Я все не мог подобрать момент, чтобы рассказать ей обо всем, но время поджимало, куколке срочно нужно было подписывать договор для официального зачисления.
За окном смеркалось, мы сидели на диване перед телевизором и пили чай с шоколадными конфетами. Машка щёлкала пультом, переключая каналы, но ничего интересного не попадалось, сплошные русские мелодрамы и политические передачи. Соколовская скучала и зевала, прикрывая ладошкой рот. На одном из каналов шёл повтор старой музыкальной премии, Машка отложила пульт и стала внимательно наблюдать, как девушка в блестящем серебряном костюме крутится в стальном шаре и поёт весёлую песню. Машка восхищенно смотрела на исполнительницу, затаив дыхание, ее глаза блестели, она тихонько прикусывала губу и не отрывалась от экрана.
— Зуев, помнишь, как я застукала тебя под моим окном? — неожиданно спросила Машка, когда номер закончился.
— Ещё как, помню! Ты тогда визжала, как резаная!
— Я тут подумала кое о чем, — куколка загадочно улыбнулась, — хочешь посмотреть номер со звуком?
Я взволнованно сглотнул и по-идиотски задёргался, пытаясь устроиться на диване по удобнее.
— Хочу! Конечно, хочу!
Машка поднялась с места, размяла шею и бросила мне в руки телефон.
— Включай, я уже выбрала нужный трек.
Я запустил музыку, куколка встала в красивую позу и приготовилась петь.
Пока она плавно двигалась, как грациозная кошка, я заворожено на неё смотрел, открыв рот, провожая взглядом каждое движение ее руки. Пела она фантастически! Она была ни чуть не хуже той девушки в серебряном комбинезоне, даже лучше. В Машке снова загорелся внутренний огонь, от неё исходило сияние, накрывающее меня тёплой волной.
Когда куколка закончила свой номер, я
громко засвистел и захлопал в ладоши, Машка смущенно поклонилась, сделала реверанс и вернулась на диван.
— Нужно было отправлять на конкурс эту песню, — грустно вздохнула Соколовская, — возможно, все сложилось бы иначе.
Я должен рассказать ей обо всем прямо сейчас!
Я повернулся к ней лицом, но не смог поднять на неё глаза, очень волновался, гладил пальцем складку дивана, разглаживая потрёпанный материал.
— У меня есть для тебя сюрприз, Маша, — негромко произнёс я, — Я оплатил твою учебу на коммерческом отделении и проживание в общежитии. Но только на первый год, дальше нужно будет что-то придумывать. Скорее всего тебе придётся искать подработку, чтобы копить на оплату дальнейшего обучения. Я, конечно, постараюсь тебе помочь….
— Ты с ума сошёл? — перебила меня Маша.
Она смотрела на меня своими огромными голубыми глазами взволнованно и одновременно испуганно. Ее губы были слегка приоткрыты, а брови вздернуты вверх, она часто моргала и хлопала длинными ресницами.
— Ты, что, потратил деньги, которые откладывал на машину? — изумленно произнесла Маша.
— Я нашёл этим деньгам лучшее применение.
— Но так нельзя! — возмутилась она, — это огромная сумма, я не могу их от тебя принять!
— Можешь! Ты поедешь в Москву, заведёшь себе крутых друзей, научишься быть сильной и самостоятельной и исполнишь свою мечту!
— А как же твоя мечта? — Соколовская не успокаивалась, — Я с первого класса слышала о том, как ты будешь разъезжать на чёрной тонированной машине по бездорожью, поднимая в воздух пыль, как только вырастешь и получишь водительское удостоверение.
— Не переживай, все это обязательно будет, — я пытался ее успокоить, — сейчас машина мне все равно не нужна. В армии буду поднимать пыль лопатой.
Я засмеялся, а Машка грустно опустила глаза вниз.
— Я тебя не заслуживаю, Зуев.
— Просто скажи спасибо и обними меня.
Машка резко накинулась на меня, крепко сжимая в руках, как мягкую игрушку и повалила на диван. Я видел насколько сильно она была счастлива, и был счастлив вместе с ней. Как же мне хотелось, чтобы у неё все получилось!
Глава 39
Маша
Август выдался жарким и душным, воздух насквозь пропитался запахом раскалённого асфальта и спелых арбузов. Я чувствовала приятную усталость, светлую грусть от расставания с друзьями и трепет предвкушения новой интересной жизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Днём я работала в кафе, стоя за кассой. Пыталась заработать хоть какие-нибудь деньги, чтобы ехать в Москву не с пустыми руками. Денег выходило совсем мало, но у меня появился опыт, который можно было использовать при поиске подработки после учебы.
Наши ребята уже начали разъезжаться, мы устраивали прощальные вечеринки и пышные проводы, гуляли до рассвета, пели песни под гитару и обнимались до боли в костях. Мы обещали звонить друг другу и рассказывать обо всем, что с нами будет происходить.
Когда мы провожали Таню, она крепко прижала меня к себе, одела мне на руку тонкий серебряный браслет с половинкой сердечка, а потом протянула свою руку, показывая точно такой же с второй половинкой сердца.
— Ты навсегда моя половинка, — всхлипывала Таня, вытирая слёзы.
— А ты моя, — я заревела в ответ.
— Не забывай меня, когда станешь мировой знаменитостью.
— Я куплю тебе дом в Калифорнии.
Мы засмеялись, хлюпая носами, ещё раз обнялись и попрощались. Это был последний раз, когда я видела Таню.
Мне нужно было вернуться домой, чтобы собрать оставшиеся вещи перед отъездом. Пока я жила в штабе, мама иногда звонила, чтобы узнать, как у меня дела, я разговаривала с ней сквозь зубы и откладывала нашу встречу, как могла. Я попросила Леху пойти со мной, чтобы донести сумки, и он видя мой тревожный вид, веселил меня и обезьянничал всю дорогу, я оставила его дожидаться меня около подъезда.
Войдя в квартиру, меня снова накрыла обида. Я медленно собирала свои вещи, придирчиво выбирая, что из моей одежды достойно столичной жизни. Родители сидели в соседней комнате, и я была рада, что имею возможность побыть в одиночестве, попрощаться со своей комнатой, старыми игрушками, книгами, любимым зеркалом и синтезатором.
Я сидела на своей кровати, приглаживала рукой покрывало, смотрела на огромные баулы, стоящие посреди комнаты, и вспоминала сколько всего связано с этим местом.
Ну вот и все! Я готова к новой взрослой жизни! «Прощай, бублик» — подумала я, глядя на плюшевого белого медвежонка, одиноко сидевшего на книжной полке.
В комнату вошла мама, тихо опустилась на кровать рядом со мной и взяла меня за руку. Она смотрела на собранные сумки и гладила мои дрожащие пальцы.
— Я любила тебя, как умела, — ее голос дрожал, — Я никогда не хотела быть монстром для тебя. Когда у тебя появляются дети, ты хочешь уберечь их от всего плохого, от неправильного выбора, от жестокости других людей. Я думала, что если ты перестанешь витать в облаках и сконцентрируешься на чем-то серьезном, так будет лучше для тебя.
Мама заплакала.
— Ты прости меня, Машенька. Я хочу, чтобы ты знала, что ты всегда была для меня самой лучшей, хоть я и не умела показывать свои чувства.
Мама обняла меня и зарыдала мне в плечо.
— И я верю в тебя, слышишь? Я знаю, что у тебя все будет хорошо! Мы с папой всегда будем тебя любить и ждать дома, даже если все пойдёт под откос! Но я думаю, ты справишь со всеми трудностями и добьёшься того, о чем мечтаешь!
Я всхлипывала, обнимая маму, вдыхала запах ее духов и старалась запомнить этот момент. Несмотря ни на что, я все равно буду по ней безумно скучать.
— Когда ты уезжаешь? — мама вытирала пальцами слёзы с щёк и дула на ресницы, пытаясь просушить лицо.
— Завтра.
— Можно мы придём тебя проводить?
— Не нужно, мне и так будет тяжело.
— Держи, мы с отцом тут приготовили для тебя кое-что, — она достала из кармана халата конверт, — На первое время должно хватить.
— Не нужно, — я протянула конверт назад.
— Конечно, нужно! Даже слушать ничего не хочу! Мы постараемся посылать тебе деньги, сколько получится.
Она вложила конверт мне в руки и поднялась с кровати.
— Пойдём хоть чай попьём, отец там, наверно, уже поседел от нервов.
— Меня Зуев ждёт на улице.
