— Извините.
Я встала из-за стола, и вдруг меня осенило.
— Который час? — спросила я.
— Двадцать минут второго.
Меня оштрафуют. Опять. Я опоздала на целых полчаса и тридцать долларов, когда с грохотом въехала на стоянку у школы Исаака. И знаете что? Оказывается, мисс Моргенштерн не всегда улыбается.
На мое счастье Исаак уснул в машине, и у меня было время обдумать прочитанное. Сторонники теории восстановленной памяти, особенно те, кто рассуждал об особой биологии памяти, убедили меня, что воспоминания, связанные с сильным эмоциональным потрясением, могут сохраняться не в той части мозга, где находится информация о простых событиях. Таким образом, о них просто могут забыть и вспомнить при определенных обстоятельствах. Это подтверждало изучение жертв Холокоста и воспоминаний взрослых людей о сексуальном насилии, произошедшем с ними в детстве. В то же время я посочувствовала и пострадавшим от «синдрома ложных воспоминаний». Другие случаи восстановленной памяти казались вымыслом. К тому же я не могла переварить заявление, что по сельской местности в центре Америки валяются трупы детишек, принесенных в жертву на сатанинских ритуалах, и неважно, сколько людей «помнят» об этом насилии.
А что же Лили и ее восстановленные воспоминания об убийстве матери, о которых сегодня трубит желтая пресса, а завтра утром напишут еще и серьезные газеты? Лили не помнила о том, как выстрелила в мать, пока не прошла долгое лечение, восстанавливая события в игре с куклами Барби. Все, кто был в курсе ее проблемы, считали, что она ничего не может вспомнить из-за психологической травмы. Но может быть, все иначе. Возможно, маленькая Лили не могла вспомнить, как стреляла в мать потому, что она этого не делала. Возможно, ее убил кто-то другой, а затем убедил всех в виновности Лили, заставив ее всю жизнь мучиться от того, чего она не совершала.
Когда я добралась домой и включила Исааку телевизор, то снова позвонила Лили. Я хотела поговорить о ее воспоминаниях и поразмыслить над вероятностью того, что она стала жертвой «синдрома ложных воспоминаний». Ее помощница ответила, что Лили «недоступна» даже для меня. Несмотря на сообщения, которые я оставляла несколько раз, она так и не перезвонила.
Я была готова в ярости разбить телефон, когда почувствовала, что руки Питера массируют мне шею.
— Отдохни, любимая, — предложил он.
— Сейчас, — огрызнулась я, и мне тут же стало за себя стыдно.
— Ого! — он поднял вверх руки. — Что случилось?
— Извини пожалуйста. Меня просто все это очень напрягает, — я махнула рукой на кипу газет.
— А обед не поможет? — он скользнул руками по моей талии и положил их на живот. — Проглота надо покормить.
Питер всегда давал чудесные прозвища нашим малышам. Я прильнула щекой к его руке:
— Да, обед поможет.
— Что-нибудь желаешь? Что-то особенное?
Я страстно желала, чтобы хоть час в блестящей, но несколько дурной голове мужа не появлялось никаких безумных идей. Однако я не возражала против двойного гамбургера и хорошо приготовленной картошки-фри.
Взяв сэндвичи, мы отправились в парк через дорогу. Дети слопали свои бутерброды и помчались кататься с горки. Мы с Питером сели на траву так, чтобы нам было их видно, и начали разговор.
— То есть, ты хочешь сказать, что восстановленные воспоминания Лили могут оказаться ложными.
Я убрала его руку от своего пакетика с картошкой.
— Кыш. Я ем за двоих, забыл? — Я откусила гамбургер и с полным ртом продолжила: — В общем, да. Конечно, в случае такой травмы, как смерть матери, возможно подавление воспоминаний. С другой стороны, в воспоминаниях о сексуальном насилии должно быть что-то особенное. Отчего-то. Может, потому что насилие происходит много раз, и ребенок не может его избежать.
Я проглотила последний кусочек своего гамбургера и покосилась на его сэндвич.
— Не наелась? — спросил Питер.
Мне показалось, что он смотрит на мой живот.
— Я беременна, — ответила я в свою защиту.
Он протянул мне остатки детских бутербродов:
— Значит, надо есть. Итак, какие виды воспоминаний могут быть подавлены?
— Воспоминания о травмирующих событиях подавляются из чувства самосохранения. То есть, должно производиться насилие, которого ребенок не может избежать физически. Поэтому он старается избежать его психологически.
— Ты думаешь, что воспоминания Лили именно такие?
Я пожала плечами:
— Не знаю. Смерть матери — серьезная эмоциональная травма. Однако это не насилие, которое повторяется много раз. Но с другой стороны, отсутствие матери можно назвать и длительной травмой. Возможно, это то же самое.
— А есть ли какой-нибудь тест, который показывает, внушенные ли это воспоминания?
— Нет. Определить, которые воспоминания ложные, невозможно. После того как их внушили, человек воспринимает их как реальные.
— И как же ты собираешься узнать, на самом деле она стреляла в мать или вспоминает то, чего не было?
— Нужны еще доказательства. Может ли кто-то другой подтвердить версию, которую вспоминает Лили? Она была в комнате одна с матерью, поэтому найти убедительные доказательства совсем непросто. Но все-таки стоит попробовать.
В этот момент мы услышали крик ужаса. Бросились на детскую площадку и увидели Руби, которая одной рукой прикрывала рот, а дрожащим пальцем другой показывала на брата, который сидел в углу на корточках, с выражением глубокой сосредоточенности на лице.
— Он какает! — прошептала она. — Он какает в штаны!
Исаак немного смутился.
— О боже, Исаак! Ты правда это делаешь?
— Нет, — спокойно произнес он.
— Слава богу!
— Уже нет. Я все сделал.
— Зайка! Но почему? Ты же большой мальчик! Почему ты не попросил меня или папу отвести тебя в туалет?
Я взяла его на руки и почувствовала очень неприятный запах.
— Я был очень занят, — сказал он.
— Чем же?
— Каканьем.
— Фу! — закричала Руби. — Фу, фу, фу!
Может быть, моя дочь подавит ужасные воспоминания о том, как ее брат наложил в штаны на городской площадке. Точно знаю, что я с удовольствием забыла бы весь процесс мытья после этого.
Глава 24
Как и ожидалось, на следующий день о Лили писали все серьезные газеты. Она по-прежнему не отвечала на мои звонки, и, расстроенная, я решила поехать в Оджай. Мой долг сообщить Юпитеру, что мы больше официально не занимаемся его делом, был хорошим прикрытием для необходимого разговора с доктором Блэкмором.
Впервые в жизни мне повезло — пробок не было, и вскоре я, до упора открыв окно и вдыхая соленый воздух, двигалась по шоссе вдоль южного побережья. Мне стало так хорошо, что я ужасно захотела есть и остановилась выпить финикового коктейля. Это южнокалифорнийское лакомство на вкус такое же мягкое, как и на слух — ликер из сладких спелых фиников. Я расслабилась на некоторое время, потягивая прохладный напиток и рассматривая серферов, которые покачивались на волнах, как тюлени, забравшиеся на льдину понежиться в лучах солнца. Вдалеке морская зыбь угрожающе превращалась в серьезный бурун. Серферы принялись яростно грести, и когда волна подхватила их, они, вскочив на ноги, заскользили по белоголовому гребню. Один за другим они скрывались в морской пене, и в конце концов остался последний. Одинокая покорительница моря изгибалась и ловко балансировала, с непроизвольной грацией приближаясь на волне к берегу. Темный костюм не смог скрыть выпуклости в районе бедер и груди, когда волна вынесла ее на мелководье, и она умело спрыгнула с доски, тряхнув длинными светлыми волосами. В такие моменты мне становится совершенно ясно, почему я живу в Калифорнии.
Я выбросила чашку в урну и села за руль. В это мгновение зазвонил мобильный. Это был Питер.
— Джулиет! На автоответчике было сообщение от доктора, когда я проснулся.
Прошло две недели с тех пор, как я сдала тест на выявление генетических отклонений. Я была так занята работой над делом, что даже не заметила этого.
— О боже. Что он говорит?
— Подожди. Я сейчас дам тебе послушать.
Некоторое время в телефоне слышалось одно жужжание, затем прозвучал резкий сигнал автоответчика. Довольно официальный голос сказал в нос:
— Беспокоят из клиники акушерства и гинекологии Санта-Моники. Результат вашего генетического теста положительный, — затем повисла пауза. Вдруг голос стал человечным и добрым: — Поздравляем!
Питер опять взял трубку:
— С ней все нормально!
— Откуда ты знаешь, что это она?
— Знаю.
— А я хочу знать наверняка. Позвони прямо сейчас.
— А они мне скажут? Может, тебе лучше позвонить самой?
После пустых пререканий мы решили воспользоваться функцией конференции в телефоне. Секретарша переключила звонок на медсестру, которая с радостью согласилась посмотреть мою папку. Пока мы ждали, Питер снова и снова повторял, что будет девочка, а я напоминала ему, что совершенно не важно, какого пола ребенок, главное, что здоровый. Наконец в разговор включилась медсестра.
