- Зато в первые месяцы войны усердно вешали в приграничной полосе местечковых жителей - тех, кого настоящий-то шпион из титулованных и на порог к себе не пускал.
- Прогнила монархия... Трупным запахом несет! Ну, а как шпионаж баронов подействовал на латышских националистов? Ведь их не так уж мало в стрелковых частях, особенно среди офицерства.
- Те рассчитывают твердо, что им отдадут хутора, нарезанные из земель немецких баронов.
- Без хозяина рассчитывают. Скоро придет настоящий хозяин.
- Скажи, Арвид, - проговорил Витол, - как же мне все-таки быть с этим проклятым письмом? Не лежит у меня душа идти к Залиту. Получается, что я связной между этими двумя кандидатами в кулацкие наполеоны, - я говорю о капитане Селенсе и депутате от Прибалтики.
- Ты будешь связным! Только между нашим комитетом и латышскими стрелками. А Селенс с Залитом - это щепки на берегу Даугавы: в половодье их смоет первой волной. Ровно ничего не изменится от того, что ты зайдешь к Залиту... Кстати, он тебе обязательно даст билеты в Государственную думу. Он это любит - покрасоваться перед земляками.
- Я всерьез говорю, Арвид, мне не до шуток.
- Так и я ж всерьез. Без ответа Залита тебе ведь нельзя будет явиться к ротному начальству? А нам надо, чтоб ты вернулся в свою часть. Залит жалкая марионетка, не больше. А Государственная дума - паноптикум, иначе ее и не назовешь после того, как оттуда удалили подлинных представителей народа. Зайди в паноптикум, зайди, если время позволит. Это ж поучительное зрелище.
Скоро Арвид ушел.
Через некоторое время начал собираться и Витол - ему надо было идти разузнавать насчет медикаментов для полка. Уходя, он строго наказал Яну сидеть дома до его возвращения.
Оставшись один, Ян, всегда скучавший без дела, разыскал хозяйку, попросил у ней утюг, разгладил гимнастерку и шинель - они за дорогу стали как жеваные. Почистил сапоги. Поискал книг, но их в комнате не оказалось.
Он присел к окну, облокотился, стал глядеть на улицу...
Вошла хозяйка квартиры, пожилая латышка с широким, добрым лицом, и пожалела его:
- Молоденький какой! Ах ты, мой птенчик, скучно тебе?
- Скучно.
- Ты б, сынок, пошел погулял.
- Не велели. Боятся, что потеряюсь.
- А я тебя научу. Как выйдешь из ворот, иди прямо, никуда не сворачивай. Только смотри не сворачивай! Иди себе да иди, а как увидишь, что довольно, нагулялся, - ну, тогда поворачивай назад и ступай опять прямо - до самых наших ворот. А ворота-то уж запомни хорошенько: железные, коричневые, а около них на фонаре цифра восемь. Вот и не потеряешься. Я всегда так ходила по улице в первое время, когда приехала сюда. Муж мой поступил на завод Парвиайнена, ну и меня через месяц выписал к себе. Я была деревенская, и видишь - до сих пор не потерялась в таком большом городе.
Ян послушался, надел разглаженную шинель и пошел поглядеть на Питер, о котором столько слышал.
На улице и в самом деле он ни разу не свернул в сторону. И скоро пришел к собору, который заприметил вчера. Кругом сновала публика; разные тут были люди: и офицеры - Ян еле успевал отдавать им честь, - и нарядно одетые барыни, и купцы в поддевках, в сапогах бутылками; проковыляла старуха в лаптях, откуда только взялась она в столице; пропойца с синим лицом, в лохмотьях, приплясывая около соборной паперти, бубнил глухо: "Не откажите бывшему служителю муз... с Шаляпиным пел". Глубоко о чем-то задумавшись, глядя поверх прохожих, прошел высокий студент. Ян приостановился: вот так, высоко подняв голову, ходил по улицам уездного города друг его детства Грегор Шумов; за это многие считали его не в меру гордым.
- Ворон ловишь, болван? - растягивая слова, произнес кто-то возле него, и Ян привычно вытянулся: перед ним, грозно нахмурившись, стоял кавалерийский офицер.
- Дэложишь своему ротному командиру: за неотдание чести офицеру - под винтовку на два часа с пэлной выкладкой. Ступай!
Кавалерист ушел, гремя длинным палашом.
Ян побежал догонять студента - может быть, это все-таки был Грегор Шумов...
Но студент, должно быть, не придерживался правила ходить по улице, никуда не сворачивая, - его и след простыл.
Огорченный Ян Редаль подошел к витрине необычного магазина - за стеклом стояло чучело лошади в походном снаряжении - с седлом, уздечкой, стременами... Заглядевшись, он чуть не прозевал стать во фронт перед проходившим мимо генералом. Лучше укрыться от возможной беды за знакомыми железными воротами с цифрой "8". Так будет вернее. Кстати, и Витол скоро вернется и заругается - зачем ушел без спросу.
Но Витол вернулся не скоро. И стал ругаться не на Яна, а на писаря из управления, куда вольноопределяющийся ходил со своими бумагами.
- Мне на взятки денег не отпущено! - сердито говорил Витол. - А этот черт так и не сводит глаз с моих рук. Постой-ка! - Он хлопнул себя по лбу: - Залит! Должно же быть у члена Государственной думы какое-то влияние! Пусть поможет нам получить медикаменты.
При этой мысли Витол повеселел:
- А теперь пойдем купим чего-нибудь поесть. И город посмотрим. Ты не выходил без меня?
- Выходил. Встретил офицера - он приказал мне доложить Селенсу, чтобы тот поставил меня под винтовку на два часа за неотдание чести.
Вольноопределяющийся с серьезным видом сказал:
- Ну, это дело терпит, с этим подождем. А вот есть хочется - терпения нет!
- А когда есть хочется, надо пить кофе из настоящих дубовых желудей, - сказала хозяйка, внося в комнату большой поднос с чашками и блюдом; ах, как заманчиво благоухали на нем ржаные, только что испеченные ватрушки! - Будешь тогда крепким, как дуб.
До чего ж это была славная женщина! Витолу показалось, что он на миг перенесся в родную латгальскую деревню.
Она никуда не пустила солдат, пока не накормила их до отвала. А потом уж сама погнала без церемоний вон: ей надо было убирать комнаты, а этим делом она любила заниматься на просторе, без свидетелей.
Два латышских стрелка бродили долго по улицам Петербурга, пока не оказались у знакомого уже им памятника Александру Третьему.
- Придется путеводитель купить, - сказал Витол, - а то кружим без толку. Трамваем нам с тобой ездить не полагается, на извозчиков денег нет, а пешком ходить - нужен путеводитель, иначе толку не будет.
Но толк все-таки вышел. Приятели побывали и на выставке картин, и в Зоологическом саду, где им печально покивал головой старый слон и на разные лады передразнили юркие мартышки... Успели разыскать и Невский, но это место для солдат было неподходящее: то и дело приходилось тянуться, отдавать честь, становиться во фронт, - в этой части города число офицеров и генералов оказалось просто утомительным.
Домой все-таки вернулись довольными: город был красоты необыкновенной.
На следующий день Витол, порасспросив людей, отправился в Союз земств и городов. Там его принял на этот раз не писарь, а чин повыше - земгусар с одной звездочкой на погонах. Этот уже не смотрел пристально на руки Витола - лишь бросал на него искоса туманный взор. Однако результат был тот же - никаких медикаментов. Чин сказал даже, что командировка вольноопределяющегося вызывает недоумение: что же это будет, если каждая воинская часть начнет слать своих людей в Петроград?
Витол поспешил уйти: похоже, что капитан Селенс действительно состряпал командировку не совсем ладно, - должно быть, ему просто надо было передать через "верные руки" письмо Залиту.
Да, оставалось надеяться на Залита. Только он и мог посодействовать землякам; без медикаментов Витолу все-таки не хотелось возвращаться, если они и не нужны Селенсу, то солдатам пригодятся.
Квартиру депутата они нашли без особого труда и, как положено нижним чинам, поднялись в нее не с парадного входа, а по черной лестнице.
Им открыла сердитая кухарка, долго не могла понять, что нужно солдатам, но солдаты не уходили, и ей в конце концов пришлось, бросив прощальный взгляд на свои сокровища - ярко начищенные тазы и гору тарелок, - отправиться к хозяину.
Вышел депутат - осанистый, в летах, важный, хмурый... Но сразу просиял, когда Витол вручил ему письмо. Он даже как будто хотел пригласить гостей в комнаты, но, посмотрев на их сапоги, передумал и, велев кухарке накормить их, ушел.
Вернулся он совершенно иным: глаза его блестели, щеки раскраснелись... Не соблаговолит ли господин вольноопределяющийся зайти за ответом дня через два? И почему дорогие земляки ничего не покушали?
- Палдиес*, - ответил Витол, - мы торопимся.
- Чем я могу быть вам полезным?
Витол заговорил о медикаментах, и господин депутат сразу стал кислым.
- Да, да, - сказал он неуверенно, - я постараюсь... Я узнаю... Зайдите через два дня. Одну минуточку! Что вы будете делать эти два дня? Я могу дать вам два билета для посещения Государственной думы. О, лудзу, лудзу**, не стоит благодарности.
_______________
* П а л д и е с (латышск.) - спасибо.
** Л у д з у (латышск.) - пожалуйста.
