— Валерка! Среднекан, приехали! Да вставай, чёрт толстокожий! — орал он в самое ухо, встряхивая его что было сил.
— Отстань, Мишка. Могу осерчать, — пробормотал человек, повернулся на другой бок и натянул на голову телогрейку.
Колосов замер от удивления.
— Не может быть. Неужели приехал? — бормотал он растерянно, не решаясь сдвинуться с места.
— Не возись, бесполезно. Зачерпни полный и вылей за шею! — Краевский бросил Мише котелок.
— Валерка! Морда! Да ты ли это? Не может быть! — захлебываясь от восторга, встряхивал его Юрий.
— Юрка! Не ждал? А я вот взял и прикатил. Давай чмокнемся. — И, не вставая, облапил Колосова.
— Чего же ты не сказал, что Юрка твой приятель? — набросились на него ребята.
— А куда торопиться? Вот и узнали. Так Ещё интересней, — сказал он невозмутимо и уже с беспокойством спросил — А как тут по части жратвы? — Порылся в кармане и ловко закинул в рот кусок сахару.
— Голодным не будешь, — неопределённо ответил Колосов. — Отведу я вас, други, на радиостанцию к Николаеву. Я живу у Якута в юрте, и спать там негде.
— Вот это подходящее место. Там можно перехватить и олешка. Учтём! — с завистью вздохнул Самсонов. Взвалил на себя узлы и поплёлся по берегу.
Домой Колосов вернулся довольно поздно. Гермоген дремал в уголочке над трубкой и даже не поднялся. Рядом с динамо-машиной лежали две старые оси от тачки, несколько ржавых костылей, болты и куски медной проволоки, а рядом с элементами Лекланше — три вымытые стеклянные банки. Старый Якут решил помогать. Юрий не знал, как выразить ему свою признательность. Гермоген проснулся и ждал, хотя был всё так же молчалив.
Тогда Юрий тщательно вымыл в керосине старьё, аккуратно сложил, а проволоку приспособил к батареям. Старик сразу посветлел.
Колосов ещё спал, когда в дверь юрты постучала Женя. Он быстро вскочил и выглянул наружу. Женя стояла в лыжном костюме, с огромным топором на плече.
— Женя! Уморила! — схватился Юрий за голову. — Да где вы раздобыли этот топорище? Вот это лесоруб!
Девушка покраснела и, резко повернувшись, побежала. Юрий выскочил из юрты и нагнал её у барака.
— Я же не над вами, а над топором. Ну, честное слово, не хотел обидеть.
Женя посмотрела на его голые ноги и засмеялась.
— Идите оденьтесь! Вы же совсем голый. Можно простудиться.
Колосов только сейчас вспомнил, что выскочил босиком и в одних трусах, но упрямо заявил:
— Если сердитесь, то не уйду. Вот так и буду стоять.
— Не сержусь. Одевайтесь, я подожду.
Перепрыгивая через замёрзшие за ночь лужи, он побежал в юрту и быстро оделся. У здания управления уже собирались группы людей. Краснов что-то разъЯснял бригадирам. Заметив Юрия, Могилевский замахал руками и показал на Анатолия, Игоря и Валерия,
— Разве хороший подрядчик спит, когда дармовая рабочая сила простаивает? — встретил его насмешливо Мишка. — И вы с нами? Вот это будет вдохновение для лесорубов, — засмеялся он, глядя на Женю, и вдруг ахнул — Как, вас заставляют носить топор? А ну, гоните сюда эту тяжесть. Так это же настоящий колун. Кто вам его подсунул? Возьмём, когда будем возвращаться обратно! — И он швырнул его под завалину конторы. — У Юрки хватит совести возить на вас брёвна. С кем вы связались? Это же настоящий варвар. Мы вас в обиду тут не дадим. — Его жизнерадостность передалась и Жене. Она шла рядом и смеялась.
В лесу было хорошо. Ночные заморозки очистили тайгу от гнуса. Воздух казался прозрачным и холодным, как ключевая вода. На пожелтевшей хвое лиственниц и кустарника искрились застывшие капли изморози. Всюду алели рубиновые гроздья брусники. Тяжёлые ветки чёрной смородины склонялись до самой земли. Сквозь листья, как бы вырезанные из фольги, выглядывали печальные глазки Ягод.
— Красиво и тихо, как в волшебном царстве сна, — прошептала Женя.
Идти было легко. Ноги скользили по мягкой опавшей хвое. Шагов не слышно, иногда, щелкая по сухим листочкам, вдруг осыпалась замёрзшая голубица.
Шли молча, боясь нарушить торжественную тишину леса. Даже Мишка и тот приумолк. Но вот донеслось звонкое журчание ручейка. Женя не выдержала и крикнула.
— Э-э-э! Сюда! — откликнулся зычный голос Краснова.
Заперекликалась тайга, и не разобрать, где эхо, а где голоса людей. Все шли на крик Краснова.
Когда убежала Женя, Юрий задержал Михаила и осторожно спросил:
— Ну как там Нина, Валя?
— А что? Всё как будто хорошо. Матвеева работает, давно не видал, а Валька? Ну, брат, и не подходи. Видал её с кавалером. Да ты его знаешь — Женин партнёр по танцам на «Совете». Парень шикарный, не нам чета.
Колосов поперхнулся и спрашивать дальше не стал.
Участок леса оказался густым и удобным. Деревья стояли на самом берегу речки. Краснов расставил ребят и ушёл с другими бригадами. Глухо ударили топоры. Деревья, падая, ломали кустарник, сбивая хвою и сучья. Всё трещало, ухало и звенело. Потребовала для себя работы и Женя.
— Вы наберите Ягод. Вскипятите чай. Это тоже работа. И не обижайтесь: у вас всё равно нет топора, — сказал Юрий с улыбкой.
Кругом забелела щепа и пни. Стволы поваленных деревьев еле виднелись из пожелтевшей травы. Участок сразу поредел.
Юрий загрустил.
— Разрушили за несколько часов, что природа создавала веками.
Самсонов стаскивал брёвна и укладывал их на берегу, готовя к сплаву. Огромный, неповоротливый, как медведь, он кряхтел, копошился, выставляя из кустов толстую шею и лохматую голову. Краевский валил деревья на самом берегу. Он и тут был верен себе: работал молча, осмысленно, укладывая лесины рядами, чтобы их легко было взять. Белоглазов и Николаев пилили деревья на брёвна, постоянно споря из-за удобной ручки. Только один Михаил метался по участку. Он то очищал деревья, то стаскивал сучья и вершины в костры, а то бежал к Белоглазову поддерживать брёвна при распиловке.
Работы было ещё много. Юрий снова взялся за топор и принялся яростно вгонять его лезвие в жёлтый как масло надруб древесины.
Пришёл Краснов с мокрыми волосами и разрумянившимся лицом, весёлый и возбуждённый. Он перевязывал платком руку и улыбался. Шляпа, сдвинутая на затылок, придавала ему озорной вид.
— Эге, брат ты мой! Я-то думал, что вы уже заканчиваете свой участок. Столько грохота и стука, а конца не видно, — проговорил он насмешливо и остановился рядом с Юрием.
— Уж как-нибудь не меньше других. Пусть встанет любой и потягается, — задиристо бросил Юрий, вспыхнув до ушей, и ещё ожесточённее замахал топором, так что щепки полетели в разные стороны.
— А ну-ка дай. Да поучись, Я тебе покажу, как задирать нос. Тоже мне, богатырь, — засмеялся Краснов и протянул руку,
— Не дам! Да и где вам драться, — покосился Юрий на его сухощавую фигуру. — Три года занимался боксом, так что бесполезно, — буркнул он и толкнул плечом дерево. Оно плавно наклонилось и вдруг, со свистом разрезая воздух, с треском свалилось в кустарник. — Вот так! Понятно? — Юра расправил широкие плечи.
Краснов спрятал улыбку, молча прошёл к Краевскому, принёс топор и встал рядом.
— Ну держись, задира. Я ведь сибиряк, — проговорил он тихо.
И, взмахнув топором, ловко вогнал его в ствол дерева. Лиственница вздрогнула. Он вырубил клин, подсёк снизу и сразу же выколол большой треугольник. Колосов, косясь на него, продолжал кромсать щепу так, что стоял треск и гудела вершина. Краснов спокойно перешёл на другую сторону ствола и быстро, точно сделал второй надруб выше. Легко упёрся плечом, и дерево тихо повалилось.
— Берегись! — крикнул он насмешливо и вытер с лица пот. — Ну что? — посмотрел он, посмеиваясь, на Колосова. Тот тоже упёрся плечом, выгнулся так, что побагровела шея. Лиственница только жалобно затрещала.
— Ничего особенного. У вас дерево тоньше, да и гнилое. Давайте снова, — упрямо проговорил тот и, не глядя, ударил по дереву. Начал рубить и Краснов. Но Колосов уже уловил его секрет и делал всё так же. Лиственницы упали почти одновременно.
— Ну что? — заорал он весело. — Мы тоже не лаптем щи хлебаем. А ну, Игорек, засекай время, а потом Ещё замеряем толщину среза.
Подошли и остальные ребята. Краевский вынул часы. Краснов блеснул глазами, сбросил куртку и стянул на руке платок.
— Ты что же думаешь? Раз секретарь парткома, так должен тебе уступить? Нет, брат! Тут все равны, — засмеялся он и плюнул на ладони.
Рубили молча, упорно. Краснов оказался настырным, жилистым и не меньше упрямым. Стук топоров то сливался в мягкое похрипывание, то переходил в перестукивание, как у кузнецов, разливаясь дробью по тайге.
Потянуло дымком, донёсся звонкий голос Жени:
— Ребята! Чай!
— Яй! Ай, ай, — откликнулись горы.
Когда два дерева одновременно ухнули, Краевский засёк время. Стук топоров смолк. Слышалось только учащённое дыхание. Колосов вытер лицо и устало сел. Краснов лихо воткнул топор в пень и начал перевязывать руку. На платке оказалось красное пятно.