— И? — Роман даже моргнул двумя глазами. О конфликте Шмита и Велеса он ничего не знал. Похоже, этот момент биографии друга ускользнул от его внимания. — Избавился?
— Конечно! — Велес очень серьезно кивнул. — Убил меня. Насмерть.
— Что? — Собеседник тряхнул головой. — Завязывай Лёха!
— О, извини. — Смутился мэр. — Привычка… Шмита кончили, до того как он стал слишком опасен для меня. Кстати, я слышал, что по приказу Араба.
— Угу, я тоже такое слышал. К тому времени я уже оклемался и выполнил миссию, за которую мне обещали жизнь. Ты знаешь, нае…ли.
— То-то я смотрю ты весь бледный! — Воскликнул Велес, широко улыбаясь. — Убили, да? Изверги! Ну, и как там, на Том Свете? В Аду и, правда, тепло?
— К-хм… — У Романа дёрнулась щека. — Ты знаешь, я уже успел забыть, как трудно бывает с тобой общаться… Я нынче, живу будто раб, Лёха, как раб. И пришить меня могут в любой момент. Мне вообще кажется, меня пока не грохнули, просто потому, что не случалось ещё ситуации, когда мою шкуру можно продырявить с выгодой, а не просто так.
— Хм, может быть. — Велес с трудом удержал своё лицо в прежнем улыбающемся виде. Ромка, дружбан, увы, такая ситуация уже случилась, просто тебе пока не хватает информации, что бы понять это. Знал бы ты, куда и для чего везешь чушка этого: давно бы сделал ноги в отчаянной попытке выжить, повторить не удавшийся в прошлом фокус.
— Я вот узнал тогда, Шмит ласты склеил и вместо него теперь некто Велес. — Ромка рассмеялся, весело, искренне, гордый за друга. — Впервые Ангел, из тех, кому на роду написано в гов…е копаться, пока не зачистят, прыгнул вверх. Да ещё как прыгнул! — Он с восхищением указал широким жестом на кабинет мэра. — А я всё ещё на резинках был. Да и сейчас… Я тогда со стволом под подушкой спал. Реально ждал, что х…й проснусь по утру. По три раза за ночь вскакивал и за занавесками со стволом прятался. Ничего, пронесло. Живым оставили. Ну, а налаживать контакт с тобой…, я подумал, что хреново кончится сие начинание. Организация, людей проверяет до самых трусов, сам знаешь. Нахрена тебе были нужны контакты с таким смертником как я? Я мог помешать твоему продвижению…, а ты двигался и быстро. Ох, быстро Лёха! Я до сих пор восхищён, тем что…, тем…
— Что материл меня на все лады, пиз…л безнаказанно, а я кивал башкой и развесив уши слушал все твои нравоучения? — Оскалился Велес, довольно ехидно, надо сказать.
— Нет, что ты. — Замялся Роман, и тут же просияв, важно заметил. — Но ведь тебе это пошло только на пользу, Малой! Помнишь тех америкосов? Что четыре пули в тебя загнали? С тех пор ни один долбанный пид…р, не смог тебя даже ранить! Понимаешь?
— И всё благодаря тебе! — Велес расхохотался. — Но я уже не Малой, Ром, я как видишь, повзрослел и стал оххуе…о влиятельной личностью, хе-хе.
— Да. — Он кивнул. — Вот, когда я узнал, что Кактуса, Сергея Васильевича, по твоему личному приказу замочили, я и догнал, что Малой шибко высоко забрался, что бы быть малым. Велесом ты именно тогда стал. Я лично так считаю.
— Кактус чмо. — Велес разлил последние крохи алкоголя. — Мне жаль, что я не мог эту суку лично убрать: положение уже не позволяет так рисковать и заниматься такими делами лично. Моё решение одобрили и Араб и все кто над ним.
— Над ним?
— Как же ты молод и глуп, мой дорогой друг, Роман. — С печатью бесконечной мудрости господина китайской внешности, незабвенного Конфуция, на своём бухом лице, рёк Велес. — Над Арабом, этим чудесным человеком, не меньше пары Боссов рангом повыше. Как минимум один, в чём я сильно сомневаюсь. Думаю, на деле их гораздо больше.
Выпив, они довольно долго молчали. Выпитая водка успела ударить в головы. Похорошело. Стало легко телам и довольно свободно мыслям. Головёнки друзей стремительно пустели. Учитывая кратковременность этого замечательного эффекта: дабы сохранить его волшебное действие, требовалось срочно догнаться.
— Ещё по чу-чуть? — Осведомился Роман, в конце фразы интеллигентно икнув.
— Да, пожалуй. — Важно кивнул Велес. Подняв вверх палец, серьёзно заметил. — Но, напиваться не будем. Что мы свиньи какие, что ли? По литру, не больше.
— Отлично. Наливай.
— Ага. — Велес открыл ящик стола, затем другой и следующий. Задумчиво пошарил в каждом. — А ты знаешь, нету них…я. Последняя была, оказывается.
— Не может быть! — С выражением безграничного ужаса на лице, произнёс Роман. — Совсем-совсем нету? Ужасно! А где есть?
— Пошли. Есть у нас в городе одно чудесное место. — Велес поднялся хитро улыбаясь.
— А они как же? — Он указал на два бесчувственных тела, обнявших стол.
— А что? Они сейчас до утра спать будут. Это минимум.
— Ну, тогда пошли.
Два замечательных друга плечом к плечу покинули здание мэрии, и вышли на улицы ночного города…
Город, был нынче тих, аки мышка и подозрительно косился в их сторону безликими окнами серых зданий, не без оснований опасаясь грядущих событий этой ночи.
Впрочем, сначала ничего страшного или необычного, конечно, не произошло. Два старых друга, крепких молодых парня, прилично одетых и слегка пьяных, мирно беседовали, степенно шагая по слабо освещённым широким улицам города и интеллигентно ржали в голос. Ничего необычного или ужасного. Правда, возле одного из фонарных столбов, тонких с ажурным креплением для фонаря, на самой его вершине, случилась одна неприятность, немного грубоватая своей сутью и природой. Два импозантных джентльмена, о чём-то заспорили, слегка возвысив свои приятные голоса, что, конечно же, нанесло некоторый урон их внешней респектабельности. Но эта милая мелочь с лихвой компенсировалась необыкновенно цветистой, изобилующей сложными и красивыми оборотами, возвышенной речью интеллигентного сословия, несомненно, присущей сим достойным господам не только в силу высокого воспитания, но и с самого рождения.
— Чё? Рома не гони мне фуфло! — Искусно скрывая всю глубину своего небывалого возмущения, вежливо возмутился один из двух джентльменов, весьма воспитанно брызгая слюной в сторону от своего спутника, а не на его дорогое и изысканное одеяние.
— Да я х…й поверю! — Так же вежливо ответил второй джентльмен, прозываемый своим спутником древним и славным именем Роман, что корнями своими уходило к бесконечному величию Древнего Рима.
Его спутник, поражённый упорством оппонента, до глубины своего утончённого и бесподобно прекрасного душевного мира, не смог произнести ни единого слова. На несколько долгих, почти бесконечных мгновений, он утратил способность говорить языком людским. Наконец, он совладал с собой и, повинуясь строгим нормам и принципам морали, привитым ему ещё в детстве, вежливо заметил.
— Я тебе пизд…ь не стану!.. А! Пох…ям! Зырь батан!
Приняв изящную боевую позицию, посрамившую бы любых воит…
— Еб…ь!!!
По какой-то не совсем ясной причине, этот мужественный человек, практически рыцарь света, покачнулся, секунду удерживал равновесие и…, и таки рухнул наземь! Возможно, был в том повинен свирепый ветер, бушевавший над сим миром, иль злое влияние магнитных бурь, что так часты, в этом грешном мире.
— Штормит? — Поинтересовался его благородный друг, протягивая руку помощи…
Упавший ловко вскочил на ноги и единым стремительным порывом нанёс великолепный бесподобно прекрасный боковой удар ногой по ножке фонаря…
Отвратительный треск возвестил, что благородный муж, с присущим ему изяществом, в очередной раз сразил своего врага, на этот раз бездушного. Преломился толстый чугунный столб и рухнул побеждённый враг…, едва не угодив Роману прямо по лбу. Едва увернулся, бедолага.
— Супер! — Восхитился Роман, бесспорно героическим поступком своего могучего спутника. И не сумев сдержать эмоций, он излил часть своего потаённого восхищения своему благородному спутнику. — К ху…м всё! Я тоже так умею!.. Слушай, брателло: пошли по бабам, а? Снимем киску на ночь…
Но его благородный спутник, хорошо воспитанный в раннем детстве, глубоко возмутился таким грубым слогом, применённым в отношении восхитительных созданий, что подарили нашему грешному миру Боги и Природа. Безгранично было его возмущение, так сильно оно было, что скривилось прекрасное лицо благородного джентльмена, и он даже едва не упал, ступив на правую свою ногу, сокрушительным движением коей, только что продемонстрировал он своему спутнику, своё непревзойденное боевое мастерство и огромную силу. Дланью он коснулся своей могучей голени, где в рваном порыве элегантных штанов его, виднелась красная ссадина. Справившись с постыдным гневом, который не мог должно воспитанный человек показывать, кому бы то ни было (ведь именно потому был изображён, сей хитрый жест, дабы скрыть лик свой от проницательного спутника), благородный джентльмен выпрямился и, сохраняя присущий ему высокий слог благородной речи, холодно произнёс.
