останки он уже не решился, просто осмотрел их, насколько хватило сил медлить, подобрал клок шкуры с короткой серорыжей шерстью, сунул в пустой мешочек из-под пемми-кана и спрятал в карман.
Итак, снежный человек погиб. Печально. Зато моральное право не продолжать поиски ему обеспечено! Смутное недовольство собой, которое не снял даже «асто», ослабло. Август соскочил с камня и молодецки потопал унтами. Далеко слева он различил удиравшего по глубокому снегу волка и с огромным трудом подавил мгновенный импульс догнать и добить.
Теперь он старался не срываться в дурацкую скачку с препятствиями, тщательно выбирал трассу и бежал, дыша размеренно и глубоко. «Асто» великолепно помогал усваивать скудный кислород, остававшийся в разреженном горном воздухе.
Мысли были необычайно четкими и быстрыми: думалось лучше, чем за столом в кабинете. Лишь обходя какой-то корявый заструг, он заметил, что в полоске следов, которой он машинально держался, опять появился ТОТ.
Остановившись сперва, он тут же размашисто зашагал-стоять было страшно. Так. Их здесь стадо, наверное. Ну уж двое — точно…
Август злобно пнул плитку снега, та разлетелась облаком блестящей пыли. Что же ему, и за этим гнаться?! Ну нет — черт с ним, с долгом! И перед кем?! Николай сам затащил его сюда, и он, и Досмамбет погибли по собственной вине — поперлись лавиноопасным склоном. Он выберется отсюда живым, пусть даже им управляет часть благословенной науки — две серые таблетки…
С гребня высоты ему было далеко и хорошо видно.
И время будто вернулось назад. Он опять увидел три маленьких горизонтальных черточки на белом плато и еще одну вертикальную, чуть впереди. Маленький мазок туши. Восклицательный знак на белом огромном листе.
Бороться было трудно — он больше не был собой, а «асто» был могучим противником. На него не действовали хитрые подножки самовнушения, неотразимо мощные напоминания о долге и чести, крепкие тиски самообладания. И когда Август понял, что снова идет по следу, то обреченно вытащил парализатор и вставил стрелоампулу взамен выпущенной.
Волков он нагнал сравнительно быстро. Бежавшее впереди существо ему не удалось толком рассмотреть. Каким-то сверхъестественным усилием оно держалось впереди зверей, тоже вязнувших в глубоком снегу. Они хрипло рычали, вывалив красные языки, клубившиеся вонючим паром.
Август рванул из кармана парализатор и рявкнул:
— Хей!..
Волки круто остановились и разом посмотрели в его сторону.
Секунду все были неподвижны. За бурным дыханием хищников и человека был едва слышен третий звук — быстрый, отчаянный скрип промороженного, льдистого, рвущего кожу снега…
Первого Август встретил в прыжке. Волк получил стрелоампулу в горло, перевернулся через голову и покатился по снегу, брызгая дымящейся кровью. Остальные, припав на передние лапы, рыча и скалясь совсем по-собачьи, окружали Августа. Но он не стал дожидаться окончания маневра: один получил стрелу в плечо, бросился прочь, слабея на ходу. За ним резво метнулся второй, и Август едва удержался от ненужного выстрела.
Утерев рукавицей взмокшее лицо, Август обнаружил, что ему не холоднее, чем в термокостюме, вечная ему память. Прекрасно.
Значит, он хотя бы на время застрахован от обморожений. А теперь — за зверем, которого видел один Чоро.
Они поравнялись через несколько минут. Скорчившись, йети сидя съезжал по заснеженному склону. Хохоча, Август шлепнулся на «собственные ягодицы» и покатился следом. Йети затравленно оглянулся и вскочил.
Август понял, что нагонит его без труда. Мохнатый уродец бежал, шатаясь из стороны в сторону, горбясь и словно в отчаянии прижимая руки к груди.
Кошка и мышь. Август почувствовал, что ему хочется поиграть с ополоумевшей от страха мышью. На секунду его поразила поза йети — он не ожидал, что эти существа будут держаться так похоже на человека… Но тут же он учуял тяжелый запах живого зверя, и минутное удивление испарилось из его бушующей души. Он слышал даже дыхание зверя — натужное, хриплое, посвистывающее. Временами йети издавал странный звук — скуление или повизгивание — и дергался всем телом. На левом бедре Август разглядел три багровых параллельных рубца, а между лопаток черные пятна запекшейся крови. Зверь был жалок.
Дистанция для парализатора вполне подходящая.
Что делать с йети потом, Август не думал. Он просто поднял блестящий ствол, но тут же опустил, ухмыльнулся и ускорил шаг.
— Сейчас я тебя голыми руками! — крикнул он йети, пряча прибор. Мохнатая спина дрогнула, широкие ступни замелькали быстрее, но это было явно все, на что способен вымотанный погоней зверь. Не уйдет!
Август захохотал и хлопнул себя по бедрам. И, будто в ответ, раздался жалобный скулящий звук.
Еще два дня назад он испытал бы подобие счастья, оказавшись здесь. Но он больше не был собой, часть души умерла — «асто» лишь доделал дело. Август не видел, что белые вершины пиков пронзают темно-синее небо стройно и почти осмысленно, не замечал ослепительного сияния близкого глетчера, твердой рекой сползающего с утесов, ручейков ледниковой воды, под снегами сливающихся в бушующий поток. Для него исчезла нетронутость голубых снегов, багровые утесы и лиловые тени, вытянувшиеся по фирну. Одним из оснований запрета на «асто» оказалось полное выключение им эстетического восприятия…
Зверь убегал. Август гнался. Все было сведено до размеров формулы. Дадим-ка зверю фору… Он сбавил шаг. Йети по-прежнему с трудом вытаскивал ноги из глубокого снега. Натужное сопение, острая горячая вонь встревоженного животного. Все чаще до Августа доносилось тонкое поскуливание. Дождавшись, пока йети отбежит подальше, Август рванулся вперед, громко крича и топая, как загонщик на охоте. Ему почти удалось нагнать йети, когда загнанный, задыхающийся, запуганный уродец неожиданно упруго присел, яростно вскрикнул непохожим на прежний скулеж голосом и резко нагнулся.
Набегая, Август еще успел рассмотреть, как волосатая жилистая рука с растопыренными пальцами нырнула по локоть в снег и вырвала из него кусок гранита величиной с кинокамеру «Красногорск». Держа вторую руку у груди, йети крутнулся, словно дискобол, резко выкинул кисть в направлении преследователя и даже вылетевший из нее камень Август успел заметить.
…Со стонами и руганью он сел и, приходя в себя, долго мотал гудящей головой. Спасибо подшлемнику…
Достав из-за пазухи пластиковую флягу, долго и жадно глотал безвкусную воду, затем снова набил флягу снегом и сунул за пазуху.
Он пробыл без сознания недолго: солнце было на том же месте, и он не замерз. След йети перед самым его лицом был обрамлен изнутри мелкими комочками снега, не успевшими промерзнуть. По-охотничьи — наволоками и выволоками. Свежий! Не азарт, не желание посостязаться заставили его вскочить. Теперь его чувство лучше всего укладывалось в три слова: «Ах, ты так!..» Загоняя в канал ствола
