на дорогу, чтобы ладонями удержать поток машин, защитить меня и Альфу от передков и колес безжалостных автомобилей в день последней экспедиции, имеет имя.
Тень, промелькнувшая на школьном дворе в день драки с кубинской шпаной, имеет имя.
Девочка, которую прячет мама от толпы, вооруженной факелами и ненавистью, и жестокостью, в моих кошмарных детских снах, имеет имя.
Девочка, стоящая рядом со мной, когда Альфа предложила провожать нас (по версии, известной в настоящий момент читателю – предложение было сделано мне одному) в школу в день первой экспедиции, тоже имеет имя.
Имя это – Алёна.
Алёну нельзя описывать между прочим, как эпизод, как фон, как статиста. Она не может быть дополнением к чему бы то ни было. Она существует исключительно сама по себе, в полный размер кадра, от верхней левой точки экрана до правой нижней, от первой буквы до последнего знака препинания книги. Любой незначительный эпизод, частью которого по наитию судьбы или по собственному желанию становилась Алёна, тут же превращался в событие о ней.
Она не входила в происходящее, а вихрем врывалась, подминая под себя всех героев и все декорации. Если бы магическим образом она превратилась в шахматную фигуру, то исход любой партии решался бы первым ходом, после которого ни одной другой фигуры или пешки на доске не оставалось.
Включить ее в повествование, значит исключить всё остальное и всех остальных. Вот почему я вынужден был молчать об Алёне до настоящего времени.
Алёна вошла в мою беззаботную семилетнюю жизнь в первый школьный день и капля за каплей, год за годом просочилась во все тайные закоулки и складки моих привычек, повседневного ритуала, занятий, чтения, спортивных игр, вечерних и воскресных прогулок и в завершение – памяти и разума.
Алёна сидела со мной за одной партой с первого дня нашей школьной жизни до того, как в четырнадцать лет переехала в Германию, где стала жить у своей сестры, вышедшей замуж за немецкого дипломата.
Ни одна школьная пьеса не ставилась без ее редакции, режиссуры, декораций и исполнения главной роли. Это же правило распространялось и на все другие события. Если всё же кто-то незамеченным прокрадывался организовать конкурс танцев или вечер поэзии или нечто подобное, то допускалось это только при условии, что она будет победителем.
К сожалению, во всех парных конкурсах, к примеру, танцах, я становился жертвой ее неукротимой энергии в стремлении достичь абсолютного совершенства. Я был нормальным достаточно хорошо физически подготовленным подростком и, немудрено, что мои интересы были устремлены в другую сторону, но Алёне был недосуг сверяться с моими влечениями.
Боролся ли я за свою свободу и независимость? Безусловно. Достаточно агрессивно первый раз, когда нам было десять, и несколько раз позже, но с все меньшим энтузиазмом.
Прежде, чем описать тот первый случай, – несколько слов о внешности Алёны.
Большие темно-серо-зеленые глаза, которым она сама дала дивное название «болотные». Более точное определение придумать невозможно. Оттенок их иногда менялся в зависимости от поры дня, высоты солнца над горизонтом и еще, думается, настроения. Выражение же не находило покоя никогда, что безошибочно отличало Алёну от всех других девочек моего окружения и нашего возраста.
Впервые увидев ее глаза и поразившись мастерству природы находить подобные выразительные цвета и формы, я по прошествии недолгого времени умерил восторг, чтобы он не отвлекал меня от обозрения других чудес света. Совладать же с Алёной, точнее, ее умениями пользоваться дарами природы оказалось сложнее, чем с самой природой. Иной раз Алёне требовались годы, чтобы достичь желанной цели, или приходилось двигаться в обратном измерении времени, чтобы преодолеть возникшие на пути препятствия, но не существовало силы, которая могла остановить ее в достижении намеченного результата.
Один ее взгляд вернулся ко мне воспоминаниями из будущего, когда в одном природоведческом фильме увидел мягкую, бесшумную, крадущую поступь леопардика, пытавшегося подражать повадкам родителей во время охоты. После непродолжительных и приятных усилий (я знал, что непременно буду вознагражден чудесной ассоциацией) вспомнил, где уже наблюдал эту вкрадчивость, неизбежность, прищур хищницы, уверенной в успешной охоте. Я не только вспомнил сам взгляд, но и историю того, как она терпеливо изготовляла его в себе.
Думаю, нашлось немного очевидцев, способных выделить то выражение глаз из всего ее впечатляющего арсенала. Но даже для них это был всего лишь еще один из ее взглядов. Вполне, возможно, и я никогда бы не был «удостоен чести» заглянуть благодаря ему в глубину ее болота, не случись мне заполучить код, зашифрованный в том фильме.
Другая особенность внешности – заплетенные в тяжелую косу густые золото-русые волосы.
Память моя имеет особенность располагать эпизоды не в логической или хронологической последовательности, а в некотором странном сюжетно-кодовом пасьянсе, в котором не усматривается ни смысл, ни порядок. Случается, память уводит меня в сторону от действительности. За что премного ей благодарен. Иной раз, напротив, не дает возможности спрятаться от реальности, даже если та затеряна в складках между давно пролетевшими годами. Так с многолетним опозданием проникло в мое шестнадцатилетнее сознание другое наблюдение. Золотистый цвет лица Алёны (отблеск золото русых волос) покрывался изумрудной россыпью блеска ее глаз, лишь только она переводила их на меня. До сих пор не знаю, был ли это световой эффект или особенность ее кожи, или моего восприятия.
Глазами в огранке взгляда она добивалась всего, что ей вздумывалось. На меня ее чары не действовали. Во всяком случае, напрямую. Имею в виду – видел их и молча незаметно для окружающих восторгался, но этого было недостаточно, чтобы припуститься бездумно выполнять любые ее прихоти. Конечно же, это не стало помехой для Алёны. Она нашла способ контролировать меня, используя их косвенно.
Когда мы были с ней вместе в окружении знакомых или посторонних людей она какими-то загадочными девичьими приемами приковывала внимание к себе. Лишь только убеждалась в успехе маневра, в следующее мгновение переносила внимание на меня. Не уверен, как у нее это получалось, то ли случайно, но как-то особенно касаясь меня или поворотом головы, или каким-то другим непонятным образом. К своему полнейшему стыду, мне это нравилось, и она это знала.
Рядом с мамой я привлекал внимание женщин. Мужчины не обращали на меня внимания, они были заняты исключительно ею. Привлечь внимание к себе не было для Алёны самоцелью, а способом перевести его на меня. В ее ловушку попадались все – мальчики и девочки, мужчины и женщины. На меня это действовало двояко: во-первых, было приятно привлекать к себе внимание тем, что нахожусь рядом с красивой девочкой.
