Государство, 516c–e
– Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет своих друзей?
– И даже очень.
– А если они воздавали там какие-нибудь почести и хвалу друг другу, награждая того, кто отличался наиболее острым зрением при наблюдении текущих мимо предметов и лучше других запоминал, что обычно появлялось сперва, что после, а что и одновременно, и на этом основании предсказывал грядущее, то, как ты думаешь, жаждал бы всего этого тот, кто уже освободился от уз, и разве завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто среди них влиятелен? Или он испытывал бы то, о чем говорит Гомер, то есть сильнейшим образом желал бы, «как поденщик, работая в поле, службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный» и скорее терпеть что угодно, только бы не разделять представлений узников и не жить так, как они?
– Я-то думаю, он предпочтет вытерпеть все что угодно, чем жить так.
В этом отрывке описывается чувство, знакомое каждому. Когда выходишь из пещеры, оказаться там вновь уже не хочется. Неприятие мысли о возвращении назад порождает желание двигаться вперед. Ибо, обретя немалый пещерный опыт, вы начинаете понимать, что, сбежав из одних пещер, люди по-прежнему прозябают в других. В такой ситуации двигаться можно как вперед, так и назад; почему же тогда одно направление предпочтительнее другого? Независимо от того, приобретается ли понимание или теряется, его ценность остается той же самой. И поэтому наша привязанность к любой мудрости, которая уже усвоена, должна пробуждать аппетит к еще большей мудрости. Другими словами, наш текущий уровень понимания того или иного всегда таков, что даже при несущественном прогрессе мы, вероятно, взглянули бы на него с ужасом. Поэтому лучше поторопиться сейчас.
Конечно, на практике наш ум так себя не ведет. Обычно он довольствуется тем, что у него уже есть, и не стремится к большему. Психологи давно интересуются так называемым эффектом обладания, то есть склонностью людей завышать ценность того, чем им удается овладеть. Не вызывает сомнения то, что упомянутый эффект распространяется и на истину. Мы крепко привязываемся к той истине, которой владеем, и при этом не ощущаем столь же сильного желания получить еще больше. Однако размышления о ценности того, что у нас есть, способны вдохновить на дальнейший ее поиск.
Сравнения. Тема настоящей главы – обоснование того, почему сократическая работа должна быть проделана. Мы пытаемся разобраться, под какими углами зрения лучше раскрывается ее ценность, а также обнаружить причины, из-за которых эту ценность порой трудно разглядеть. У Сократа, кстати, есть еще одна идея, позволяющая проиллюстрировать эту мысль: он рекомендует предложить тем, кто на это способен, сопоставить мудрость с другими вещами. Как отмечалось в главе 10, Сократ делит людей на три типа: любителей мудрости, любителей славы и любителей наживы. При этом он задается вопросом о том, какое из перечисленных благ доставляет больше всего удовольствия. Вопрос непростой, поскольку каждый вполне ожидаемо расхваливает те удовольствия, которые ему наиболее близки. Однако ответить на него все же можно: надо только отыскать людей, которые приобщились ко всему набору упомянутых удовольствий, и расспросить их, что же предпочтительнее. Именно поэтому Сократ затевает нижеследующий разговор с Главконом.
Государство, 582а–583а
– Так посмотри: из этих трех человек кто всего опытнее в тех удовольствиях, о которых мы говорили? У корыстолюбца ли больше опыта в удовольствии от познания, когда человек постигает самое истину, какова она, или же философ опытнее в удовольствии от корысти?
– Философ намного превосходит корыстолюбца; ведь ему неизбежно пришлось отведать того и другого с самого детства, тогда как корыстолюбцу, даже если он по своим природным задаткам способен постигнуть сущее, нет необходимости отведать этого удовольствия и убедиться на опыте, как оно сладостно; более того, пусть бы он и стремился к этому, для него это нелегко.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Стало быть, философ намного превосходит корыстолюбца опытностью в том и другом удовольствии.
– Конечно, намного.
‹…›
– Значит, из тех трех его суждение благодаря его опытности будет наилучшим.
– Несомненно.
‹…›
– Итак, поскольку имеются три вида удовольствий, значит, то из них, что соответствует познающей части души, будет наиболее полным, и, в ком из нас эта часть преобладает, у того и жизнь будет всего приятнее.
Милль заимствует у Сократа эту аргументацию в одном из своих обоснований утилитаризма:
Лучше быть неудовлетворенным человеком, чем довольной свиньей; лучше быть неудовлетворенным Сократом, чем довольным дураком. И если дурак или свинья придерживаются другого мнения, то это потому, что они рассматривают вопрос лишь со своей точки зрения. Другой же стороне известны обе точки зрения[185].
Так что, если вы хотите оценить два состояния ума и ценность перехода от одного к другому, не обращайтесь к тому, кто знаком только с одним из них, – спросите того, кому известны оба. Но кто бы это мог быть? Самый подходящий претендент – вы сами. Каждый из нас добился того или иного прогресса, и всем нам предстоит добиться еще большего, поэтому у любого хотя бы отчасти есть возможность делать сопоставления, о которых говорит Милль. В той степени, в какой нас не заботит развитие сократического мышления, мы все, извините, свиньи. Но в той степени, в какой не хотим регрессировать до свинского состояния, мы все Сократы. Другими словами, как только у нас появляется возможность сравнивать обсуждаемые состояния, мы отдаем предпочтение сократическому пути. И этот выбор поучителен.
Сравнения можно провести, опираясь и на наблюдения за другими людьми. Легко представить себя богаче, чем сейчас, поскольку у нас есть возможность наблюдать за финансовыми магнатами. С сократической точки зрения это эквивалентно тому, чтобы восхищаться способностями тех, кто дальновиднее нас. И в этом снова помогает Платон. Он не только описал метод обретения понимания и мудрости, но и показал, как может идти этот процесс, если подходить к нему с энергией и талантом. Но если диалоги вам в этом не помогают, то вы, вероятно, сумеете найти другие модели, которые послужат поставленной задаче. В любом случае стоит помнить о следующей особенности сочинений Платона: они показывают, чего можно добиться с помощью диалектики, и напоминают, до какой степени над людьми по-прежнему довлеет пещера.
Такие напоминания полезны. Люди редко ощущают себя пещерными узниками. Они просто этого не замечают, пока не выйдут на свет и не осмотрятся. (Самая простая иллюстрация – вспомнить, какими глупцами вы являлись, когда были помоложе.) Именно поэтому иной раз полезно прибегнуть к провокации, показывающей, сколь многого мы еще не понимаем, хотя могли бы и понимать. Проще говоря, никто не шествует по жизни, постоянно чувствуя себя идиотом, хотя вы, без сомнения, назовете множество людей, соответствующих этому описанию; более того, в каком-то смысле мы все ему соответствуем. Глупость – состояние относительное и для ее обладателя невидимое. Люди сильно различаются по тому, сколько в них мудрости, но не по самоощущению этого количества; свою мудрость мы, как правило, оцениваем высоко, и это ощущение стабильно. Обсуждаемое здесь состояние хотелось бы считать константой, поскольку в умственной работе оно именно таковым обычно и представляется, – однако Сократ показывает, что у разных людей оно разное. Поэтому давайте считать наше восприятие собственной мудрости обманчивой, коварной и упрямой особенностью человеческой натуры. Здесь таится корень проблемы, которую намерен решить Сократ; это основная ошибка, увеличивающая вероятность других ошибок, которые мы ежечасно совершаем на протяжении всей жизни. Метод Сократа – один из способов ее исправить.
