Последовало общее молчание, потом все заговорили разом. Катрин бросила взгляд на Маркуса, который в ответ незаметно пожал плечами. Никто не поверил им, а убеждать, что это действительно так, значило лишь усугублять недоверие.
Пенн оглянулся, ища лакея, чтобы ему налили еще, но лакеев не было видно, как и бутылок или графинов. Пенн угрюмо посмотрел на Маркуса и, тяжело опершись о стол, поднялся.
Глаза братьев встретились, и после недолгой молчаливой борьбы Пенн отступил и, в ярости пнув ногой кресло, вышел из столовой.
– Что все это значит? – вполголоса изумленно спросила Катрин Дэвида.
Тот, не поднимая глаз от тарелки, ответил:
– Маркус приказал убрать все спиртное, а Пенн обнаружил это только сейчас.
Вскоре три дамы в весьма подавленном настроении отправились в гостиную, джентльмены же остались в столовой. Катрин гадала, разрешит ли Маркус принести традиционные портвейн и бренди, и решила, что не разрешит. У него был столь непреклонный вид, когда Пенн сверлил его взглядом. Маркус твердо вознамерился отучить Пенна от пьянства, даже если ему ради этого пришлось бы разбить все бутылки в доме. Но таким способом добиться ничего нельзя. Пьяница всегда найдет где выпить.
Вдовствующая графиня беспомощно посмотрела на Катрин, улыбнулась и сказала:
– Мы так рады вам, Катрин. Жаль, что так получилось. Пенн не всегда так ведет себя. Просто он сердится, оттого что Маркус предложил Дэвиду более высокую цену за лошадь, которую он сам хотел купить.
– Я не виню Пенна за несдержанность, – сказала Саманта. Это были первые слова, которые Катрин услышала от нее за весь вечер. – Маркус должен был бы понять, что из этого выйдет. Пени знает, как вести хозяйство в Ротеме, Маркус же здесь просто гость.
– Саманта!
– Это так, мама, – порозовев, с вызовом ответила девушка и обратила взгляд к Катрин, ища поддержки.
– Нет, Маркус был не прав, – искренне сказала Катрин. Помолчала, подыскивая верные слова, и добавила: – Я все понимаю, поверьте. – Она действительно все понимала – и намного больше, чем дамы могли себе представить.
Теперь, когда появилась возможность получше присмотреться к сестре Маркуса, она увидела, что первое ее впечатление было не совсем верным. Саманта поначалу показалась ей тихой, как мышка, но было очевидно, что девушка была всей душой предана брату. И даже больше. Саманта любила Пенна, и, если Маркус не поостережется, его кроткая сестра превратится в львицу.
– Вы играете в вист? – спросила Элен.
– Нет, мадам.
Карты, как говаривала тетя Беа, тоже были изобретением дьявола. Конечно, если верить тете Беа, то чуть ли не все на свете – изобретение дьявола. Катрин поразила неприятная мысль: возможно ли, что она до сих пор невольно соотносит свои поступки и мысли с тем, что внушала ей тетя?
– Но я могу научиться, – добавила она.
– Прекрасно! – лучезарно улыбнулась Элен.
Саманта, листавшая газету на крышке рояля, чертыхнулась.
– В чем дело, дорогая? – спросила вдова.
– Опять в «Джорнэл» нет колонки Э.-В. Юмен. Должно быть, она все еще в отпуске.
Катрин от неожиданности выронила карту, которую ей только что сдала Элен.
– Э.-В. Юмен? – сказала она. – Я была уверена, что это джентльмен!
– Я тоже так думала, – откликнулась Саманта, – но мама убедила меня в обратном.
Катрин не смогла сдержать изумления. Насколько она знала, никто еще не высказывал предположения, что под именем Э.-В. Юмен скрывается женщина.
– Что навело вас на такую мысль? – спросила она вдовствующую графиню.
– Просто у меня такое чувство. – Увидев, что Катрин не очень интересуют карты, она положила колоду на стол. – А вы читали эти статьи?
Катрин кивнула.
– Вы заметили, что их автор смотрит на все глазами женщины? Иногда мне кажется, что она смотрит на мир моими глазами.
– Правда? – удивленно спросила Катрин. – Но она, то есть он, был в Ньюгейте и в таких местах Лондона, которые благородная дама не осмелится посетить. – «Не говоря уже о борделях, которые растут, как грибы, в „Ковент-Гардене“ и вокруг него», – подумала она.
– Это не изнеженная светская дама, – продолжала развивать свою мысль Элен. – Это мне в ней и нравится. А еще ее смелость и дерзость. Ее не останавливают никакие препятствия. Когда ей нужны сведения, она идет и добывает их. Не удивлюсь, если она переодевается мужчиной.
Катрин в самом деле иногда подумывала об этом, но была слишком миниатюрна, чтобы сойти за взрослого мужчину.
– И это вас не шокирует? – Катрин посмотрела сначала на мать, потом на дочь.
Вдовствующая графиня отвела глаза.
– Я завидую ей, – сказала она. – Подозреваю, что эта журналистка самостоятельная женщина, должна быть самостоятельной, иначе, будь в ее жизни мужчины, они никогда не дали бы ей такой свободы. Она может уходить и приходить, когда захочет. – Видно было, что Элен увлекала идея женской свободы. Она задумалась, а потом заговорила снова: – Подобная женщина должна уметь заботиться о себе. Она не позволит себе быть в чем-то зависимой от мужчин.
– Думаю, вы неверно представляете себе Э.-В. Юмен, если это действительно женщина, – сказала Катрин, не уверенная, что польщена тем портретом, который нарисовала вдова.
– Вы с нами не согласны? – подала голос Саманта. – Вы сами когда-то рисковали жизнью там, в Испании. Мне кажется, между вами и Э.-В. Юмен должно быть много общего.
Глаза Саманты горели восхищением. Катрин было открыла рот, но передумала. «Дьявол и преисподняя», – как сказал бы Макнолли, она нашла две родственных души, и где – в Ротеме!
– Да, согласна, – ответила она, – хотя не хотела бы, чтобы Маркус услышал меня.
Женщины рассмеялись, и тут у двери прозвучал голос, голос Маркуса:
– О чем мне нежелательно слышать, mi esposa?
Вошли мужчины, но Пенна с ними не было. Дэвид придвинул кресло ближе к Катрин.
– Теперь в этом доме царит трезвость, – прошептал он и подмигнул ей.
Катрин сделала вид, что не понимает его.
– Элен полагает, что Э.-В. Юмен – женщина, – сказала она.
– Э.-В. Юмен? – переспросил Маркус. – А, тот, что пишет в «Джорнэл». Я встречался с ним раза два.
– Встречался? – изумилась вдовствующая графиня. – И он… не женщина?
– О, он женоподобен, уверяю вас. Пожалуй, он напоминает мне старую деву.
Элен и ее дочь не могли скрыть разочарования. В отличие от них Катрин удалось не показать своей ярости.
– Расскажи нам о нем, – попросила она. – Мы горим желанием узнать о нем побольше.
Маркус не заставил себя упрашивать.
– Он очень строгих правил, страшный моралист. Не пьет, не играет в карты, не бегает по… короче, он ужасно правильный.
