Теперь настала моя очередь хмуриться.
— Видите, Андрей, нет ничего, чего бы я о вас не знала.
Я в последний раз посмотрел в наивные, широко распахнутые глаза, тонкую линию губ, хрупкую шею. Опустил взгляд ниже, представляя, как под моими пальцами могла бы плавиться ее кожа, как бы горела огнем несдержанной страсти. Как красиво и сладко она спала бы на моей кровати. Смуглая девочка на белоснежных простынях. От этой мысли все внутри меня скрутилось жгутом. Забрать себе. Всю. Без остатка.
— Сдаюсь, — прохрипел я — кстати, те бородачи называются Coldplay, а макароны по-флотски это паста Болоньезе.
— Название разное, суть одна — она лукаво улыбнулась кончиками губ и засунула карандаш себе за ухо, — я могу идти?
— Иди, но прежде скажи мне, о чем я сейчас думаю? — Я сделал шаг вперед, пристально разглядывая фигуру своей секретарши. Такая красивая, желанная и совершенно мне недоступная.
— Вы… — она запнулась на полуслове. — Хотите заказать кофе?
— К черту кофе. — Я подошел еще ближе, фактически впечатывая Тину в стену кабинета. — Пускай это будет нечто крепкое и бодрящее, но не кофе. Так чего же?
— Крепкую оплеуху? Шучу. Дайте пару секунд, чтобы подумать.
— Окей. Раз-два-три, секунды вышли. Ну, так чего же я хочу, Тина-зазнайка. Кстати, ты в школе была отличницей? Готов поспорить, что да. — Я был очень близко, просто непозволительно, одним махом перепрыгнув все барьеры морали. И откровенно издевался, впитывая в себя стеснение, осязаемыми волнами исходившие от нее. Все это — мутный взгляд, дрожащий голос, учащенный пульс — было посвящено мне. Это было только для меня, Барбара, ни для кого другого.
— Чай? — пропищала, глядя куда-то в пол Тина. — Могу добавить в него что-то бодрящее. Пурген, например.
— Смешно, но не засчитано. — Я выставил руку и уперся ею в стену, лишая плутовку возможности убежать. Это было нечестно, но мне хотелось в последний раз насладиться нашей невинной близостью, разжигающей во мне пламя и тушившей его холодными импульсами разума. Она не могла быть моей, она не могла быть ничьей. Алевтина, как принцесса из сказки, пришла из другого мира и не принадлежала никому из нас, несмотря на болезненное желание коснутся, прильнуть, ощутить ее тепло и влагу, я прекрасно понимал, что это будет самый гнусный поступок, на который только способен мужчина.
— Андрей вот смета, — Виктор ворвался в мой кабинет и тотчас покраснел, виновато опустив глаза в пол. Он снял очки и принялся протирать стекла краем рубашки, лишь бы не смотреть мне в глаза. — Тут было открыто, так что… доброе утро, Алевтина. Здесь счета за материалы и предложение по ЮСИ, я мог бы поторговаться, но не вижу в этом смысла, переговоры затянутся, больше потеряем на простое.
— Давай сюда. — Я отстранился от стены и выхватил из его руки кипу бумаг, чтобы изучить все колонки. Где-то вверху листа, на самом горизонте многозначных цифр расплывалось лицо Тины — немного растерянная, она поправляла выбившуюся прядь волос и старательно записывала что-то в блокнот, будто стенографировала мои мысли. — С бумагами все отлично, но вот твой костюм, откуда он у тебя?
— Решил одеваться более представительно и купил такой же как у тебя… — Объяснил Витя и уныло добавил: — тебе не нравится?
— Мне все равно, в чем ты ходишь. Если тебе удобно, то, пожалуйста.
— А мне очень нравится, Виктор Сергеевич, — влезла в разговор Тина, и зять сразу оживился, с надеждой и обожанием взглянув на мою секретаршу, единственного человека во всем офисе, кто принимал его всерьез.
— Правда? Алевтина, у меня их несколько, вот этот и еще синий. Я думаю купить зеленый, но не уверен, пойдет ли он мне.
— Ну что вы, разумеется, вам будет хорошо, правда же, Андрей? Прямо под цвет глаз. — Она обратилась ко мне и осеклась при виде неприветливой, нерасполагающей гримасы недовольства.
— Я понятия не имею, какого цвета глаза у Виктора. И тебя это тоже не должно волновать, потому что ты мой ассистент и весь день должна быть занята моими делами. Поняла? — Она быстро закивала, как китайский болванчик. И снова что-то записала у себя в блокноте. Да девчонка просто издевалась… — Вить, я просмотрю все счета позже, хорошо? А сейчас все свободны.
Они оба переглянулись, как два заговорщика и крадущейся походкой направились к выходу.
— Тина, зайди ко мне вечером, после работы. У нас с тобой серьезный разговор.
Подол сиреневого платья промелькнул в проеме быстрее чем я успел бы сказать «брысь».
— Стоять! Вернись обратно! — Через секунду сиреневое облако вновь стояло передо мной, с блокнотом и ручкой на перевес. — Еще кое-что. Я ненавижу Coldplay. Так сильно, что ставлю их в машине, чтобы не уснуть за рулем. Знаешь, как говорят: если взялся составлять карту, главное самому при этом не заблудиться, поняла?
— У нас говорят: на каждую хитрую задницу найдется свой болт с резьбой, — философски заметила Тина и посмотрела на меня огромными, как у олененка глазами, на дне которых плескалась непосредственность, такая чистая, что аж дух захватывал — в каком лесу до меня держали это сокровище?!
Стараясь спрятать улыбку, я указал Тине на дверь.
День пролетел так, что стоило оторвать голову от компьютера, понял — солнце давно приблизилось к линии горизонта. Суматоха подхватила меня и понесла в своих водах через конференции, встречи, презентацию, согласование поездки в Лондон, и десятки голосов, требующих каких-то решений. Тина появлялась редко, но каждый раз, стоило нам столкнуться, уводила взгляд в сторону, лишь бы не смотреть мне в глаза. Это бесило. Впрочем, впереди нас ждало несколько тихих минут. Только мое и ее время, последнее, проведенное вдвоем. В восемь часов она так и не появилась в кабинете. Не знаю, когда именно я начал беспокоится, после третьего пропущенного звонка, после того, как нашел все ее вещи разложенными на столе, после пары невнятных ответов других сотрудников — Тину никто не видел.
Я не волновался, скорее злился за непослушание и собственное бессилие. Тихое, вежливое расставание грозило перерасти в громкое выяснение отношений. Мне не нравилось, когда что-то шло не по плану. И теперь я адски злился, наблюдая, как все мои усилия утекали как вода через пальцы. Уволить Тину
