Она схватила руки Лираз и распрямила их.
– Начнем с меня. Какой знак, ангелочек? Который мой?
– Ни один, – задыхаясь, прошептала Лираз.
– Врешь!
Но это была правда. Если бы убийство в Шаббате оставило после себя татуировку, то она оказалась бы на пальцах – ведь это произошло так давно. В конце того дня Азаил достал татуировочный набор, взвесил на руке. Посмотрел на нее; слишком долгий и слишком невыразительный взгляд для Аза. Будто сделанное ею в тот день изменило не только ее, но и его тоже. А затем убрал набор обратно в ранец и отвернулся.
Лираз слышала фразу: есть только одно чувство, которое при воспоминании не тускнеет, сохраняет полную силу и яркость. Единственное, над которым не властно время. Сколько бы лет ни прошло, оно приходит из прошлого, как если бы ты проживал его заново. И это чувство не любовь – да и не сказать, что в любви у нее такой большой опыт, – не ненависть, не гнев, не счастье, не даже горе. Воспоминания о них – всегда только эхо истинного чувства.
Стыд. Именно над ним не властно время. Лираз только сейчас поняла, что в основе всех ее поступков лежал стыд и что ее душа – зараженная почва, в которой не способно расцвести ничто доброе.
Я не могу представить, что ты попросишь прощения, сказала Тен.
Она права. Была права. А сейчас? Лираз попросила бы прощения за Шаббат. Если бы голос ей подчинялся. Если бы она могла заговорить. Изнутри рвался звук. Смех? Если бы она сама была способна в такое поверить, то сказала бы, что рыдает.
А по правде, и то и другое. Она мечтала лишиться рук, с одного удара или нет, и оттого смеялась. Страшно. Жестоко. Смешно!
Как ни дико это звучало, мечта становилась явью.
30
Ближе и ближе
Сначала было пусто.
Потом ощущение поменялось, хотя Акива по-прежнему никого не видел. Он просто знал, что больше не один.
Затем скрипнула, закрываясь, дверь; дунул ветерок, выдавая движение. Миг – и вот Кэроу уже стоит перед ним, как воплощение желаний.
Не надейся, предостерег он себя. Ты не знаешь, зачем она пришла. Но даже просто быть рядом… Его кожа, его пальцы – они помнили… Шелк, биение крови, трепет… руки обретали собственную волю. Он сцепил их за спиной в замок.
Она так смотрела на него в пещере…
– Привет.
Потупившийся взор, на щеках – густой румянец.
Она покраснела. А если она покраснела… Божественные звезды, как же она прекрасна!
– Привет, – ответил он тихим хриплым голосом.
Надежда снова взяла верх. Скажи еще раз, умолял Акива. Если она повторит, то, может быть, вспомнит храм Эллаи: как они сняли маски и первый раз со времени битвы при Булфинче увидели лица друг друга.
Привет, сказали они тогда, и это прозвучало как заклинание. Привет – как клятва. Привет – дыхание к дыханию.
Вдох – и первый поцелуй.
– Мм…
Она бросила быстрый взгляд в его сторону, встретилась с ним глазами и покраснела еще гуще.
– Ну, привет.
Она сделала небольшой шаг вперед. Достаточно близко. Еще шаг. Акива смотрел, и в нем поднимала голову любовь и тяга к жизни. Его комната, и они здесь вдвоем. Можно поговорить, освободившись из-под гнета внимательных глаз. То, что она пришла, означало так много. И пламя взгляда, которым они обменялись в пещере. Он не мог не надеяться, что это означает… все.
Обретение надежды было подобно веревке в ее руках, когда он завис над пропастью и уже не надеется. От нее зависело, жить ему или умереть.
Она огляделась, хотя смотреть здесь было не на что. Помещение было вырублено не так грубо, как большинство остальных. Гладкие стены и четкие углы в мире кривых линий.
– А я помню эту комнату, – сказала Кэроу тихо. – Здесь мертвых готовили к погребению.
Слова слегка встревожили его. Акива пролежал здесь в полудреме несколько часов, сосредоточившись на точке концентрации боли. Лежал словно труп – в комнате, где прежде лежали трупы?
– Я не знал, – ответил он, надеясь, что не нанес бывшим обитателям пещер оскорбление.
Кэроу провела кончиками пальцев по камню. Теперь она стояла к нему спиной, и он видел, как в такт дыханию поднимаются и опускаются ее плечи. Синие волосы заплетены в косу – синие, как сердцевина пламени. Мягкие завитки на затылке выбились и чуть торчали. Более длинные пряди были убраны за уши, все, кроме одной, упавшей на щеку.
Акиве страшно захотелось причесать их и заправить обратно. Расчесывать медленно, ощущая тепло ее шеи.
– Мы подзуживали друг друга прийти сюда и полежать, – сказала Кэроу. – Я имею в виду, дети.
Она медленно обошла стол, остановилась лицом к Акиве у дальней стороны, будто воздвигая между собой и Акивой барьер. Подняла глаза к потолку. Высокий, и в центре похожее на дымоход отверстие.
– Это для душ, – пояснила она. – Чтобы они возносились в небо, а не застревали внутри горы. Мы раньше говорили, что если заснуть в этой комнате, твоя душа подумает, что ты умер, и вознесется.
Акива почувствовал, что Кэроу улыбается. А потом увидел отблеск этой улыбки на ее лице, легкий и нежный.
– Ну, так я притворилась однажды, что уснула здесь, и вела себя, будто утратила душу. И уговорила других детей помочь мне ее отыскать. Весь день, под потолком.
Она опять улыбнулась, медленно, непривычно.
– Я поймала воздушного элементаля и сделала вид, будто это моя душа. Бедный он, бедный. Я была тогда маленькой дикаркой.
Ее лицо… Оно по-прежнему оставалось для него неразгаданной тайной, а улыбка почти превращала в незнакомку.
Если у них с Мадригал был целый месяц, то с Кэроу у него было сколько?.. две ночи? Или даже одна, бо́льшую часть которой он проспал. И два дня урывками. Несколько встреч украдкой, и все, что он видел, – переполнявшую ее ярость, опустошение, страх…
Сейчас было что-то совсем другое. Улыбаясь, она излучала сияние, как лунный камень.
И тут он со всей очевидностью понял: у нее теперь не только другое лицо. Он привык думать, что это та же Мадригал, только в ином обличье и с другим именем, но ведь в теле Кэроу она прожила еще одну жизнь – в другом мире, в окружении людей. Как это изменило ее? Он не знал.
Но узнает.
Желание переполняло его; в груди болело, будто сердце проткнули гвоздем. Ничего в мире он не жаждал так сильно, как начать все сначала.
Любить.
– Хороший был день, – сказала она, все еще погруженная в воспоминания.
– А как ты вела себя, когда якобы утратила душу? – спросил Акива.
Он-то собирался задать беспечный вопрос о детской игре, но, услышав собственные слова, подумал: «Кому это знать лучше, чем мне?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});