Он набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул его.
– Обычно я знал, когда дело идет к концу, но на этот раз он не опустил руку и продолжал меня бить. Я больше не мог держать рот закрытым и начал стонать при каждом ударе, а слезы текли сами, как я ни мигал, чтобы их удержать.
Джейми лежал голый до пояса, почти светясь при луне, тонкие волоски серебрились, точно иней. У меня под рукой отчетливо бился пульс возле грудной кости.
– Не знаю, сколько времени это тянулось, наверное, не очень долго, но мне показалось – чуть ли не вечность. Наконец он остановился и заорал на меня, вне себя от злости, а я сам был так зол, что вначале не понимал его и только потом стал разбирать слова. Он ревел: «Будь ты проклят, Джейми! Ты что, не можешь крикнуть? Ты уже большой, даю слово, больше не стану тебя пороть, но неужели нельзя завопить разок, прежде чем я перестану! Мне же надо знать, что я тебя пронял!»
Джейми рассмеялся, и ровное биение пульса нарушилось.
– Я от этих его слов до того ошалел, что выпрямился, повернулся к нему и заорал: «Так почему же ты мне не сказал об этом с самого начала, старый дурак?! Ай-ай-ай! Ой-ой-ой!» В следующую секунду я очутился на земле, в ушах у меня звенело, а челюсть ныла в том месте, куда он мне въехал. А он стоял надо мной, задыхаясь, волосы на голове дыбом, борода торчком. Потом потрогал мою челюсть и говорит, а сам еще дышит со свистом: «Это тебе за то, что назвал отца дураком. Может, оно и вправду так, но неуважительно. Вставай, пошли умываться перед ужином». Больше он меня ни разу не ударил. Только кричал на меня, но я отвечал тем же – как мужчина мужчине.
– Хотелось бы мне знать твоего отца, – сказала я. – Нет, наверное, лучше не надо. Ему бы не понравилось, что ты женился на англичанке.
Джейми крепко обнял меня и укрыл одеялом мои плечи.
– Он бы решил, что я наконец набрался ума, – сказал он и погладил меня по голове. – Он отнесся бы с уважением к моему выбору, на ком бы я ни женился, но ты…
Он повернул голову и нежно поцеловал меня в лоб.
– Ты бы очень понравилась ему, моя англичаночка.
Про себя я назвала это посвящением в рыцари.
Глава 30
Беседы у камина
Какая бы трещина ни возникла между Дженни и Айеном после ее откровений, казалось, она исчезла. На следующий день вечером после обеда мы собрались в гостиной. Айен и Джейми в углу говорили о делах фермы за бутылкой вина, настоянного на плодах самбука, а Дженни наконец расслабилась, положив распухшие ноги на подушечку. Я пыталась записать некоторые рецепты, которые она диктовала мне через плечо, по ходу консультируясь у нее о деталях.
Первый лист: лечение карбункулов.
«Три железных гвоздя замочить на неделю в закисшем эле. Добавить горсть кедровых стружек, дождаться, когда они намокнут. Когда стружки осядут на дно, лекарство готово. Прикладывать три раза в день, начиная с первого дня первой четверти луны».
Второй лист: свечи из пчелиного воска.
«Освободить соты от меда. По возможности удалить мертвых пчел. Растворить соты в небольшом количестве воды в большом котле. Снять с поверхности воды всплывших пчел, крылья и другие примеси. Когда все устоится, воду слить, используя ее для подслащивания. Еще два раза промыть водой».
Рука моя уже устала, а я еще не дошла до приготовления форм для свечей, кручения фитилей и развешивания свечей для просушки.
– Дженни, – обратилась я к ней, – сколько времени потребуется на изготовление свечей от начала до конца?
Она положила на колени распашонку, которую она шила, и задумалась.
– Полдня на сборы сот, два дня – гнать мед, если погода жаркая, то один день. Один день на очистку воска. Если его много или если он очень грязный, то два дня. Полдня делать фитили, день-два делать формы, полдня, чтобы растопить воск, наполнить формы и подвесить их для застывания. Скажем, на все уйдет неделя.
Тусклый свет лампы, брызгающее перо – это уже было слишком после дневных трудов. Я сидела рядом с Дженни и с восхищением смотрела на крохотную распашонку, которую она шила почти невидимыми стежками.
Ее округлившийся живот вдруг зашевелился, когда его обитатель поменял положение. Я смотрела как зачарованная. Я никогда не была рядом с беременной женщиной на позднем сроке и не понимала, что происходит у нее внутри.
– Хочешь потрогать? – предложила Дженни, заметив, как я смотрю на ее живот.
– Не знаю…
Она взяла мою руку и решительно положила ее на свой живот.
– Вот здесь. Подожди немного. Скоро он опять толкнет.
Им не нравится лежать на спине. Им так неудобно, и они начинают двигаться.
Как бы в подтверждение ее слов удивительно сильный толчок поднял мою руку на несколько дюймов.
– Боже! Какой он сильный! – воскликнула я.
– Ага. – Дженни с гордостью похлопала по животу. – Он будет здоровый, как его брат и папа.
Она улыбнулась Айену, чье внимание моментально переключилось с лошадей на его жену и будущего ребенка.
– Или как его никудышный рыжий дядя, – добавила она, чуть повысив голос и подтолкнув меня локтем.
– Эй! – Джейми поднял голову, оторвавшись от счетов. – Ты это мне говоришь?
– Интересно, на что он отреагировал? На «рыжий» или на «никудышный»? – тихо спросила Дженни, снова подтолкнув меня, и нежно ответила Джейми: – Нет-нет, дорогой. Мы просто подумали о возможности, что новорожденный может, к несчастью, быть похожим на своего дядю.
Дядя усмехнулся, подошел и сел на подушечку. Дженни любезно подвинула ноги, потом положила их ему на колени.
– Помассируй их, Джейми, – попросила она. – У тебя это получается лучше, чем у Айена.
Он подчинился. Дженни откинулась назад и закрыла глаза, наслаждаясь. Она положила распашонку на живот, который продолжал двигаться, словно протестуя. Джейми смотрел на живот, словно зачарованный, как я до этого.
– Тебе так неудобно? Кто-то делает сальто в твоем животе?
Дженни открыла глаза и поморщилась, когда живот вдруг изогнулся дугой.
– Мм. Иногда мне кажется, что моя печень вся в синяках от таких толчков. Но большей частью это приятное ощущение. Это как… – Она замолчала, потом усмехнулась, глядя на брата. – Трудно описать это мужчине, у которого нет соответствующих органов. Думаю, что не смогу сказать тебе, что такое вынашивать ребенка, как ты не можешь сказать мне, что чувствует мужчина, когда его ударили по яйцам.
– О, это я могу описать.
Он мгновенно согнулся пополам, схватился руками за пах, закатил глаза и издал ужасный, булькающий стон.
– Я правильно показал, Айен? – спросил он, повернув голову к смеющемуся Айену, который сидел, упираясь деревянной ногой в камин.
Его сестра носком ноги коснулась его груди и выпрямила его.
– Ну хорошо, дурачок. В таком случае я рада, что я не мужчина.
Джейми выпрямился, смахнул со лба волосы.
– Нет, правда, – сказал он, заинтересованный. – Разве у нас разные органы? Ты можешь это описать для Клэр? В конце концов, она – женщина, хотя еще и не вынашивала ребенка.
Дженни посмотрела оценивающе на мою диафрагму, и я почувствовала что-то внутри.
– Мм, может быть, смогу, – медленно проговорила она. – Ты чувствуешь, словно вся твоя кожа стала очень тонкой. Чувствуешь каждое прикосновение, даже прикосновение одежды. И не только к животу, но и к ногам, бокам, грудям. – Ее руки непроизвольно вторили ее словам, гладя батист под набухшими грудями. – Они стали тяжелые, налитые… и они очень чувствительны, особенно соски.
Она провела большими пальцами вокруг сосков, и я увидела сквозь ткань, как они напряглись.
– И конечно, ты становишься грузной и неуклюжей. – Дженни печально улыбнулась и потерла то место на бедре, которым она раньше ударилась о стол. – И места занимаешь больше, чем раньше. Но здесь, – руки ее, как бы защищая, коснулись живота, – кожа чувствительнее всего, конечно.
Она гладила свой большой живот, словно это была кожа ее ребенка, а не ее собственная. Взгляд Айена следовал за движением ее рук, которые двигались сверху вниз, снизу вверх, разглаживая ткань на животе.
– Вначале это немного похоже на газы в животе, – сказала она, смеясь, и ткнула большим пальцем ноги в живот своего брата. – Вот здесь – словно пузырьки бегают в животе. Но с течением времени ты вдруг почувствуешь движение ребенка, и это похоже, словно рыбка трепыхнулась на крючке, но это ощущение мгновенное, и ты даже не успеваешь понять, показалось тебе это или нет.
Словно протестуя против таких слов, ее невидимый компаньон задвигался, выпирая то с одной стороны, то с другой.
– Думаю, ты сейчас права, – заметил Джейми, с удивлением следя за движениями.
– О да. – Она положила руку на выпуклость, словно успокаивая ребенка. – Знаешь, они могут спать несколько часов подряд. Иногда я даже пугаюсь, не умер ли, когда долго нет никакого движения. И тогда я пытаюсь разбудить его. – Она ткнула рукой в бок и тут же сильно ткнула в другой. – И ты счастлива, когда он снова толкает тебя. Но растет не только ребенок. К концу ты чувствуешь, что вся распухла. Это не больно… словно ты созрела и сейчас лопнешь. Возникает сильное желание, чтобы к твоему телу нежно прикоснулись.
