Порой увлеченность своими идеями приводила Боливара к потере непосредственного контакта с действительностью, что порождало ошибочные шаги и действия, безоглядная вера в человека оборачивалась просчетами в оценке ненадежных друзей и возможных политических противников. С годами, когда физические силы Боливара начали слабеть, груз просчетов и ошибок становился заметнее.
Порывы души Боливара, художника слова и действия, были чужды молодой буржуазии, взявшей верх в Западной Европе и США. Она исповедовала бентамовский рационализм, и для нее романтический пафос жизни и деятельности Освободителя казался чрезмерным. Для местных консервативных кругов он представлялся даже опасным. Не с их ли голоса некоторые исследователи жизни Боливара стали характеризовать его недостатки собирательным термином «донкихотство», имея в виду героически-безоглядное и поэтому непонятное для «черни» в пушкинском понимании этого слова бескорыстное служение общечеловеческим идеалам? Поток мнений о Боливаре так же неисчерпаем, как и богатство его натуры. Уже при жизни в народе о нем начали слагаться легенды.
Создание республики Великая Колумбия открыло новые горизонты для созидательной деятельности Боливара, укрепило его международный авторитет. Отныне он получил возможность выступать на международной арене в качестве облеченного широкими полномочиями законного главы независимого государства. На основании Конституции Колумбии 1821 года президент представлял страну в международных делах и был наделен, согласно ст. 119, правом объявлять войну с санкции конгресса. В соответствии со ст. 120
Конституции он уполномочивался «заключать договоры о мире, союзе, дружбе, перемирии, торговле, нейтралитете и любом другом вопросе с иностранными монархами, государствами или народами».[209] Статья 121 предоставляла президенту право назначать с согласия конгресса посланников и других дипломатических представителей.
Боливар много внимания уделял руководству внешнеполитической деятельностью. Ему принадлежало последнее слово при принятии всех принципиальных решений в этой области. Он стремился получать наиболее полную информацию о международной жизни. По его указанию колумбийские представители за рубежом оформляли для него подписку на наиболее важные иностранные газеты, издававшиеся на английском и французском языках. Боливар регулярно читал донесения дипломатов и нередко собственноручно готовил для них указания и ответы.
Однако война против Испании продолжалась, и она требовала его постоянного присутствия на театре военных действий. Согласно Конституции, президент являлся одновременно главнокомандующим вооруженными силами республики. В этих условиях очень большая ответственность ложилась на министра иностранных дел, тем более что вице-президент Сантандер не проявлял большого интереса к внешнеполитическим вопросам. Боливар назначил на этот пост Педро Гуаля. Такое решение было обоснованным — еще Миранда усмотрел в молодом Гуале природные способности для занятий международными делами. К тому же Боливар был уверен в преданности Гуаля их общему делу.
Семейство Гуалей было известно в Венесуэле. Дядя и отец Педро Гуаля принимали активное участие в подготовке антииспанского выступления в 1797 году и подверглись преследованиям. В молодости Педро увлекался сочинениями Руссо, Вольтера, Расина, Локка. После окончания Каракасского университета Гуаль связал свою жизнь с борцами за независимость. Вместе с отцом он участвовал в пропаганде идей Миранды, а когда предтеча вернулся на родину, стал его доверенным секретарем. Судьба свела Гуаля с Боливаром в стенах Патриотического общества, где они вместе со своими единомышленниками представляли наиболее радикальное крыло этой организации. В качестве уже известного юриста он участвовал в составлении текста Декларации независимости Венесуэлы. Последующая жизнь Гуаля связана с борьбой за независимость в Картахене. Именно Гуалю правительство Картахены доверило лично вручить Боливару декрет о присвоении тому звания почетного гражданина Картахены и провести переговоры относительно возможности создания конфедерации Венесуэлы и Картахены.
Гуаль возглавил министерство иностранных дел Великой Колумбии, имея за плечами, пожалуй, самый богатый из всех патриотов опыт дипломатической работы. Около шести лет ему довелось провести в США, представляя сначала интересы Картахены, а затем действуя как «дипломатический эмиссар без родины». Он в совершенстве знал английский и французский, обладал большими познаниями в юриспруденции и философии. По признанию Сантандера, «Бог наградил его умом, предназначенным для дипломатических переговоров». В министерстве иностранных дел он пользовался непререкаемым авторитетом. Одно из первых мероприятий Гуаля — законодательное оформление дипломатической службы. По его рекомендации было утверждено положение о рангах и материальном обеспечении дипломатов. До наших дней сохранился один из портретов Гуаля периода 20-х годов. С полотна смотрит суровое, неулыбчивое лицо со строгим, несколько тяжеловатым взглядом глубоко запавших черных глаз. «Философ-стоик» — так отозвался о нем один из его биографов.
Гуаль вошел в мир большой политики, когда на международной арене выступали такие столпы дипломатии той эпохи, как Адамс, Монро, Кэстльри, Каннинг, Меттерних, Шатобриан, Виллель, Татищев и Нессельроде. И надо сказать, что министр иностранных дел Великой Колумбии не уступал им, хотя и не был столь известен.
В лице Гуаля Боливар нашел единомышленника и талантливого зодчего своих внешнеполитических идей и концепций. Историки потом назовут 20-е годы «золотой эпохой» колумбийской дипломатии. В этот период Богота играла роль главного центра международных отношений испанской Америки. Столица Великой Колумбии генерировала импульсы, во многом определявшие обстановку в регионе. Война за независимость вступала в завершающий этап, и внешнеполитические вопросы выходили на первый план. От их успешного решения во многом зависели как достижение окончательной победы, так и закрепление ее результатов в международном плане. В жизни и деятельности Освободителя наступал звездный час.
«Встреча в верхах» Боливара и Сан-Мартина: загадки и мифы
Беседа «один на один» глав государств и правительств всегда окружена ореолом таинственности.
Из воспоминаний дипломата В. М. Суходрева
Места, где развертывались выдающиеся исторические события, обладают большой притягательной силой. Они позволяют приобщиться к прошлому, приподнять завесу времени и за строкой бесстрастного документа почувствовать биение пульса далекой жизни. Эквадорский город Гуаякиль известен тем, что здесь в 1822 году состоялись переговоры «с глазу на глаз» Боливара и Сан-Мартина — двух гигантов антиколониальной борьбы испанской Америки.
Один путешественник назвал Гуаякиль «тихоокеанской жемчужиной». Побережье Южной Америки, выходящее на Великий океан, небогато хорошими природными гаванями. Современный Гуаякиль — это главный порт Эквадора, расположенный в двух десятках километров от океана в широком устье реки, напоминающем морской залив. Одновременно он является и основным торгово-промышленным центром страны. Стратегическое значение этого города-порта было очевидно для всех и в первой четверти XIX века, что важно отметить для нашего повествования.
Почти каждый приморский город Латинской Америки славится своей набережной (малеконом). Обычно это самый красивый и благоустроенный район, любимое место отдыха горожан, где великолепные пляжи обрамляет цепь отелей, роскошных магазинов и многочисленных ресторанов, угощающих дарами моря. Но малекон Гуаякиля известен не
только этим. Здесь находится одна из главных достопримечательностей города — монумент, посвященный встрече Боливара и Сан-Мартина. Знаменитая Ротонда представляет собой полукруглую беломраморную колонну, расположенную у самой кромки воды, и две бронзовые фигуры в генеральской форме на постаменте. Их правые руки сплетены в крепком рукопожатии, а лица обращены друг к другу. Настоящее место их свидания сегодня увидеть уже нельзя. Его поглотили современные постройки.
Напротив Ротонды высится внушительное здание из стали, бетона и мрамора — «Банко насиональ де кредито и ла провисора». У входа в него висит скромная мемориальная доска, потемневшая от времени и выхлопных газов: «На этом месте состоялась…» Что же касается самой Ротонды и изображения героев, то обращает на себя внимание, что бронзовые Боливар и Сан-Мартин совершенно одинакового роста. А ведь в жизни Сан-Мартин был почти двухметровым гигантом, а Боливар… И тут нельзя не вспомнить походные и парадные мундиры Освободителя, выставленные в числе других реликвий в Каса Наталь и в Музее национальной истории в Лиме, здании, где останавливался Боливар во время пребывания в Перу. Мундиры Боливара поражают миниатюрностью. Кажется, что они принадлежали юному корнету, а не знаменитому полководцу. Случайно ли скульптор погрешил против правды жизни или в таком скульптурном решении заложен большой символический смысл? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вдумчиво, страница за страницей прочитать полную драматизма историю пересечения их жизненных судеб в Гуаякиле.
