Про невесту и фату Север сказал по наитию, но попал в больное место. Василий действительно собирался жениться. Он еще со школы был влюблен в свою одноклассницу, ей тоже вроде нравился. Но капризная избалованная красотка отвергала настойчивые предложения руки и сердца, исходящие от простого мента. Однако, дважды побывав замужем по расчету, нахлебавшись унижений от обоих мужей, девица наконец вспомнила старую любовь. В очередной раз Лобанов был принят разведенной дамой благосклонно, и вскоре должна была состояться свадьба. Но вдруг возникла совершенно неожиданная проблема. Невеста непременно хотела выходить замуж в полноценном свадебном наряде, естественно с фатой, а мать Василия, женщина пожилая и глубоко верующая, против фаты категорически возражала. Ну как не стыдно, возмущалась она, фата — символ невинности, а тут баба третьего мужика хомутает…
— За фату ты мне ответишь! — прошипел Василий. Он буквально взбесился. Кроме прочего, Лобанов не выносил, когда ему угрожают уголовники.
Оперативник вызвал сержанта.
В пресс-хату его! — приказал Василий. — Окуни до утра, если утром не заговорит — следующей ночью опять туда же!
— Понял! — довольно ухмыльнулся сержант. Это был не тот парень, который когда-то служил в Грозном. — Сейчас вызову конвой.
— Ой, начальник, невинного человека — в пресс-хату! — усмехнулся Север. — Тебя ж потом совесть замучает!
— Молчать, урка! — взъярился Лобанов.
— Сам ты урка. А мне снова не спать… — вздохнул Север.
Когда Белова увели, Василий позвонил в Москву.
— Алло, Аркадий? Не разбудил? Ах, только с работы… А я тут дежурю. Знаешь, взял я твоего Белова. Да, да, его. Приезжай завтра, поколем вместе, а то молчит. Впрочем, может, еще разговорится!.. Ну лады, жду.
Повесив трубку, Лобанов задумался. А вдруг этот Север действительно невиновен? Тогда нехорошо получится. И впрямь может совесть замучить…
45
Иван предстал перед шефом с виноватым видом с перевязанной головой. Столетник мерил шагами комнату. Было видно, что он взбешен.
— Ваня, как ты мог?! — зашипел Федор. — Как ты мог позволить «обуть» себя сявкам, бакланам, мрази?! И это ты — мой лучший боец, мой мозговой центр и мой будущий преемник? Как ты мог, Ваня?!
— Пьян был… — пробурчал Иван.
— Во-во, пьян был! — взбеленился Столетник. — Как ты вообще оказался в том районе?!
— От девки шел…
— Пьяный! От девки! Идиот! Имя мое позоришь! А если этих козлов возьмут менты? Какой слух пойдет по зонам, по лагерям? Что Федя Столетник позволяет грабить своих людей всякой гопоте?! Чушкам дворовым?! Конечно, я пошлю «маляву», козлов отпетушат, но смеху-то сколько будет! Это если еще, дай Бог, они уже не петухи! А если петухи?! Ты представь, какой позор: лучшего парня Феди Столетника обули два петуха! Мы же век не отмоемся! Я весь авторитет потерять могу!
— Простите, шеф… — съежился Иван. — Они, суки, сзади, кирпичом…
— Ты хоть запомнил их? — спросил Федор, остывая.
— Запомнил. Кажется, беглые они. Говорили: если нас менты возьмут, вышка нам…
— Тебе, что ли, говорили? — фыркнул Столетник.
— Между собой… Один другому: возьми, мол, кирпич с собой, на нем твои отпечатки. А тот: черт с ними, все равно, если менты повяжут, вышка нам…
— Ясно… И куда он дел этот кирпич?
— Там и бросил.
— Захватить его ты, конечно, не догадался?
Иван был не так прост, как хотел казаться. Он слегка улыбнулся.
— Захватил. В целлофановом пакете у меня лежит…
— Молодец, хоть здесь молодец… Эти козлы, видать, долго парились на зоне, совсем новой жизни не знают. Но я поражен: гопота, шпана раздевает на улице авторитета всероссийского масштаба, отнимает ствол… Ладно, замнем. Все мы люди. Но мы должны взять этих двух козлов раньше, чем менты! Ты меня понял?
— Ясно, шеф. Сам и сделаю.
— Отбрось все дела! Далеко уйти они не могли. Кирпич у тебя где?
— С собой, в чемодане… — Иван показал кейс.
— Молодец. Сейчас займемся.
Столетник позвонил своему человеку с Петровки. Человек был из новой демократической номенклатуры, бывший пустобрех-правозащитник, ментовской работы не знал, зато очень хорошо знал цену долларам США. И весьма охотно брал их в обмен на различные мелкие и не особенно мелкие услуги.
Через полчаса от него приехали, забрали кирпич. Еще через два часа на столе у Федора лежали копии досье Свиньи и Рыла.
— Ну и рожи! — скривился Столетник, разглядывая фотографии. — Недаром клички такие… Соответствуют. Ваня, размножь снимки и разошли по всем нашим подразделениям. Всю работу держи под личным контролем! Эти уроды наших заведений никак не минуют. Сколько они у тебя взяли-то?
— Десять штук зелени. В рублях. Вчера только менял.
— Деньги небольшие, но… Конечно, посещать элитные заведения уровня «Приюта любви» им жадность не позволит. Но по девочкам так или иначе пойдут. Они оба — насильники. Мразь. Шли как подельники. Догадываюсь, почему они насильники. Я понимаю баб. С такими рожами, как у этих двух, только насильничать…
46
…Убедившись, что за ним никто не гонится, Свинья мешком рухнул наземь — отдышаться. Он долго приходил в себя. Ну надо же так нарваться! Парни-то, похоже, профессионалы! Интересно, что они сделали с Рылом? Наверно, нет уже мальчишечки… Эх, жаль, половина денег фраерка была у него! Надо было взять, прежде чем идти на дело… Хотя так бы он и отдал, жди!
А что в этом чертовом чемодане? Тяжелый, падла. Тащил, тащил, сам не зная что… Может, там книги. На хер они нужны? Или документы какие? Если документы, можно попробовать шантаж, однако боязно. Больно уж крутые бойцы эти двое. Завалят — пикнуть не дадут, «мама» сказать… Но посмотреть все же надо.
Подвернувшимся камнем Свинья сбил кодовые замки кейса. Пришлось попыхтеть: замки оказались крепкими. Но он с горем пополам справился, откинул крышку и остолбенел. Боже мой, доллары! Да сколько! За такую добычу и Рыла не жалко…
К утру Свинья добрался до ближайшего городка. Он слышал еще в зоне, что доллары в России ходят теперь почти наравне с рублями, но как-то не очень верил. Однако действительность превзошла все его ожидания. Даже в этом захолустном подмосковном городишке меняльные лавки были на каждом углу.
Прежде всего Свинья приоделся — дорого и броско. Начисто лишенный вкуса, он выглядел теперь как полуобщипанный павлин. Милиции Свин не боялся: он был уверен, что менты считают его сгоревшим. Такую уверенность придал ему репортаж службы новостей, невзначай увиденный им по телевизору в магазине. В репортаже рассказывалось о вчерашнем взрыве, о многочисленных случайных жертвах. А также о полностью сгоревшей тюремной спецмашине. Говорилось, что погибли и зеки, и конвой. Милицейский чин зачитывал даже фамилии погибших. Среди них с огромной радостью Свинья услышал свою…
Теперь он был вольным богатым человеком. С такими деньгами можно долго жить всласть. Вот только девочки… Свин вспомнил свой дотюремный опыт общения с женщинами. Эти суки ни за какие деньги не соглашались… Но, может, изменившиеся времена изменили и баб? Вечером проверим…
Свин поселился в номере «люкс» единственной гостиницы городка. Он проспал до вечера, обнимая заветный чемоданчик. Не тот, который курочил в лесу камнем; уголовник догадался купить новый и переложить туда доллары. А старый кейс выкинул.
Вечером Свин спустился со своего этажа, подошел к швейцару и, сунув ему определенную сумму, спросил шепотом:
— Зема, как у вас тут в городе с блядьми?
— Вам девочку? — переспросил швейцар, невольно кривясь: вонял Свин по-прежнему омерзительно, а дорогой одеколон, которым он облился буквально с головы до ног, делал запах еще более невыносимым.
— Девочку, девочку! — жадно поддакнул Свин.
— Могу прислать прямо в номер! — заявил швейцар. Он едва терпел амбре, исходящее от богатого господина, и, сам того не желая, пожалел проститутку. «Господи, как же девка ляжет с этой ходячей помойкой? — подумал швейцар. Впрочем, тут же одернул себя: — Мое какое дело? Мне идет процент. А телка пусть свою таксу отрабатывает».
Готовность швейцара тотчас выполнить желание клиента удивила Свинью. Однако, уже начав понимать сущность капитализма, он решил попробовать покочевряжиться.
— Небось корягу какую-нибудь подсунешь? — скорчил рожу Свин.
— Можете выбрать! — отозвался швейцар холодно и достал из внутреннего кармана пачку фотографий, скрепленных наподобие альбома. На снимках были обнаженные красотки в призывных позах.
У Свиньи буквально потекли слюни.
— Эту! — ткнул он пальцем в первую попавшуюся фотографию. — И сейчас!
— Дашенька… — произнес швейцар с каким-то сожалением. — Шестьсот долларов.
