Протагор, 352b–c
Большинство считает, что знание не обладает силой… Несмотря на то что человеку нередко присуще знание, они полагают, что не знание им управляет, а что-либо другое: иногда страсть, иногда удовольствие, иногда скорбь, иной раз любовь, а чаще – страх. О знании они думают прямо как о невольнике: каждый тащит его в свою сторону. Таково ли примерно и твое мнение о знании, или ты полагаешь, что знание прекрасно и способно управлять человеком, так что того, кто познал хорошее и плохое, ничто уже не заставит поступать иначе, чем велит знание, и разум достаточно силен, чтобы помочь человеку?
Сократ, очевидно, придерживается последней точки зрения: если кажется, что вам не хватает воли, на самом деле это недостаток знаний. Иначе говоря, не существует никакой акрасии.
Это утверждение спорно, и мы не имеем возможности рассмотреть его здесь детально, но давайте попытаемся понять, хотя бы сжато, что Сократ имеет в виду. На протяжении всей книги мы настаивали на том, чтобы рассуждать не абстрактно, а сократически, то есть спрашивать, можно ли подкрепить то или иное утверждение личными знаниями и опытом. Поэтому давайте взглянем на ситуацию по-иному. Возможно, бывают соблазны, которым вы сопротивляетесь только потому, что осведомлены о них. Скажем, существуют наркотики, которых вы не принимаете, и продукты, которых вы не едите. Вы знаете, что они могут быть приятны, но даже не воспринимаете их как соблазн. Почему? Потому что достаточно много о них знаете. Вам известно, к чему они приводят и каково вам придется, если вы им поддадитесь. Если бы кто-то вдруг поздравил вас с тем, что, отказавшись попробовать наркотик, вы проявили изрядную силу воли, то вам, скорее всего, пришлось бы пожать плечами и ответить, что сила воли здесь ни причем: вам просто и так все понятно.
Сократ и другие вещи рассматривает под тем же углом. Если вы не смогли проявить волю, вам просто не удалось достичь того состояния, которое только что было описано – то есть максимально полного знания предмета. На ваши слова: «Я знал, но не смог себя остановить» – Сократ ответит, что, вероятно, этих знаний оказалось недостаточно. Конечно, здесь подразумевается определенная трактовка того, что такое по-настоящему «знать» что-то. Когда вы избегаете опасных наркотиков или иных подобных вещей, это происходит не только из-за того, что вы способны перечислить связанные с ними угрозы, но еще и потому, что вы знаете об этих опасностях в более глубоком смысле. Вы их полностью осознаете; они запечатлены у вас в уме. Иногда у нас нет такого рода знаний – мы можем лишь перечислить что-то. Это ложные знания, и мы слабы.
Сократу есть что сказать о недостатке знаний, который мы склонны принимать за дефицит силы воли. «Знание», которого нам не хватает в минуту слабости, чаще всего связано с четким пониманием затрат и выгод, то есть с их полным и всесторонним осознанием. В «Протагоре», например, Сократ говорит об искушениях, которые доставляют нам удовольствие сегодня и делают несчастными завтра. Причина столь невыгодных сделок заключается в своего рода ошибке измерения: нам сложно сейчас оценить, как мы будем себя чувствовать в будущем[193]. Скорее всего, вы действовали бы по-другому, если бы все последствия были бы выложены перед вами без утайки и без прикрас, но завтрашний день никак не может открываться перед нами во всех подробностях. Иначе говоря, речь идет о проблеме знания.
Сократическое отождествление добродетели и знания подразумевает следующее: люди, которые поступают неправильно, заблуждаются. Эта идея становится максимально доступной, когда мы начинаем рассуждать о личных интересах. Согласно Сократу, люди всегда стараются делать то, что кажется им наилучшим для них самих: их главнейшее желание – поступать себе во благо. Если под «благом» понимать нечто определенное, то, похоже, такое утверждение будет правдой. Было бы безумием предполагать, что кто-то намеренно предпримет нечто такое, что нанесет ущерб ему лично. Проблема, однако, в том, что самоубийца, прыгающий с моста, руководствуется весьма необычным представлением о том, что для него является наилучшим: он полагает, что это смерть. Иначе говоря, если вы желаете для себя чего-то плохого, то в момент, когда вы этого хотите, оно отнюдь не кажется вам плохим, по крайней мере по сравнению с другими вариантами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Менон, 77b–e
СОКРАТ. Ведь не все, по-твоему, мой милый Менон, стремятся к благу?
МЕНОН. Ясно, не все.
СОКРАТ. Кое-кто стремится и к злу?
МЕНОН. Ну да.
СОКРАТ. Что же, по твоему мнению, они думают, что зло – это благо, или же, стремясь к злу, знают, что это есть зло?
МЕНОН. По-моему, и так и сяк.
‹…›
СОКРАТ. Значит, ясно: те, кто не знает, что такое зло, стремятся не к нему, а к тому, что кажется им благом, оно же оказывается злом. Так что те, кто не знает, что такое зло, и принимает его за благо, стремятся, очевидно, к благу. Верно?
Сократ, как известно, сформулировал смысл этих идей следующим образом: никто не поступает неправильно по своей воле[194].
Мы пока говорили о решениях, касающихся только тех действий, которые затрагивают лично вас, то есть о вещах, внешне кажущихся привлекательными, но способными навредить вам в долгосрочной перспективе или даже, если бы вы понимали их еще полнее и еще лучше, прямо сейчас. В таких раскладах прекрасно видно, что любой человек стремится обеспечить благо для себя – в том ключе, в каком он его понимает. Но, однако, как толковать случаи, когда добродетельный, «правильный» поступок подразумевает заботу не о себе, а о других? Может показаться безумием делать что-либо вредное для себя, но предпочесть то, что лучше для вас, чему-то хорошему для ваших ближних, кажется уже не таким безумным (хотя и эгоистичным) поступком. Тем не менее Сократ уравнивает подобные случаи[195]. Если вы поступаете неправильно и это ранит кого-то другого, то это плохо не только для пострадавшего, но и для вас. А в самом широком смысле никто по доброй воле не совершает зла даже в такой ситуации, то есть задевая ближних. Самые отъявленные злодеи неизменно убеждают себя в том, что все творимое ими в целом правильно. К сожалению, они находятся во власти недопонимания.
Эту идею легче представить в сократическом разрезе, если смоделировать ситуации, в которых ее несомненность станет очевидной. Теоретически вы, конечно, можете вершить ужасные вещи в отношении других людей, потакая при этом собственным интересам, например отбирая и присваивая принадлежавшие им деньги. Но вы не поступаете так не только потому, что боитесь наказания. Вам просто не хочется быть таким человеком; подобные поступки не дадут вам ощущения, что вы в самом деле стали лучше. Крайний пример на этот счет окончательно расставит все по своим местам. Представьте себя путешественником во времени, отправившимся в эпоху, где рабство было обычным явлением. У вас есть шанс обзавестись рабами, но вы отказываетесь: это не привлекает. Принимающие вас рабовладельцы решат, что вы либо глупы, либо совершаете великую жертву, потому что упускаете шанс устроить жизнь лучше. «Какая сила воли!» – подумают они. Но вы смотрите на ситуацию иначе. Для вас дело не в силе воли и не в самопожертвовании: у вас просто другое понимание того, что значит «стать лучше». (Когда-нибудь в будущем люди будут рассказывать похожие истории о том, как они мысленно переносятся в наше время и испытывают аналогичное отвращение к нашим представлениям о хорошей жизни.)
А теперь переверните этот пример, сделайте его не таким исключительным, и вы получите общую сократическую интерпретацию моральной ошибки. Когда вам не удается поступить правильно, даже ради других, речь идет не о силе воли. Так происходит из-за того, что вы либо не видите ситуацию «в целом», либо не видите ее влияния на других людей в частности, либо же просто не осознаете, что другие люди столь же важны, как и вы сами. За всем этим стоит недостаток знания.
