— У вас есть телефон? Мне очень нужно позвонить. Мой остался в сумочке, там, в машине…
— О чем речь! Берите. — Мужчина полез во внутренний карман и протянул мне черную трубку.
Слушая долгие гудки, я молилась, чтобы подруга оказалась дома.
— Алло, — наконец раздался ее сонный голос, и я облегченно вздохнула.
— Лайза, это я, Элли.
— Элли! — встрепенулась она. — Где ты была? Где ты… есть?
— Лайза, пожалуйста, будь сейчас дома. Слышишь? Обязательно будь дома, я скоро приеду.
И я отключила трубку.
— Вы могли бы меня довезти до угла Пятьдесят второй авеню? — обратилась я к водителю. — Я заплачу вам сразу, как только увижу подругу…
— Даже не говорите о деньгах. Я все равно не смог бы оставить вас там на дороге.
— Но…
— Никаких денег, я сказал. Вы и так достаточно натерпелись сегодня. Позвольте хотя бы мне проявить благородство.
— Спасибо.
То было одно из самых искренних сказанных за всю мою жизнь «спасибо».
Все то время, пока мы ехали к дому Лайзы, я отчаянно удерживала в воображении кирпичную стену. Но, несмотря на мои усилия, она вздрагивала и крошилась под напором с обратной стороны. Голоса бесновались, усиливали давление, и я поняла, что вскоре они разрушат ее окончательно.
«Сколько времени я смогу держаться? Пять минут, десять? Вряд ли больше. И что со мной будет, когда стена рухнет? Неужели ноги понесут меня обратно к Корпусу?»
Вероятно, так оно и будет.
«Только не это!»
От этой мысли меня затошнило.
«Что же вы со мной сделали, уроды?»
Голубой седан «Аллюра» уехал; я зашагала к подъезду.
Входная дверь распахнулась сразу после звонка, Лайза уже ждала в прихожей.
— Элли!
Я шагнула мимо нее в квартиру и встала посреди комнаты.
— Что с тобой, Элли? Ты… ты очень плохо выглядишь. И почему на тебе такая странная одежда?
Я подняла раскалывающуюся на части голову и хрипло попросила:
— Найди мне сенсора.
— Что? О чем ты говоришь? Кого тебе найти? — глаза подруги расширились от удивления, она смотрела на меня, открывая и закрывая рот.
Чувствуя, что не могу больше стоять, я медленно опустилась на пол и закрыла лицо руками.
Стена. Нужно не дать стене рухнуть.
— Сенсора, Лайза… Быстрее.
Лежа на полу, я корчилась от боли.
Стараясь не поддаваться голосам, я мертвой хваткой вцепилась в ножку дивана и не позволяла себе двигаться.
«Я не вернусь туда, нет! — орала я мысленно. — Отвалите от меня, отпустите!»
Но голосам было наплевать на мои крики — они тянули назад, подобно черным щупальцам из сна, невзирая на выстроенную мной стену, которая к тому моменту почти разрушилась под их натиском. Все попытки выстроить новую, чтобы хоть как-то заглушить этот зловещий зов, проваливались, не успев начаться.
Я не знала, сколько прошло времени, прежде чем хлопнула входная дверь и с улицы вошла Лайза. Следом за ней в комнату шагнул высокий лысый мужчина, глаза которого были скрыты за темными стеклами очков.
— Вот она! — Лайза указала в мою сторону, и через пару секунд сильные руки подхватили меня с пола и усадили на стул.
— Кто ты такая? — резко спросил мужчина. — Почему ты решила, что тебе нужен сенсор?
— Голоса, — прохрипела я сипло, — что-то не так с моей головой.
— Кто-то вмешивался в твою голову? Что ты помнишь?
— Ничего. Я ничего не помню…
— Смотри на меня, — приказал незнакомец и быстро снял солнцезащитные очки.
Когда я подняла голову, то в первую секунду застыла, потому что его радужки оказались невероятного оранжевого цвета. Их скорее можно было назвать янтарными или желтовато-коричневыми, но суть оставалась прежней — никогда прежде я не встречала у людей подобного оттенка, подходящего скорее для хищного зверья, нежели для человека.
— Смотри на меня и не моргай. — Он крепко сжал мое лицо ладонями.
Я распахнула глаза и почувствовала, как медленно погружаюсь во вращающийся омут из оранжевых бликов и ярких пятен. Поначалу ничего не происходило, но потом появилось неприятное ощущение, что кто-то шаг за шагом пробирается в мою голову, насильно раздвигает заслон из мыслей, проникая сквозь глубокие слои в центр мозга — в ядро, где формировался шепот.
Некоторое время мужчина «копался» в моем сознании, как электрик копается в забарахлившем радиоприемнике, затем резко оторвал взгляд и откинулся на спинку стула.
Комната плавно прокрутилась перед моими глазами и застыла на месте.
— Ты хоть знаешь, что ты сделала? — тихо спросил найденный Лайзой сенсор. Лицо его побледнело, губы сжались, лысина блестела. — Ты понимаешь, откуда ты сбежала?
Я вздрогнула и отвернулась.
Он все узнал. Конечно, он же сенсор… И что теперь — сдаст Комиссии?
Навалился страх. Не желая затягивать ситуацию, я довольно резко спросила:
— И что теперь, сдадите меня назад?
Лысый молча буравил меня янтарными глазами. Не выдержав его взгляда, я потупилась, сжалась.
— Что со мной? Почему я слышу этот шепот, эти дурацкие голоса? Они зовут, нет, они приказывают мне вернуться. Почему?
Сенсор кивнул, но снова промолчал. И лишь спустя длинную паузу пояснил:
— Нам предстоит долгий и очень серьезный разговор. Как тебя зовут?
— Эллион.
— Мое имя Линдер. Так вот слушай, Эллион. То, что ты слышишь, — это ловушка. Из Корпуса невозможно сбежать. Теперь ты понимаешь почему?
По моей спине прополз холодок.
— Тебе ведь удалось сбежать, и я готов поспорить, что особых трудностей у тебя не возникло. Так?
Я кивнула.
«Так вот почему главные ворота не охранялись…»
Сенсор вторил моим мыслям:
— Корпус оттого и не охраняется — зачем им? Когда в отделение поступает новый заключенный, местные «доктора» в первый же день кладут его на стол и «впаивают» в мозги хитрую схему, психологическую ловушку. И все для того, чтобы человек, если уж он решит бежать, не смог провести долгое время на свободе, мучаясь от ужасных болей и постоянных голосов. Как ты теперь.
Я услышала, как Лайза, все это время стоявшая рядом, потрясенно выдохнула и опустилась на диван. Линдер продолжал говорить:
— Голоса будут звать тебя назад, постоянно усиливая давление на психику, пока ты не сломаешься окончательно и не отдашь все на свете, лишь бы оказаться в Корпусе как можно скорее.
— А они зависят от моей удаленности от Корпуса?
Внутри росла паника. Хуже — внутри росло отчаяние, что однажды я сдамся. А если так, то все зря.
— Никак. Ты можешь находиться прямо за его оградой или на расстоянии в тысячу километров — все едино.
