время видел перед собой сиятельного графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина таким, каким он красовался на парадном портрете в музее, – энергичным и хитроватым баловнем судьбы. Сведения, извлеченные мною из синей папки, заставили меня иначе посмотреть на удачливого коллекционера. Я представил, какой трагедией была для него потеря Собрания российских древностей, которому он отдал всю свою жизнь. Как болезненно воспринимал граф слухи, сплетни, подозрения, окружавшие его имя и его Собрание. Каким ударом стала для Мусина-Пушкина гибель сына Александра, в котором он видел продолжателя своего дела. Возможно, собственная смерть была для графа как избавление от обрушившихся на него невзгод.
Представилось, как по заснеженной дороге, через древние русские города Сергиев Посад, Переславль-Залесский, Ростов Великий, Ярославль бородатые мужики в подпоясанных армяках несут на руках богато украшенный гроб своего барина, как на кладбище в Иловне тоскливо раздаются в морозном воздухе удары заступа и среди белых сугробов вырастает холмик черной земли.
И после смерти не повезло когда-то удачливому графу – найденное им «Слово о полку Игореве» сгорело в Московском пожаре, а над графской могилой, словно в насмешку, разлилось искусственное море, скрыв от людских глаз место погребения человека, посвятившего свою жизнь сохранению культурного наследия России, раскрытию тайн ее истории. Как часто судьба отворачивается от тех, кто этого не заслужил!
Возвращая Лидии Сергеевне синюю папку, я рассказал ей, как в корне изменилось мое отношение к Мусину-Пушкину. Выслушав меня, женщина довольно улыбнулась:
– По правде говоря, именно на это я и рассчитывала, когда давала вам папку… А что вы думаете об истории переписки? Как она очутилась у ее владельца и почему он поставил перед Подосиновой такое условие – не называть его имени?
– Что тут можно сказать, если она даже не намекнула, кто этот владелец?!
– Судя по всему, Евгения Васильевна была очень обязательной женщиной, потому и не нарушила данное ею обещание…
Лидия Сергеевна помедлила и, взглянув на меня, неуверенно спросила:
– У вас не возникает подозрения, что владелец этой переписки и человек, приславший вам акварель с видом усадьбы Мусина-Пушкина, – одно и то же лицо? И этот человек – уголовник Самойлин?
– Этого не может быть! – воскликнул я с такой горячностью, словно давно был знаком со Стариком и хорошо его знал.
– А по-моему, такой вариант вполне возможен, – рассудительно произнесла Лидия Сергеевна. – Я уже высказывала вам свое мнение, что акварель, вероятней всего, находилась в каком-то собрании или коллекции, которая была малодоступна. Таким местом вполне мог быть тайник в доме Мусина-Пушкина. После убийства оперуполномоченного НКВД Самойлин завладел хранившимися там ценностями, этой акварелью и перепиской.
– А зачем он прислал акварель мне?
– Ну, это уже другой разговор, тут остается только гадать. Может, перед смертью его начали мучить угрызения совести, вот он и выбрал вас – пишущего человека, – чтобы исповедаться перед вами, а потом, с вашей помощью, и перед другими?…
Предположение Лидии Сергеевны, сначала показавшееся мне фантастическим, теперь, когда она так логично его обосновала, не на шутку расстроило меня: не очень-то приятно будет узнать, что я затеял расследование по делу о «Слове о полку Игореве» по инициативе человека с уголовным прошлым, в придачу, вероятно, и сейчас скрывающегося под чужой фамилией. Но это было не самое страшное, меня пугало другое: с этим опасным человеком была хорошо знакома Наташа, ставшая его личным курьером.
Вернувшись из музея домой, я через справочное бюро узнал телефон общежития, где жила Наташа, и позвонил туда, но она еще не вернулась из института. Тогда я наказал дежурной, чтобы Наташа перезвонила мне сразу, как только появится.
Звонок, которого я ждал с таким нетерпением, прозвенел через три часа, когда я уже потерял надежду его услышать.
– Вы просили позвонить вам. Что случилось? – спросила Наташа, и от одного ее голоса у меня пропал собственный.
– Выслушайте меня внимательно, – с трудом взял я себя в руки. – Вы уверены, что Лев Семенович – человек, достойный доверия?
– Почему вы спрашиваете об этом?
– У меня есть основания сомневаться в его порядочности. Дай бог, если я ошибаюсь. А если нет? Я боюсь, он может обмануть вас, запутать в своих сетях, и вы окажетесь без вины виноватой.
– Не надо меня пугать. О каких основаниях вы говорите? Изложите их, иначе все это будет похоже на клевету.
– Вы можете назвать фамилию Льва Семеновича?
– Нет.
– Тогда по крайней мере ответьте: его фамилия не Самойлин?
– Нет, – повторила Наташа, но уже более резким тоном.
– Я не стал бы беспокоиться из-за пустяков. Пока мне самому еще не все известно как следует, но некоторые совпадения настораживают. Может, мы встретимся сегодня?
– Зачем?
– Хочется побольше узнать об этом человеке.
– Вон вы к чему клоните! – желчно произнесла девушка. – Зря стараетесь, я все равно ничего вам не скажу. И больше по этому поводу не звоните!..
– Не кладите трубку! – взмолился я, но в ответ услышал короткие гудки.
Глава вторая. Преславный град Ростов
Несмотря на все случившееся, на следующий день после разговора с Наташей я отправился в Ростов, надеясь, что эта поездка отвлечет от тревожных мыслей.
Однако они не покидали меня всю дорогу. Опять и опять вспоминая телефонный разговор с девушкой, я то последними словами ругал себя, что затеял его, то возмущался Наташей, не пожелавшей прислушаться к моему предостережению. Вместе с тем меня не оставляла мысль, что, возможно, предположение Лидии Сергеевны насчет личности Старика ошибочно, построено на одном лишь стечении обстоятельств. В таком случае, если Наташа передаст мой разговор с ней Старику, он может тут же прервать наши отношения, и я никогда не узнаю, какими уникальными материалами о «Слове» он располагает. Или, кроме акварели и первого издания «Слова о полку Игореве», у него ничего больше нет и с самого начала меня вовлекли в какую-то мелкую, непонятную игру? Но тогда почему в ней участвует Наташа, которая с первой встречи показалась мне умной, уравновешенной девушкой?
Подозрения, одно фантастичнее другого, буквально роились у меня в голове и портили настроение. Больше того, когда автобус уже подъезжал к Ростову, я стал испытывать чувство, что кто-то, сидящий сзади меня, настойчиво смотрит мне в затылок. Несколько раз оглянулся, но никто из пассажиров не привлек моего особого внимания: одни дремали, другие равнодушно смотрели в окна.
Анна Николаевна жила в собственном домике неподалеку от вокзала, и, выйдя из автобуса, я отправился к ней пешком. И тут неожиданно ко мне вернулось неприятное ощущение, будто кто-то следит за мной. Чтобы избавиться от этого наваждения или, наоборот, – окончательно убедиться в обоснованности
