— Сейчас узнаю…
Вскоре перед Лидой вырос Лобанов. Он окинул девчонку внимательным, настороженным взглядом.
— Пройдемте со мной, — предложил Василий.
Он привел ее в небольшой кабинет, где сидел еще один оперативник. Это был Аркадий, москвич.
— Предъявите, пожалуйста, документы! — вежливо обратился Аркадий к Лиде.
Она протянула ему паспорт Милы. Милиционер долго изучал документ, сравнивая фотографию с «оригиналом», затем вернул.
— Подождите в коридоре, — попросил он еще более вежливо. Лида вышла.
— Ну что? — поинтересовался Василий.
— Не она. Ужасно похожа, но не она. Черт подери, бывают же такие совпадения! И имя, и отчество, и фамилия, а девка не та! И парень не тот.
— Ты уверен? — с нажимом произнес Лобанов.
— Брось, старик, я что, первый год в нашей конторе служу? Говорю тебе, это не те Беловы, которых я встретил в Москве. Не те, и все! Парня надо выпускать.
— Придется извиняться… — пробормотал Василий.
— Придется! — усмехнулся Аркадий.
Лобанов точно знал, что его московский приятель — такой же честный опер, как он сам, и покрывать бандита не стал бы. Василий вздохнул, вызвал сержанта.
— Белова ко мне! И позови девушку из коридора!
Когда Север вошел, Лида бросилась ему на шею.
— Милый! — крикнула девчонка, а на ухо ему прошептала: — Делай вид, что я Мила!
Белов понял, крепко обнял Лиду, поцеловал.
— Здравствуй, родная!
— Товарищ Белов! — официальным тоном начал Лобанов. — Я должен принести вам свои извинения. Я принял вас за другого.
— Скотина ты, опер, извини уж, — сказал Север беззлобно. — По малейшему подозрению запихнуть человека в пресс-хату — это, прости, гнусно. А если б я драться не умел? Подписал бы тебе сегодня любое чистосердечное признание…
— Я бы не потребовал после того, как убедился, что ты не бандит, — вздохнул Василий. — А вообще ты прав, парень… Скотина я. Извини.
— Извиняю… — махнул рукой Север. — Так я свободен?
— Да, вы можете идти. Вот ваш паспорт, вот пропуск.
…Мила и Чекан ждали их за углом. Увидев мужа, Мила как шальная кинулась к нему.
— Ну что ты, девочка, что ты! — бормотал Север, обнимая и гладя по голове рыдающую жену. — Выпустили меня, маленькая, все…
— Как тебе это удалось? — спросил Витька по дороге.
— Помнишь, Столетник говорил, будто я умею делать так, что меня никто не может опознать? Помнишь?
— Ну помню…
— Вот я и попробовал. Этот опер, арестовавший меня, вызвал московского опера, мы с Милкой его встретили, когда из дома уходили. И он меня не узнал.
— Но все же — как ты это сделал?
— Сам не знаю… Просто представил себе, что я как бы накрыт защитным полем, искажающим черты лица… И получилось.
— Мистика какая-то! — фыркнул Витька.
— Мистика, — согласился Север. — А впрочем… Слыхал, был такой фокусник — Вольф Мессинг?
— Слыхал. И что?
— Он однажды ехал в поезде без билета. А тут контролер. Мессинг протянул ему пустую бумажку, отчаянно желая, чтобы тот принял ее за билет. И контролер купился. И я так… Как Мессинг.
51
Мишке, хозяину квартиры, где они остановились, Север был представлен как жених Витькиной сестры, примчавшийся из Москвы вслед за невестой. Роль сестры-невесты исполняла Мила.
Впрочем, Мишке было все равно, трое у него живут или четверо, лишь бы давали деньги на водку. А деньги ему отпускались щедро.
На следующий день, когда Север отоспался и пересказал друзьям и Миле свои приключения, ребята решили обсудить, как им жить дальше. Близился полдень. Мишка, с раннего утра напившись до положения риз, мирно храпел на кухне. Возле него стояла полная бутылка водки и стакан, так что опасаться, что хозяин, проснувшись, может подслушать беседу постояльцев, оснований не было. Скорее всего, если Мишка проснется, то сразу напьется опять и заснет. Удобный человек…
— Нам всем просто необходимы новые документы, — говорил Север. — Мой паспорт — паленый. Вчера мне удалось выкрутиться, но только потому, что попал я к ментам. Они законы соблюдают. А попадись я блатным… скажем, бойцам Столетника, хоронить бы было некого. И если не сменить бумаги, рано или поздно попадемся. Менты наведут, блатные завалят. Короче, нужны деньги.
— Где их взять? — усмехнулся Витька.
— Ну подумай сам. На работу нам устраиваться нельзя — там надо показывать документы. Спекулировать? Много не заработаешь. Значит, план старый: «Дяденька, купи топор…» — Север пожал плечами.
— Грабить… — вздохнула Лида. — Но кого грабить? Мирных граждан? Противно, подло, мерзко…
— Бандитов! — выпалила Мила. — Только бандитов! Как ты, Лидка, вообще могла подумать, что Север предложит грабить мирных граждан? Мы не блатные!
— А как ты определишь, кто здесь бандит и, главное, где он держит свои деньги? — возразила Лида. — Надо-то нам немало, если кого и чистить, то только авторитета, тут какая-нибудь сявка, шестерка не подойдет… А авторитет всегда малодоступен.
— Может, попробовать внедриться в группировку? — предложил Витька.
— Это долго, — ответил Север. — И очень опасно. Могут опознать. Сам знаешь, у блатных система оповещения еще та. Впрочем, если за дело возьмусь я со своим вновь открытым талантом к мимикрии…
— Нет! — твердо произнесла Мила. — Нет, Север, тебе я не позволю так рисковать. К тому же внедряться — это действительно слишком долго. Я знаю, что делать. Только мне надо с тобой поговорить… наедине. — Она просяще посмотрела на Чекана и Лиду.
— Ладно, мы уйдем, — улыбнулась Лида. Она кивнула Витьке, и они вышли.
— Что ты еще выдумала? — спросил Север напряженно.
Мила покусала губы.
— Помнишь, я говорила тебе, что мне нужна грязь, нужна панель… — начала она медленно.
— Помню, — ответил он через силу.
— А ты сказал, что примешь меня даже такую, что вытерпишь… Помнишь?
— Помню…
— Пришло время, Север… Прости…
Север чувствовал — в голове у него начинает звенеть, в груди, в самой середине, нарастает давящая, удушливая тяжесть. Одно дело — сказать, что вытерпишь, подумал он, и совсем другое — вытерпеть на самом деле, если даже представить любимую в чужих объятиях невыносимо больно… Мила встретила его воспаленный взгляд, вздрогнула.
— Тебе было плохо со мной этой ночью? — спросил Север.
— Что ты, малыш, божественно… Только эта ночь не принесла облегчения… Сексуально — да… А психологически… Ты — это совсем другое. Это полет… А мне нужна грязь… Нужно унижение, нужно, чтобы топтали, распинали, мучили… Я схожу с ума без этого… Боже! Прости меня, Север, прости! Лучше убей своей рукой или брось, что то же самое!.. Или прости и разреши… нажраться дерьма!.. — Она зарыдала.
Белов съежился.
— Ладно, жена, ладно… как хочешь. И кто тебе нужен?
— Да не кто-то, а сам факт… Я хочу устроиться здесь проституткой. Фирмы наверняка имеются… Пойду в самую дорогую. И выясню, кто тут есть кто. Проституткам обычно известно многое, особенно элитным…
— Нельзя. Спросят паспорт, — с надеждой сказал Север.
— Скажу, что паспорта нет. Вообще нет. Что я беженка, бродяга, деваться мне некуда… Обычно им все равно, лишь бы девка работала…
— Откуда знаешь?
— Ну знаю. Коллеги рассказывали!.. — криво усмехнулась Мила сквозь слезы.
— Все равно нельзя. Тебя могут узнать! — пытался возражать Север.
— Не думаю. Знаешь, кажется, я тоже умею отводить глаза людям, как и ты…
— С чего ты взяла? — изумился Белов.
— Хочешь, проверим? Я сейчас переоденусь — надену вперемежку свои вещи и Лидкины, — а после выйду из квартиры и позвоню в дверь. Открывает пусть Лидка. Если она меня узнает — мой план отменяется. Если нет — сам понимаешь…
— Хорошо! — согласился Север. — Переодевайся! — с нездоровым азартом велел он, почти не сомневаясь, что Лида узнает Милу и жуткий план, это испытание любви адским огнем, хотя бы немного отложится…
— Я попрошу позвать тебя, когда мне откроют, — сказала Мила, выходя из комнаты.
Через некоторое время раздался звонок. К Белову заглянула Лида.
— Север, звонят! Кто это может быть? Ой, а где Милка?
— В ванной. А звонят… наверно, это к хозяину. Открой, а Витька пусть постоит на стреме. Если к хозяину — пошли подальше, скажи, нет его.
Лида вышла и вскоре вернулась.
— Север, там тебя спрашивает какая-то девушка. Я ей сказала — такие, мол, здесь не живут, но она очень настойчиво просит тебя позвать, говорит, что точно знает — ты здесь. Говорит, у нее важные сведения для тебя. Еще она назвала Милку… Алой Розой назвала. Значит, знает и ее.
— Где она, эта девушка? — Север встал.
— На лестнице. Я ее не впустила.
— А она тебе совсем не знакома?
