– Она. Я же не хотела есть, мне было все равно, куда идти – я просто сидела рядом и смотрела, как она ест.
– Ты совсем ничего не ела? Не ела и не пила?
– Ну, она пыталась меня уговорить выпить стаканчик вина за компанию, но я не люблю пить перед концертом. Так что я выпила только чашку кофе.
– Кофе принесли в чашке? Или в кофейнике?
– Просто чашка из «эспрессо», и все, – Джоанна была озадачена вопросами. – А в чем дело?
– Когда ты почувствовала себя плохо?
– Плохо? А, это был всего лишь приступ «Монтесумы» – хоть и сильный. Я не могла играть на концерте – то, что называется «с горшка не слезала».
– Где это было, уже за сценой зала или до того?
– Я почувствовала первые признаки еще по дороге обратно. А когда начала переодеваться, тут меня и прихватило по-настоящему. Наверное, я съела за ужином какую-нибудь дрянь. Я сделала глупость и взяла немного инжира... – Слайдер молчал, и, глядя на его лицо, она выговорила: – Что ты хочешь сказать? Ты же не имеешь в виду?.. Ох, нет! Кончай, это же просто смешно!
– Так ли? А вот я думаю, что тебя намеренно вывели из строя на время концерта.
– Но она не могла подсыпать что-нибудь мне в кофе, я бы заметила это.
– Ресторан выбирала она. Только это ей и было нужно.
– Пресвятой Боже! – Она высвободилась из его рук и отошла па несколько шагов, как будто старалась отдалить себя от такого некрасивого предположения. – Но в честь чего надо было это затевать? Зачем ей надо было убирать меня с дороги? Чему это могло помочь?
– Быть может, потому, что в этот вечер ей надо было поменять скрипки. Видимо, именно поэтому ей пришлось играть на «Страде» во время концерта, а ты была одним из тех, кто скорее всего мог обратить на это внимание. – Она молча смотрела на него, все еще не веря до конца. – Ты не обращала внимания в этот вечер, что при ней была большая ковровая сумка?
– Только та, в которой она принесла свой концертный костюм. Она стояла у нее под стулом во время репетиции.
– А что она с ней сделала после репетиции?
– Не помню. Наверное, отнесла обратно в гардеробную.
– Попробуй припомнить. Это важно.
– Дай мне подумать. Дай мне подумать как следует. Что мы тогда делали? Погоди, я вспомнила! Нам пришлось положить скрипки в сейфовый шкаф, потому что гардеробные не запирались. Она попросила меня забрать ее скрипку с собой, пока она отнесет сумку в гардеробную. А потом мы встретились у двери па сцену.
– Значит, на самом деле ты не видела, что она сделала с сумкой? Потом, позже, сумка была при ней?
– Я не обратила внимания, – пожала плечами Джоанна. – Когда тебя прихватывает «Монтесума», тут уж ни до чего другого нет дела.
– Следовательно, она вполне могла отдать ее кому-то, или где-то оставить в условленном месте, чтобы ее там подобрали, пока ты носила ее футляр со скрипкой.
Джоанна посмотрела на его задумчивое лицо.
– Ты и в самом деле думаешь, что она участвовала в контрабанде? В какой-то большой организации?
– Я не знаю. Но это возможно.
– Просто не могу в это поверить. Только не Анн-Мари.
– Ладно, это всего лишь одна из возможных версий. У нас и в самом деле пока нет ничего, с чем можно было бы идти дальше.
У Джоанны по-прежнему был несчастный и обеспокоенный вид, поэтому он вновь обнял ее и сказал просто:
– Можно, мы займемся любовью?
В спальне она быстро сняла халат и легла на постель, ожидая, пока он закончит борьбу со своими более многочисленными одеждами. В свете от уличных фонарей, падавшем в окно, тело ее было гладким и белым, и когда она подняла ему навстречу руки, они показались Слайдеру существовавшими как бы отдельно от ее тела, всплывающими с немой мольбой из темных глубин.
Его тело было холодным по сравнению с ее домашним теплом и начало быстро согреваться там, где их плоть соприкасалась. Он взял ее лицо в ладони и поцеловал, на этот раз он чувствовал себя защитником, а не просителем. Именно сейчас она нуждалась в нем для обретения покоя и уверенности так же сильно, как он в ней. Все произошло быстро, но без спешки и в молчании, и на этот раз их любовь была плодом потребности друг в друге и доброты друг к другу, а не результатом подходящего момента. Потом она укрыла его одеялом и уложила рядом с собой, пристроив голову на его плече. Она поцеловала его и обвила руками, и, чувствуя, как благословенный жар ее плоти обволакивает его, он бездумно провалился в глубокий и спокойный сон.
Глава 12
Острота вины
Звонок телефона разбудил его так грубо, что он почувствовал, как сердцебиение сотрясает все его тело, а в горле ощутил тугой ком паники. В первое мгновение он не сознавал, где находится, а затем, почти сразу, паника перешла в страх, что он опять проспал у Джоанны всю ночь и его уже разыскивает Айрин, что означало крупную неприятность.
Холодный воздух обволок его тело, когда проснувшаяся Джоанна села в постели и потянулась к телефону.
– Хэлло? Да... Да, здесь. Минуточку.
Слайдер тоже сел и поглядел на зеленый глаз дисплея часов – половина третьего. Воздух в спальне казался дьявольски холодным. Должно быть, погода за ночь здорово переменилась.
Разумеется, опять звонил О'Флаэрти.
– Ты что, вообще не собираешься ехать домой?
– Что у тебя, Пат?
– Неприятности. Лучше тебе побыстрее приехать сюда, детали я тебе расскажу, когда приедешь. В двух словах – твой маленький дружок Томпсон получил свое.
– Мертв? И так скоро?! – Слайдер физически ощущал подводные течения, будоражащие его мозг. Как же это могло произойти настолько быстро?
– Как баранья туша. Так что не могли бы вы, сэр, пожалуйста, быть так любезны доставить сюда вашу задницу, ради Христа, и поскорее?
* * *
«Альфа Спайдер» была запаркована у заброшенного дома на тихой боковой улочке примерно в четверти мили от дома Томпсона. Полуночный пьяница, тащившийся домой, отметил нечто необычное в машине и решил разглядеть салон получше. А затем, несмотря на охвативший его ужас, все же нашел в себе достаточно гражданского мужества позвонить в местный участок полиции, после чего непреклонно отклонил всякие просьбы сообщить свое имя и побыть на месте до их приезда, и с гораздо большей скоростью, чем до своего жуткого открытия, благополучно отбыл в неизвестность.
Слайдер молча смотрел на то, что совсем недавно еще было Саймоном Томпсоном. Он лежал поперек переднего сиденья с подогнутыми коленями и рукой, повисшей в воздухе, а его горло было перерезано так глубоко и старательно, что голова удерживалась на туловище только благодаря позвоночному столбу. Кровь была повсюду. Сиденья и коврик были просто пропитаны ею, так же как и его левый рукав и верхняя часть одежды. Благодаря наклону туловища и головы много крови натекло на волосы и уши. Глаза были широко открыты, губы разомкнуты, а вокруг косметически белых зубов образовалась корка застывшей крови.
На полу машины, прямо под его свесившейся рукой, лежал хирургический скальпель с коротким и широким лезвием, предполагаемое орудие убийства, хотя кто-то совершенно очевидно желал, чтобы все выглядело как самоубийство. Слайдер еще раз посмотрел на темные локоны, склеившиеся от крови, и отвернулся, полный гнева и раскаяния.
Эти ребята не тратили попусту времени. Они добрались до Томпсона раньше, чем Слайдер начал как следует беспокоиться. Ему надо было быть более предусмотрительным. Он обязан был забеспокоиться, зная, кем они, по его же собственным предположениям, были на самом деле. Он мог бы предотвратить эту смерть.
В этот момент детектив-констебль округа «Н», сопровождавший его, вручил ему маленький сложенный клочок бумаги. Детектив был очень молод, это был юноша из новой волны цветных иммигрантов, и его явно подташнивало от увиденного. Профессиональная часть сознания Слайдера с интересом отметила, что вест-индийцы тоже могут различимо бледнеть, причем почти до позеленения.
– Мы нашли это, сэр, в его правой руке. Вот почему мы догадались выйти на вас.
Слайдер развернул бумажку. Она была скорее смята, чем сложена. Очень необычным почерком, красноречиво говорившем о страхе писавшего, на ней было написано:
Передайте инспектору Слайдеру. Это сделал я. Я больше не могу этого выдержать.
Зеленоватый юный детектив-констебль наблюдал за ним во все глаза, от любопытства он даже стал менее бледным.
– Вы понимаете, что это означает, сэр? Вы его знали?
– О да, – ответил Слайдер. – Я знаю о нем все.
* * *
Домой Слайдер вообще не поехал. В семь часов утра он съел сверх-обильный завтрак в кафетерии участка Хайбери: яичницу, бекон, две сосиски, помидоры, поджаренный хлеб – и запил все это двумя чашками чая, поражаясь своему собственному аппетиту, пока не вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего вечера. Еда согрела его, заставив кровь быстрее бежать по жилам, и мозг заработал поживее, а вся прошедшая ночь начала даже приобретать удобную окраску чего-то нереального. Он почти перестал вспоминать кровь, запекшуюся на открытых глазах Саймона Томпсона и склеившую его ресницы подобно тому необычному гриму, который наносят себе на веки панки. По крайней мере, эта картина уже не вставала перед ним столь навязчиво.
