в академию.
Маг, молча, принял участь конвоира, а вот наша Принцесса несказанно удивила. Побагровев, словно свёкла, проболтала ругательства себе под нос и, громко хлопнув дверью, выбежала вон из комнаты.
По пути в Истру, находясь в напряжённом молчании попеременно кидавших друг на друга хмурые взгляды, двух упрямых влюблённых, в голову пришла шальная мысль — солгать родным о каком-нибудь отъезде. А там, глядишь, девчонки подыграют легенде о поисках «лучшей» жизни и домочадцы махнут рукой на отбившееся от рук дитя и, быть может, не узнаю, если я… когда я умру…
Идея была изначально провальная…
Неправдоподобная, ни разу непродуманная ложь с отъездом на практику… Мать не поверила и устроила скандал.
— Каким местом ты там учишься?! Ты вообще о будущем думаешь, или где?! Мы что ли с отцом будем тебя до самой старости содержать?! — мама зло сверлила меня взглядом.
Оскорбление остро царапнуло. Сдерживая гордость и поток затопившей сердце обиды за ничем не подкреплённое обвинение, я закусила изнутри щёку, чтобы не сорваться и не наговорить колкостей в ответ.
Мама всегда была требовательной к нам с сестрой. Требовала полный отчёт о прожитом дне. Заставляла по нескольку раз переделывать домашние дела, если её не устраивал результат… И всегда была настроена против общения с мальчиками!
«Чего удумала?! Ещё в подоле принесёшь!» — кинула мама как-то фразу, когда увидела как Александр, тот далёкий и приятный ещё парень, провожал меня домой.
Я промолчала тогда, как и всегда, считая, что мама просто беспокоиться о нас с сестрой, вот чрезмерно и опекает.
Так я думала и несколько недель назад, пока не завертелся весь этот магический калейдоскоп.
О подобном родителям не расскажешь… Не поверят же… Ещё, не дай бог, больной сочтут.
Вот я и стала «сушить» информацию, что сразу бросилось маме в глаза. Ну а после моего резкого отъезда из дома, да и не просто так, а на машине вполне себе привлекательного молодого мужчины, от мамы посыпались обвинения… От «неблагодарной дочери, которую воспитывали и ночей недосыпали», до «малолетней шлюшки».
Тогда то я и осознала, что за «излишней заботой» скрывался тотальный контроль. У мамы были свои амбиции, которые она желала реализовать в нас, её дочерях. И жить мы должны были по её указке, чтобы нами могли гордиться.
Поначалу я ревела тихо в подушку, пока никто не видит, вжимаясь лицом в тёплый бок кошки, а после… Нападение волколака. Проклятье Охотника. И жуткая правда — сильным магического мира сего выгодна моя смерть. Если удастся спастись от одного, за мной придёт второй, третий… И так до тех пор, пока нападение не увенчается успехом… Вот тогда-то все ухищрения и хотелки матери стали для меня пустыми.
Пусть хоть как обзовёт, хоть возненавидит, или вовсе отрешиться… Вопрос выживания стоял куда как острее!
Вот только даже находясь на пороге смерти, я готова взять на себя какие угодно обвинения, лишь бы уменьшить страдания родных.
Пусть ненавидят «живую», чем оплакивают мёртвую.
— Послушай меня, дорогая моя, — очередной восклик матери вырвал из собственных горьких мыслей, — если ты сейчас уйдёшь, то домой можешь больше не возвращаться!
Я ошарашенно уставилась на маму. Нахмуренные брови, лицо пошло красными пятнами, губы искривлены и поджаты в тонкую нить, глаза горят лихорадочным блеском. Грудь нервно поднимается и опадает, руки сжаты в кулаки — мама судорожно пытается сдержать рвущийся наружу гнев.
— Что ты на меня так удивлённо смотришь? — выплюнула она. — Либо у меня есть дочь благоразумная, воспитанная, либо нет! — Мама с тяжело выдохнула и упала на стул. — Как ты вообще могла скатиться до такого легкомысленного поведения и…
Слёзы злости и обиды жгли глаза.
Как вообще мама могла сделать подобные выводы?! Опираясь лишь на ставшие редкими звонки, да на единичный случай, когда из дому меня забрал Андрей?!
Я вскочила на ноги, прерывая излияния и посыпание матерью моей головы пеплом. Табурет, на котором я сидела, гулко ударился о ламинат.
— Надежда!
Не оборачиваясь, я поспешила к выходу.
— Если ты сейчас уйдёшь, то у меня будет не две дочери, а одна! — в голосе мамы проскочили истеричные нотки.
Я сглотнула вязкую слюну и, судорожно вздохнув, вышла из кухни, где тут же раздался приглушённый всхлип.
Заглянула в спальню к сестре, с желанием обнять её и попрощаться, но Дарьи там не оказалось.
С большим удивлением увидела сестру, выходящую из моей прежней спальни, держащую в руках папку планшет с торчащими из неё изрисованных мной листами.
— Надь… — по щекам сестры заструились прозрачные солёные дорожки, — То, что мама сказала… Это правда? Ты…?
— Нет, — прошептала и покачала головой я, готовая и сама разреветься. — Не знаю уж, с чего так всё обернулось… Но прости, Дарька, я правда какое-то время буду вне доступа…
Дрожащей рукой я вытерла щёки сестры и обняла, крепко прижимая к себе. Планшет неприятно впился вбок.
— Что это? — украдкой вытерев предательски сбежавшую слезу, спросила я, разглядывая торчащий лист мной же когда-то изрисованный.
— Я часто рассматриваю твои рисунки. — прошептала сестра. — Это меня успокаивает и создаёт ощущение, что ты рядом…
Я потянула за краешек и вперила свой взгляд в карандашный набросок. По мере разглядывания мои глаза увеличивались в размерах, а дыхание перехватило новое волнение…
С листа на меня смотрела миловидная светловолосая девчушка в старинном одеянии — ни то европейского платья, ни то славянского… За её спиной стоял мужчина-охранник с мечом наголо, смотревший в сторону.
Всё бы ничего, да вот только черты обоих нарисованных персонажей отчётливо напоминали о новой подруге-соседке и маге-преподавателе!
— Можно? — я потянулась за папкой-планшетом в судорожно сжимавших его руках Дарьи.
Открыла и зашелестела пёстрыми листами. На многих оказались крылатые девушки с довольно знакомыми чертами лиц…
Пролистала ещё раз, проверяя даты, которые я обычно ставила на рисунки…
Какие-то нарисованы полгода назад, какие-то год назад.
Нервно захлопнула папку-планшет, ощущая дрожь во всём теле.
— Даш, я заберу эту папку, хорошо?
Сестра понуро кивнула и вновь крепко обняла меня.
На меня накатила такая тоска и боль… Хотелось плюнуть на всё и остаться, ради сестры… Но даже лишняя минута в родительском доме подвергает опасности моих родных.
Шумно выдохнув и подавив ненужные сейчас рыдания, я мягко отстранилась. Чмокнула в щёку заплаканную сестру и с папкой в руках поспешила на улицу…
— Как всё прошло?
Когда я тихо прикрывала за собой калитку, ко мне незаметно со спины подошла Яна.
Я окинула горьким взглядом родной дом, из-за приоткрытых окон доносились скандальные возгласы…
— Яна, — я с твёрдым намерением обернулась к подруге, — пообещай мне,
