Мама с детским восторгом распробывает все новые турецкие блюда. В наш визит в ресторан известного Нусрета владелец сети сам сервировал нам стол, и она долго не могла прийти в себя от потрясения.
-- Снежик, а он с Али за руку поздоровался! Ты только подумай, они оба – мировые знаменитости, а мы с ними сидели за одним столом!
-- Ты не поверишь, а я ведь даже беременна от одного из них!
-- Да ну тебя! – смеётся мама, пихая меня в бок.
Я и сама не могу иногда принять, как же повернулась моя жизнь. Порой чудится, что я вот-вот очнусь ото сна, снова окажусь в дождливом ноябрьском ЕКБ, мне пора вставать и топать на работу в школу.
Но нет. Все --правда. Как и огромный квадратный изумруд в обрамлении бриллиантов на моём безымянном пальце. Зелёный – под цвет глаз Али. Он такой здоровенный, что я частенько зависаю, любуясь игрой света на его гранях. Вот уж не думала, что окажусь такой сорокой.
-- А отец не хочет с ним поговорить по-хорошему? – уточняет мама и я сразу понимаю, о ком речь. Нет, Юсуф Османоулу не прислал даже сообщения ко дню нашей свадьбы. Зато выбралась из своего Вана его вторая жена, Айше, и обе матери Алихана, наконец-то смогли познакомиться. Мачеха Малахитовых глаз совсем молодая женщина, истовая его фанатка и предводительница фанклуба среди тётушек.
-- Милый, приезжай когда-нибудь к нам домой, мы с тобой все-все хотим общаться. Ты наша гордость!
Алихан кривовато улыбается, искоса глядя на мать.
-- Времена меняются, видишь, даже тётушки смогли принять твой жизненный выбор, -- ободряюще кивает ему Мерьем.
С моей мамой свекровь тоже ожидаемо хорошо поладила. Они нашли общий язык – французский и подолгу болтали о жизни. У обеих по вине мужей оказалось тяжёлое прошлое и обе остались несломленными обстоятельствами.
-- И что дальше? – спрашивает меня мама, передавая обратно бинокль. Она подливает себе чаю из термоса и поглубже зарывается в плед.
Что дальше? Не могу сказать. Жизнь с Али может быть совершенно непредсказуемой.
-- Мой агент, узнав, что мы поживём какое-то время в Америке, связался с агентами в Голливуде и ему прислали несколько сценариев, – делится со мной Алихан, массируя перед сном мои ноги. – Я отказался.
-- Но почему? – удивляюсь я. – А ты их читал?
-- Я серьёзно хочу попробовать себя в режиссуре, -- Малахитовые глаза задумывается. – Вдруг получится? Ради этого я готов вернуться в университет.
Подтягиваю к себе мужа и целую его сначала в нос, а потом в нахмуренный лоб.
-- Узнаем, когда попробуешь, не так ли? Но я заранее вручаю тебе «Оскар»!
Алихан гладит моё лицо и заглядывает в глаза.
-- Ты вдохновляешь меня на борьбу, моя Снежинка. Ты сокровище моего сердца. Люблю тебя. Люблю, люблю…
Я тону в его ласках, растворяюсь в зелени глаз. Я пропала. И я нашлась.
Эпилог
Эпилог
К тридцати годам я не посмотрела целиком ни одного фильма ужасов. Слишком страшно было. Все эти кровь, кишки, зомби, бензопилы и человеческие многоножки нагоняли на меня страху ещё на афишах, мимо которых я старалась проскочить поскорее.
И кто бы мог сказать, что я не просто начну по миллиметрам разглядывать каждого монстра, я ещё и начну выискивать недостатки в их внешности?!
Попав в школу экстремального грима, я, как студентка покадрово разбирала работу прославленных мастеров, получивших в своё время престижные премии.
Это творчество на стыке живописи, скульптуры и архитектуры. А ещё, кто бы мог подумать, но для создания правдоподобного образа злобного инопланетянина ты должна понимать механику, биологию и анатомию?
Не знаю, что из этого получится, но мне очень, очень понравилось – как и нашей дочери, которая именно в Америке потихоньку начала передавать мне приветы из моего живота.
Иногда, когда я слишком налегала на мексиканскую кухню – а она там, в Техасе, просто умопомрачительная, я ощущала лёгкое икание. А момент, когда она впервые провела ладошкой изнутри моего живота, я не забуду никогда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Алихан тоже погрузился в свои краткосрочные режиссёрские курсы, чтобы понять, действительно ли ему это нужно. Мы каждый день обменивались впечатлениями за ужином и у него горели глаза, когда он рассказывал о пройденном.
-- Не надо было идти на поводу у отца и учиться на архитектора, всё равно я не собирался проектировать здания. Можно было сразу пойти в школу искусств там же, в Италии, и учиться у великих!
Тогда же Али снова начал присматриваться к сценариям, -- к тем, над которыми он хотел работать в качестве режиссёра, а не актёра, и я с удовольствием наблюдала, как он искал «свою» историю.
-- Небольшую документальную короткометражку, минут на сорок, -- рассуждал Алихан. – Хочу говорить на важные для человечества темы.
-- О влиянии корпораций на жизнь простых людей, например? – спросила я с ухмылкой.
-- Сложном этическом выборе? – подхватил он.
-- Столкновении свободной воли и вековых устоев? – подняла я бровь.
Ииии… он снял документалку о своём родном Ване. Суровом крае на границе с Сирией, где часто вспыхивают конфликты из-за скудных природных ресурсов. Это ещё и беднейший регион Турции, отчего люди часто вынуждены заниматься незаконными делишками. Но это и место, где люди держатся за свою землю, друг за друга, понимая, что самое ценное, что у них есть – это их семья.
Ему с удовольствием давали интервью его дальние и близкие родственники. Простые фермеры и богатые землевладельцы. Все эти люди искренне гордятся тем, чего добился Али и стремились помочь ему достичь новых высот.
Ещё на этапе монтажа я часто вглядывалась в лица мужчин на экране монитора, гадая, кто из них мог пасть в результате междоусобной войны между Османоулу и Демирами. Надеюсь, что Алихан сможет хотя бы частично заставить их меньше враждовать, цепляясь за абстрактные понятия о чести, за ресурсы или власть, а больше ценить единственную жизнь.
Сам того не ожидая, с первым же своим фильмом Малахитовые глаза попал в конкурсную программу независимого кино в Торонто. Но даже если и случится победа, вместо себя мой муж отправил продюсера – нашего друга Ахмет бея, который с радостью взялся продюсировать дебютный фильм Алихана Кая. И как бы я ни хотела увидеть триумф своего мужа там, на сцене на другом конце мира, -- а я уверена, он обязательно получит приз, -- я рада, что он будет со мной во время моих родов.
Мы перебрались в Измир – поближе к Мерьем, и подальше от папарацци, которые, кажется, не так зверствуют здесь, в этом расслабленном и свободном духом городе.
-- Слушай, помнишь, как я посмеивалась над тем, как Алихан выковыривал лук из твоего фасолевого салата? Забираю свой смех назад! – Асия, как всегда, экспрессивна и даже токсикоз первых месяцев беременности не мешает ей быть очень громкой. – Коржик с ног сбился, разыскивая для меня настоящую маринованную селёдку! Ты же знаешь, как они тут ненавидят солёную рыбу? Так вот, он должен разделать её для меня и вынуть все косточки, до единой, иначе меня стошнит! Слушай! -- новый взрыв энтузиазма рвёт мне барабанную перепонку, и я перевожу телефон на управление без рук – на всякий случай, -- давай договоримся: если у меня родится пацан, а у тебя, как мы знаем, девка, то пусть они поженятся, когда вырастут!
Я слегка офигеваю от этой идеи и даже не знаю, что сказать, пока из трубки не раздаётся новый взрыв хохота.
— Это шутка! Блин, надо было позвонить на видео, чтобы полюбоваться твоим ошалевшим лицом! Шучу я! Ой, всё, опять тошнит. Пока!
Положив трубку, я прислушиваюсь к своим ощущениям. Предварительная дата родов завтра и доктор сказал, что всё может начаться и за день «до» и день «после».
Возвращаюсь на террасу нашей квартиры, где мы с Али пили чай. Дневная жара спала, и домработница накрыла нам столик, чтобы мы могли насладиться грандиозным видом. Огромное солнце заходит за море, чтобы снова осветить наши жизни следующим утром.
