Настоящий заговор – процедура небыстрая. Сами заветные слова со всех сторон окружены православными молитвами. Бабка всегда всем говорила, что к темным силам никакого отношения не имеет. И Богородицу просит заговор разрешить и ее, грешную рабу божью, за это простить. Райка в нашем деле была просто сокровищем – все, что нужно было, читала по своей толстой тетради, ничуть не стесняясь, что выглядит как ученица на уроке.
Заговор со всеми своими забавными формулировками на одиннадцатый лунный день читается одиннадцать раз. И это довольно утомительно. Наша дамочка, раба Божья Валентина, была посажена на правое колено. А в левой руке держала три монеты по пять рублей. «Монета за монетку держится, монета монету к себе зовет, в кошелек мой звонкая монета течет. Дело свое запечатаю золотым замком, золотым ключом. Никому ключа к замку моему не подобрать, слова тайного никому не узнать. Придет с полной Луной в мой кошелек рубль золотой». Когда Райка читала седьмой раз, раба Божья Валентина начала лопаться со смеху. Но мы с Райкой так на нее посмотрели, что она притихла.
На столе треугольником расположились иконы. За материальные ресурсы отвечал святой Тит. В полумраке нашей шелковой комнаты горели три свечи. На столе лежал, широко раскрыв пасть, дамочкин кошелек.
Потом монеты со звоном упали на пол. Как и положено, они были брошены левой рукой через правое плечо. Потом мы с Райкой стали скрипеть ржавыми замками, трижды открывая их над монетами и опять закрывая. Заговоренные монетки завязали в платочек. Платочек продернули через дужку закрытого замка. И велели Валентине спрятать их на сорок дней, а потом потратить.
Замок нам нужно было выбросить на первом же перекрестке. А ключ незаметно оставить в церкви.
Райка читать устала. И благодарственную молитву пришлось отчитать мне. Дамочка Валентина ушла от нас присмиревшая и задумавшаяся.
Райка тут же рванула домой, к семье. А я отправилась к своему любимому Владимирскому собору оставить ключ, подать милостыню и уйти, не оглядываясь. Так бабушка учила, чтобы чужие сложности не липли к рукам.
Был чудный весенний вечер. Я вышла из метро. И в ту же секунду, как я ступила на тротуар, на Загородном проспекте зажглись желтые огни. Если фонарь надо мной гаснет – этого я не люблю. Значит, что-то обязательно будет не так. Когда же вся улица загорается будто только для меня – это хороший знак.
Синее с золотом – классика. Ярко-синее небо и желтые фонари.
Желтый Владимирский собор стоял, устремившись в небо, как ракета на Байконуре. Дежурные нищие сидели на своих обычных местах.
Я зашла в церковь. Поднялась по лестнице. Здесь никого не было. Я вынула из кармана ключ от замка и протянула руку к почти неприметному деревянному карнизу. Пристроила ключик туда и медленно спустилась вниз.
Вышла, приготовив в руке мелочь. Сразу же бросила ее в стакан сидящей на ящике старухи. «Дай Бог тебе здоровья!»– пропела старуха, перекрестившись. Не глядя на нее, я пошла все быстрее и быстрее к Невскому.
– Ангелина? – удивленно сказал позади ужасно знакомый голос.
Сердце ухнуло в желудок, а душа трусливо свернулась в области пяток. Я споткнулась. Только не оглядываться! Это наваждение! Нельзя поддаваться.
– Ангелина! – настойчиво позвало мое горько-шоколадное прошлое.
Я приостановилась, борясь с желанием немедленно обернуться и посмотреть. Я уже готова была послать все магические предрассудки с причудами куда подальше, но сами собой вспомнились гниющие в моих руках яблоки. Тот, кто читает об этом в книжках, может сомневаться. Удобно – верить. Неудобно – забыть. Но как могу об этом забыть я? Ведь я это видела своими глазами.
Невероятным усилием воли заставила себя почти что побежать вперед.
– Эй! Серафим! – я уловила в оставшемся позади голосе легкую досаду.
Я уходила все дальше от места заветной встречи. Я шла, как солдат в атаку – через «не хочу». И все еще хотелось обернуться. Желание зудело, как комариный укус в ночи.
Временами мне казалось, что он идет за мной. Только далеко-далеко позади. Мне хотелось, чтобы так было. Я мечтала, чтобы он догнал и закрыл мне глаза ладонями. Я мечтала, как романтичная барышня прошлого века. И сама же смеялась над собственной наивностью.
Конечно, надо было быть полным идиотом, чтобы бежать за мной, догонять и навязывать свое общество после такой недвусмысленной реакции с моей стороны. Надо совсем уж не иметь собственной гордости, чтобы идти за тем, кто так явно не хочет на твой зов откликаться. Я представила, как мое поведение выглядит со стороны.
Я шла пешком до самого дома. Весенний воздух сводил с ума. Я кусала губы, а глаза мои, естественно, наливались слезами.
Единственное, что меня утешало, – он не забыл, как меня зовут.
Взлетная полоса
Сергей Шелест во всем тяготел к квадрату. И смотрелся на фоне лилового шелка, как танк в «веселом доме». Теоретически круглая голова на практике выглядела как сглаженный куб игральной кости. Торчащий ежик густых жестких волос напоминал декоративный куст, искусно выстриженный прямыми углами. Номенклатурный пиджак с натягом обнимал мощную грудную клетку. Даже глаза скучного серого цвета были похожи на кнопки с клавиатуры компьютера. И этот ходячий шкаф был мужем коварной красавицы Тамары Генриховны Шелест!
Задача, которую поставил передо мной Антон, казалась мне трудновыполнимой. Что бы ни показывала мне Книга перемен и астропрогноз на ближайшие дни, я должна была убедительно врать, что сделка, которую он на днях собирается заключить, обернется для него крупной прибылью. Речь шла, естественно, о продюсерском центре Антона Дисса.
Поверившая в меня Тамара Генриховна каким-то особым образом повлияла на трезвомыслящего мужа и убедила его прийти ко мне за советом и прогнозом по бизнесу на ближайшее время.
– Ну… Так сказать… Что день грядущий нам готовит? Что можете мне, Геллочка, предсказать? Дел много. Но какое выгорит, а какое нет – бабка надвое сказала. А вы что скажете? И это вообще как… Сбывается?
Видно было, что чувствует он себя в салоне «Ангел&Рая» неловко. В его присутствии я ощущала себя клиентом, а не хозяйкой. Неловкость его тут же передалась мне, хотя в этот день я была одна и Райку не вызывала.
К тому же очень мешало знание того, что в ящике у меня лежит работающий диктофон, который я попросила Виталика Саца оставить мне вместо гонорара за интервью. Все вопросы, которые старался корректно сформулировать Шелест, записывались и должны были попасть на прослушивание к Антону. И все мои ответы, естественно, тоже. Это нервировало. Брошенные Шелестом монетки сложились в злосчастную гексаграмму номер сорок один, которой я сама боялась как огня. Книга перемен взывала к крайней осторожности в контактах с людьми. Предупреждала черным по белому о том, что клиента собираются использовать. Советовала ему уйти в тень. Но вместо этого я должна была прочитать Шелесту другую гексаграмму, оптимистичную и позитивную. «Беритесь за все, что предлагает вам судьба. Удача на вашей стороне…» и так далее и тому подобное.
