Позже, когда девочка обратилась в девушку, это уже не имело значения. Меня заботило внимание единственного человека. Все остальное было назойливыми помехами. Во-вторых, что действовало с большей силой: она ставила меня в центре своих усилий, и это давало ей право опекать меня мелочным контролем во всем остальном.
На одном из последних уроков в класс вошла школьный организатор и вступила в перешептывание с учительницей. Боковым зрением я заметил, как Алёна засияла. Несколько секунд спустя учительница указала на нас двоих и сказала следовать за организатором. Я понял, Алёна затевает очередное событие. И не ошибся. Мы с ней должны исполнять танец на школьном вечере, который начинался с того, что она сидит на некотором возвышении, а я подхожу сзади и кладу руки ей на плечи, после чего она встает, и мы начинаем танец. У меня не было сомнений – это было ее изобретение. Может быть, не весь вечер и, возможно даже, не сам танец, но определенно, вступление к нему.
Она уже раньше пыталась несколько раз заставить меня положить руки себе на плечи. Я, конечно же, категорически отказывался. Сейчас это движение требовалось в контексте танца и, по ее мнению, должно было лишить меня малейших шансов увильнуть от намеченного ею плана. К радости, у меня быстро созрел свой, который должен удовлетворить всех.
Алёна села на стул. Организатор показала движения по порядку. Я с готовностью повторил. Довольный собой, подошел сзади и опустил руки близко к плечам, но касаться их не стал. Она накрыла своими ладонями мои руки и начала прижимать к плечам, приговаривая: «Тебе показали, как это делается, делай, пожалуйста, правильно».
– Я буду делать, как хочу, или никак.
Возможно, я чуток переусердствовал в тоне, и ее глаза наполнились слезами. В подобных случаях я уступал, но в этот раз она зашла слишком далеко. Кроме того, сцена разворачивалась в присутствии постороннего человека, полагаю, чтобы сделать меня более покладистым и управляемым. «Вот это твой план?!.. Ты вообще знакома со мной?» – беззвучно спросил я ее и посмотрел в сторону организатора. Та с трудом удерживала улыбку. Я почувствовал себя непростительно оскорбленным. Одна улыбалась надо мной – другая плакала.
– Мне надо в класс, – и раз уж ей так необходимо вовлечь свидетелей, то, пожалуйста, можно и при свидетелях, без колебаний добавил. – Завтра за мной не заходи. Я иду в школу с Эльвирой.
Эту жестокость с моей стороны необходимо пояснить. Со второго дня начала школьной жизни каждое утро последние три года Алёна делала небольшой крюк по дороге из дома, заходя за мной, чтобы вместе идти в школу, а потом днем по тому же маршруту в противоположном направлении мы возвращались. Эльвира была застарелой Алёниной соперницей, но обыгрывала ее в единственной категории – она была отличницей. Алёна была слишком занята жизнью, чтобы тратить время на подобные пустяки.
В тот день впервые за три года мы возвращались со школы раздельно.
Вечером к нам домой пришла Алёна. Она проскользнула мимо меня, не проронив ни звука, и заперлась с мамой в комнате. Меня совершенно не интересовало, о чем они там беседуют. Я продолжал отстаивать мужскую гордость и независимость. Минут через пять дверь отворилась, и мама пригласила меня в комнату. Алёна в слезах, мама старается быть серьезной и даже немного строгой. Я сажусь напротив Алёны, мама между нами. Она берет нас с Алёной за руки и говорит:
– Сейчас я выйду из комнаты. Тем временем вы должны найти или придумать два слова, любые два слова. Могут быть имена, фантастические объекты, неважно какие. Вы должны запомнить их на всю жизнь и клятвенно обещать мне, самим себе и друг другу. Что бы ни случилось, какие бы обиды ни были между вами, самые непростительные поступки – как только один из вас произнесет первое слово, другой обязан незамедлительно произнести второе, и вы должны простить друг друга. В этот день никаких обсуждений обиды быть не может. Потом говорите об этом, если сочтете необходимым. Возражения?
Я молчал, Алёна обронила: «Нет».
– Вопросы?
Для ровного счета я поторопился ответить раньше Алёны.
Мама вышла. Через несколько минут мы позвали ее.
– Встаньте напротив друг друга, – сказала мама.
Повернулась к Алёне:
– Положи правую руку ему на левое плечо.
Обращаясь ко мне:
– Положи правую руку Алёне на левое плечо. Очень хорошо. Кто сегодня будет более великодушен произнести первое слово?
Только я приготовился быть более великодушным, как Алёна выскочила передо мной: «Я».
– Скажи ему на ухо первое слово, но чтобы я не услышала. Ни одна душа на свете не может знать о существовании этой вашей тайны.
И только после того, как мы отошли друг от друга, я осознал – все-таки положил руку ей на плечо. Но понял не сам, а разглядел во взгляде удовлетворения ее влажных красных болотных глаз.
В будущем чаще я успевал произнести наше первое слово. Бывало, Алёна перехватывала инициативу, но правило второго слова исполнялось беспрекословно. Секретность, однако, была нарушена на следующее утро. Тайна передана, конечно же, без права дальнейшей передачи (и под клятвенное обещание молчать) Альфе. В наше оправдание: у нас не было тайн от нашей подруги.
Неразрешимой загадкой второй половины моего четырнадцатилетнего существования было понять, что значит для меня Алёна. Годами, тонюсенькими ниточками и узелками Алёна вплетала в меня ладное прочное и надежное понятие друга. Но было нечто еще, недоступное моему сознанию тогда, и не уверен, что во всей глубине понимаю это сегодня.
После четырнадцати произошли изменения, но об этом позже.
СВОБОДА
Мне одиннадцать, и я счастливый обладатель полной и абсолютной свободы во всех измерениях тогдашнего моего стиля и образа жизни. Будучи страстным любителем изучать окружающих, я проглядел этот немаловажный факт собственной биографии. Как оказалось, (в отличие от меня) все наши были осведомлены о моих исключительных привилегиях.
«Наших» было семеро.
Вика – мягкая, бесконфликтная. Имея великолепное зрение, неизменно нуждается в поводыре, даже в самых простых ситуациях, даже если тема касается только ее и никого более, даже если никто другой не имеет представления о сути происходящего.
Аида – аккуратная, независимая, уверенная в себе и всех своих достижениях, как, например, роль ведущей в отношениях с Викой.
Саня – эрудит и острослов, но эрудиция его существует независимо, сама по себе, как дополнительный пласт в мозгах, заботливо изолированный плацентой (непонятно как туда пробравшейся) от всех других мыслительных слоев и прослоек. Он выискивает и записывает в толстых тетрадях шутки, остроты, анекдоты
