С глубочайшим уважением,
Православный христианин».
«Вот так фортель! Ну что ж, если приглашают, надо идти. Интересно, сколько их будет? Двое, трое? По крайней мере, сегодня ночью многое прояснится: либо действительно есть свидетель, что маловероятно, либо я подобрался слишком близко и у «него» сдают нервы. Ладно, в полночь так в полночь», – рассуждал присяжный поверенный.
Спрятав письмо в карман сюртука, Клим Пантелеевич с беззаботным видом вновь продолжил прерванный путь. Всю дорогу он не мог отделаться от мысли, что этот почерк ему хорошо знаком, но вспомнить, кому он принадлежит, адвокат так и не смог.
«Видимо, дело принимает серьезный оборот, если за мной установили слежку. Они ведут меня вдвоем, первый номер идет сзади по бульвару, а второй – по параллельному тротуару, на тот случай, если я решу свернуть вправо. Ох и грамотеи! Бог с вами, наблюдайте… Да только я уже дома!»
Ардашев затворил за собой дверь и задвинул засов, что обычно делал только на ночь. Через легкую прозрачную штору он хорошо видел этих двоих. Они больше не изображали случайных незнакомых прохожих, а стояли вместе, курили папиросы и что-то оживленно обсуждали, поглядывая на окна адвокатского дома. Затем один из них медленно направился вверх по улице, а другой, достав из кармана газету, развернул ее и уселся на скамью, не выпуская из виду входную дверь.
Оставшееся до назначенной встречи время пролетело как-то невообразимо быстро, наверное, оттого, что после продолжительного обеда адвокат решил хорошенько выспаться, и, надо признаться, это ему удалось. Клим Пантелеевич решил не посвящать супругу в обстоятельства планируемой встречи, а только предупредил, чтобы она не дожидалась его возвращения и ложилась спать. И все. Больше никаких разъяснений или оправданий.
За долгие годы совместной жизни Вероника Альбертовна привыкла к скупым объяснениям мужа и даже не пыталась задавать лишних вопросов, прекрасно понимая, что кроме сказанного ничего нового не услышит. Тем временем Ардашев проверил браунинг и, снарядив запасную обойму, заткнул пистолет за пояс. Надо отметить, что вся одежда, включая сорочку, была темного цвета, практически не различимого ночью. Трость на этот раз адвокат оставил дома, не забыв, однако, охотничий складной испанский нож с длинным и тонким лезвием, который легко открывался в сторону благодаря специальному механизму с возвратной пружиной. На всякий случай он решил не гасить лампу в кабинете, дабы с улицы создавалось впечатление, что в комнате кто-то есть.
Похоронив шесть лет назад отца на Успенском кладбище, Ардашев хорошо знал его окрестности, и заранее осматривать место встречи надобности не было. Выглянув в окно, он убедился, что лавочка напротив дома была пуста, но у дороги стоял возница, что выглядело подозрительным. Извозчикам строго-настрого запрещалось караулить народ по улицам вдоль домов. Для них по указу городского головы были отведены специальные места, где коляски ожидали пассажиров. Ближайшая биржа располагалась у Тифлисских ворот – в ста саженях от адвокатского дома. Вот поэтому одиноко стоящий экипаж будоражил нервы и наводил на мысли о слежке.
Учитывая это обстоятельство, уйти предстояло скрытно. Выйдя во двор, Клим Пантелеевич открыл калитку в дальнем конце сада и, пройдя по узкой тропинке между двумя участками, вышел к параллельной с Николаевским проспектом 2-й Михайловской улице. К ограде Успенского кладбища он подкрался со стороны чугуно-литейного завода «Руднева и Шмидта» и заранее взвел пистолет. Легко перемахнув через невысокую ограду, Ардашев остановился у первой могильной плиты.
Глаза быстро свыклись с темнотой, и заработал тренированный годами слух: присяжный поверенный различил больше десятка посторонних звуков, но все они, казалось, имели природный характер и человеку принадлежать не могли. Передвигаясь от одного ствола дерева к другому, Клим Пантелеевич незаметно приблизился к склепу на расстояние прицельной стрельбы.
Рядом с погребальным сооружением различалось очертание человеческой фигуры, прижатой спиной к стволу дерева. Адвокат достал часы и, беззвучно открыв крышку, посмотрел на циферблат: до полуночи оставалась всего одна минута. Осторожно отстегнув от жилетной петли цепочку, он повесил часы на ветку березы и зашел с противоположной стороны. Тут же вытащил из-за пояса пистолет и, опустившись на одно колено, изготовился к стрельбе. Почти сразу же заработал механизм карильонов, и в ночи заиграла знакомая мелодия оперетты, и тотчас раздались многочисленные, следовавшие один за другим выстрелы. От дерева, на котором висел золотой хронометр Мозера, в разные стороны полетели куски древесины. По пистолетным вспышкам Ардашев засек стрелка, ведущего огонь из соседнего склепа, и, прицелившись, плавно спустил курок. Раздался нечеловеческий крик, похожий на рев раненого медведя, и вдруг все так же внезапно стихло. Присяжный поверенный проворно сменил позицию, изготовившись для стрельбы, как вдруг заметил, что от церкви быстро приближался огонь переносной лампы «летучая мышь» и далекий стук сапог бегущих по брусчатке людей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
«Ардашев, не стреляйте! Это Фаворский!» – прокричал знакомый голос. В момент, когда присяжный поверенный повернулся на свет, из склепа метнулась чья-то тень и бросилась в противоположную сторону кладбища. Под ногами убегающего человека трещали сучья, но палить вдогонку не имело никакого смысла. К тому же беглеца, видимо, ждала лошадь, что через пару секунд подтвердилось стуком копыт. Адвокат отряхнул брюки, спрятал пистолет обратно за пояс и, подойдя к «расстрелянной» березе, снял с ветки часы. Швейцарский механизм исправно работал и, к счастью, повреждений не имел.
– Слава богу, не опоздал, – обрадованно проговорил запыхавшийся от быстрого бега жандарм.
– Да, Владимир Карлович, охоту вы мне изрядно подпортили, – с досадой в голосе ответил Ардашев. – Теперь этот «подранок» большой беды может натворить.
– Да не расстраивайтесь, Клим Пантелеевич, в ближайшие дни мы его возьмем. Недолго ему бегать осталось. Главное – вы целы и здоровы.
Принесенный фонарь выхватил из темноты привязанного к дереву старика с кляпом во рту. Им оказался кладбищенский сторож. Из сбивчивых объяснений несчастного стало ясно, что незнакомый кавказец без каких-либо объяснений силой привязал его к дереву у армянского склепа.
– Он, видимо, рассчитывал, что я начну стрелять по сторожу и тем самым обнаружу свое местоположение, став для него легкой мишенью.
– Весьма вероятно.
– Мне кажется, злоумышленник ранен и в соседнем склепе должны остаться следы крови. Так что, господа, давайте его внимательно осмотрим, – предложил адвокат.
Замок на покосившейся от времени деревянной двери был сбит и валялся на земле. Внутри похоронного сооружения крови не обнаружили, и это обстоятельство слегка всех озадачило. Но в углу, отражая слабый свет керосиновой лампы, мелькнул едва заметный металлический отблеск. Ардашев нагнулся и подобрал помятую луковицу карманных часов. На крышке читалась гравированная надпись: «Ярославу от отца».
Жандармский ротмистр печально заметил:
– Эти часы, вероятно, принадлежали убитому фельдъегерю Ярославу Тучкову. Их экипаж был ограблен на Черкасском тракте в Медвеженском уезде несколько недель назад. Все, включая кучера, погибли. В рукаве мундира второго фельдъегеря мы обнаружили черную жемчужину, предположительно от женских бус. Так я и думал… Здесь был Рамазан Тавлоев – беглый каторжник, по кличке «Рваный». Получается, Клим Пантелеевич, ваша пуля попала в часы, которые и спасли ему жизнь. А кричал он от боли, еще не понимая, что цел и невредим. Судя по всему, последние убийства в Ставрополе и ограбления почтовых карет в уездах – звенья одной цепи, – предположил ротмистр, прикуривая папиросу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– А если учесть, что преступник выстрелил подряд девять раз, то, выходит, это опять тот самый маузер с магазином на десять патронов. Из такого же оружия расстреляли в поезде французов и устроили пальбу в доме Клары Жих, – добавил Ардашев.
