Капитан прислушался: кто-то кричал над ним за срезами двух пересекавшихся под острым углом плоскостей — пройти по ним мог только цирковой акробат.
— Я здесь! — крикнул Капитан, но Библ не ответил — либо не услышал, либо ответ его поглотила сумятица цветных газообразных потоков.
Раскачиваясь и пружиня, дорожка нырнула в проход между встречными конвейерами голубых курток. Люди плыли навстречу вместе со световыми табло, полными завихряющейся цветной тарабарщины. Капитан толкнул одного в плечо — рука не достала куртки, отброшенная ударом невидимой, но ощутимо пружинящей силы, как туго натянутая резина. Силовое поле? Он тронул другого — пальцы встретили тот же невидимый заслон. Неужели каждый на этих конвейерах сидит под непроницаемым силовым колпаком? Вероятно, этим гарантировалась здесь точность работы, уплотненной изолированностью рабочего места.
Раздумывая, Капитан чуть не свалился с дорожки, поворачивающей на таком крутом вираже, что пришлось шлепнуться плашмя, чтобы не вылететь на соседний плоскостной срез.
— Я под вами, Кэп, — услышал он из глубины цветного каньона, уходящего вниз.
Дорожка пересекала его, как подвижной мост, а на плоском «берегу», похожем на невыкрашенный цинковый лист, стоял, размахивая руками, Библ:
— Прыгайте!
Капитан прыгнул, но пролетел мимо, подхваченный другой дорожкой, вынырнувшей навстречу, видимо из того же каньона. Теперь ажурные конструкции обрывались вниз в той же геометрической искаженности, а мерцающие диски рассыпались в туманностях, как далекие звезды из смотрового окна космолета. Где же Библ? Он только что был внизу, но Капитан пролетел мимо, и Библ, если только он не устремился вдогонку, должен быть где-то над ним, на срезе мелькнувшей плоскости. Может быть, ее достанет эта спасительная дорожка?
— Библ! — крикнул Капитан. Голос прозвучал глухо, негромко: вероятно, звуковые волны гасли в этом переплетении плоскостей и дорожек, наползающих одна на другую, как нитки в клубке.
На стены или, вернее, на то, что можно было считать стенами, Капитан не смотрел — они тонули в цветной бесформице. Мелькнул подсвеченный изнутри куб, за ним другой, третий, с перемещавшимися внутри фигурками по всей емкости куба. «Класт», — вспомнил Капитан гедонийские шахматы. Кто же играет здесь? И тут же сообразил: никто. Здесь только улавливаются мысленные приказы извне, и телекинетчики передают требуемые игрой перемещения. А дорожка вдруг прыгнула вверх, и Капитан снова увидел Библа.
— Эй! — закричал он. — Сюда, Кэп!
Цинковая плоскость наплывала сверху вниз, и протянутая рука Библа помогла устоять в прыжке.
Оба вздохнули облегченно и радостно. Только сдержанность Библа помешала Капитану расцеловать товарища, но обнялись они, как влюбленные.
— Давайте подальше от края, — предложил Капитан, — только здесь я грубо, зримо, вещественно понял, что значит провалиться в тартарары.
Отойдя, оглянулись. И опять «пейзаж» удивлял по-новому неожиданно изменившимися архитектурными формами. Никакой игры света, никакой взбесившейся цветной геометрии уже не было. Свет, падавший с мутного потолка — «неба», ровно освещал длинный-предлинный зал, как пустынную улицу, тянувшуюся в тумане хмурого зимнего утра. По бокам так же вытягивались серые, как дома, «стены» с единственным рядом очень низко посаженных иллюминаторов — «окон». «Окна» вспыхивали и гасли с кажущейся необъяснимостью, а потом, как оказалось в действительности, с вполне понятной закономерностью. Мимо этих окон медленно двигалась эскалаторная лента не шире обычного тротуара в небольших переулках. На ней с равными промежутками были закреплены столики наподобие дирижерских пультов, а за каждым столиком не то на корточках, не то на едва различимом стуле сидел человек в голубой куртке. Он появлялся с другой дорожки, занимал проплывающий мимо пустой стул-невидимку и, пристроившись к очереди сидевших за столами-пультами, медленно двигался вместе с ними. Поравнявшись с освещенным окном-иллюминатором, он что-то вынимал оттуда, ставил на стол и плыл дальше мимо погасших «окон» до вновь освещенного, проделывал ту же операцию и снова повторял ее у следующего освещенного «окна», миновав добрый десяток погасших. Четвертой «оконной» операции или не было, или Библ с Капитаном ее не видели: дорожка с голубокожими уже исчезала в тумане. Аналогичная живая лента раскручивалась и с другой стороны «улицы», но в обратном направлении.
— Вы что-нибудь понимаете, Кэп? — спросил Библ.
— Какой-то вид работы.
— Это не работа.
— А что?
— Я все еще думаю. Что-то проясняется.
Что прояснилось, Капитан узнал по крайней мере минуту спустя.
— Это обед, или завтрак, или что-нибудь в этом роде, — сказал Библ.
— Из окон?
— Конечно, «окна» и есть окна. Раздаточные автоматы. Свет — значит, блюдо готово. Человек забирает его и ест, проезжая мимо погасших окон. Они освещаются уже для следующих за ним клиентов, а затем снова гаснут, пока автомат не подаст второго блюда. Блюд, повидимому, три или четыре, судя по виденным нами операциям. Мы в их столовой, Кэп.
Капитан недоверчиво пожевал губами.
— Боюсь, что это только гипотеза.
— Давайте проверим.
Устремившись к устью дорожки, вползавшей в зал, и опередив не спешивших голубокожих, оба тут же захватили два пустых стула-невидимки у пластмассовых пультов. Первое же окно оправдало предположение Библа: в его освещенной емкости без видимой опоры висел прозрачный горшочек с темно-зеленой массой. Не раздумывая Капитан подхватил его. Окно тотчас же погасло, а следующее уже осветилось для Библа, повторившего ту же процедуру. Зеленая масса оказалась густым желе с воткнутой в него широкой лопаточкой. На ложку она не походила, но служила, вероятно, для той же цели.
— Попробовали, Кэп?
— Чуть-чуть на язык. Не так плохо. Что-то вроде киселя из крыжовника.
Непредусмотренное вторжение землян переполоха не вызвало. Их даже не заметили. «Обед» продолжался с автоматической точностью. Следующее окно одарило горшочком с коричневой массой: точь-в-точь хорошо выпаренная фасоль по-грузински, только без специй. В третьем окне получили совершенно безвкусные шарики, таявшие во рту как мороженое. И, наконец, что-то жидкое, напоминавшее кока-колу. Затем в блаженном состоянии сытости Капитан и Библ поплыли уже за пустыми пультами — посуда сразу куда-то исчезла, даже не звякнув. Окон уже не было, но стулья покачивало, как в гамаке. Мозг отупел, не рождая ни одной мысли. Сколько минут и секунд продолжалась эта гамма пищеварения, никто не знал, только окончилась она прозаично и даже неуважительно: «стулья» подскочили и, спружинив, выбросили обоих землян на пол другого зала. Голубые куртки впереди тотчас же бросились на пересекающие дорожки и скрылись за срезами плоскости. То же самое проделали и другие, следовавшие за Капитаном и Библом. Никто ни к кому не обращался, не обменялся ни словом, ни взглядом — полная некоммуникабельность, — и никто не остался в зале, кроме Капитана и Библа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
