часто оказывалось, что интересы отдельных групп придворных вступали в конфликт с интересами страны.
