Пациентка несколько раз облизала губы, и мисс Блэк поняла, что она чувствует сильную жажду, связанную с обезвоживанием. Женщина наклонилась, чтобы взять стакан с водой, стоявший на прикроватной тумбочке, и прореха на ее пижаме стала еще шире: такой, что Люси смогла наконец увидеть целиком весь шрам, так поразивший ее. Этот шрам, длиной почти шесть дюймов, шел через обе груди женщины. Кожа на нем сморщилась и была ярко-красного цвета.
– Это ты привезла меня сюда? – спросила Джанет.
Люси кивнула.
– Детка, а у тебя не найдется несколько фунтов на тогда, когда я выйду отсюда? – наклонилась к ней женщина.
Блэк пошарила по карманам и выудила двадцатифунтовую бумажку.
– Храни тебя Господь, детка, – улыбнулась пациентка.
– Вы не хотите, чтобы я кому-нибудь позвонила? Может быть, у вас есть какие-то родственники, которых надо предупредить? – спросила девушка.
– Да никому я не нужна, – ответила Джанет, делая еще один глоток воды, часть из которой пролилась ей на подбородок.
Люси уже собралась прощаться и уходить, когда женщина поставила стакан и вдруг снова заговорила.
– Я видела, как ты глядела на эти мои шрамы, – начала она.
Люси стала протестовать, но Хьюстон продолжила.
– Это «Провос» меня пожгли, – объяснила она.
– Что?
– Када мне было шестнадцать. Однажды вечером ко мне в дом заявились трое. Я и домой-то вернулась всего несколько недель назад. И сидела на кровати, делала домашнее задание. И я слыхала, как они внизу разговаривали с моим па. А потом услыхала их шаги на лестнице. Один из них вошел, а я все еще была в школьной форме. Он схватил меня за волосы и стащил с кровати. А второй схватил за ноги, и они потащили меня по лестнице. Мои ма и па стояли в дверях гостиной и наблюдали, но ничо не делали.
Люси понимала, что должна высказать какие-то слова сожаления, чтобы успокоить женщину, но на ум ей ничего не приходило.
– И они вывели меня на улицу. А все местные мальчишки стояли вокруг и хохотали. Ну вот, и они подвели меня к фонарному столбу, но прежде чем привязать, раздели. Совсем. А один из них аккуратно так сложил мою одежду и положил ее на край тротуара, как будто не хотел, чтобы она запачкалася. И они раздели меня прямо перед толпой этих мальчишек, которые стояли вокруг и злорадно смеялись, указывая на меня пальцами. А потом они связали мне руки, и я даже не могла прикрыться.
Мисс Блэк сидела около кровати и внимательно слушала.
– У одного из них были ножницы, и он стал срезать мои волосы, – продолжала пациентка. – У меня тогда были такие красивые волосы: длинные и светлые. Он называл меня Златовлаской, када срезал их. А второй в это время писал чего-то на картоне. «Британская подстилка», – написал он и повесил картонку мине на шею. И он еще тогда закатал свою маску, вот посюда. – Джанет показала на середину переносицы. Ее голос стал тише и мягче. – А потом еще один из них прошел по дорожке в наш дом и вернулся с ковшом, в каких разогревают деготь. И я почувствовала запах этого дегтя. Ковш был таким горячим, что мужчина держал его двумя деревяшками. Кто-то поставил радом со мной ящик от молочных бутылок – это, значицца, шобы ему было удобнее. Он залез на него, а потом стал лить деготь на мою грудь. Он ведь обещал моей ма не трогать мое лицо. «Вместо этого мы сожжем твои титьки, – сказал он, – а потом поглядим, как они после этого понравятся бритишам». А потом он сходил за вторым ковшом и налил и туда тоже.
Мисс Хьюстон показала на свою промежность, и Люси была потрясена, с каким достоинством она рассказывала все эти ужасы.
Сержант долго сидела в полном молчании, а потом положила ладонь на руку собеседницы.
– Но почему, почему? – спросила она наконец.
– Потому што я действительно была британской подстилкой. – Женщина мрачно посмотрела на нее.
– Боже, Джанет! Это так ужасно… Мне очень, очень жаль!
– Я должна была чувствовать, што рано или поздно кто-то об энтом прознает. Они ведь были правы. Каждую неделю я ходила в армейские бараки в конце Бишоп-стрит и путалась там с британскими солдатиками. И еще с одним копом.
Эти слова заставили Люси отодвинуться:
– С копом?
Джанет кивнула и отпила еще глоток.
– А когда все это случилось? – спросила сержант.
– Восьмого июня девяносто четвертого. Я аккурат готовилась к выпускным экзаменам в школе.
– А этот коп, ну, тот, который тоже был замешан, – вы помните, как его звали?
– Он был инспектором, – покачала головой женщина.
– А что-нибудь еще вы о нем помните?
– У него был ребенок. Он часто говорил о своей доченьке.
Блэк почувствовала, как у нее все поплыло перед глазами – ей пришлось схватиться за край стула, чтобы не упасть. Она почувствовала жжение в горле, и рот ее заполнился желчью.
– Сколько же вам было лет?
– Четырнадцать, когда все это началось, – ответила Джанет, посмотрев на девушку. – Шестнадцать, когда они мине пожгли.
Люси застонала и опустила голову. Пол поплыл у нее перед глазами, и ей пришлось схватиться руками за холодный пластик стула, чтобы не упасть.
– А в конце улицы, када «Провос» разбирались со мной, стоял «Лендровер»[37], – продолжила Джанет. – Они там сидели в нем и наблюдали.
– Мне очень жаль, – снова пробормотала мисс Блэк. – Простите меня, но мне надо идти. Мне действительно очень жаль.
Ничего не видя вокруг себя, она шла по коридору к выходу из отделения. С левой стороны заметила женский туалет и бросилась туда. Не успела она войти, как ее желудок сжался и девушку стошнило прямо в унитаз. Она встала перед ним на колени, прислонилась щекой к его прохладной крышке и зарыдала.
Люси не знала, сколько времени провела так, пока не услышала, как кто-то из желающих попасть в туалет барабанит в дверь. Ополоснув лицо холодной водой, девушка посмотрела на себя в маленькое грязное зеркало, висевшее над умывальником. Под глазами у нее лежали глубокие тени от недосыпания, а кожа на лице была покрасневшей и выглядела больной.
Сержант открыла дверь, извинилась и не поднимала головы до тех пор, пока не вышла из отделения. В ожидании лифта она смотрела в окно. С такой высоты была видна широкая панорама города. Однако реки с этого места видно не было: ее восточный и западный берега выглядели как единое целое.
Звук открывающейся двери лифта оторвал мисс Блэк от размышлений и заставил решать, что же она будет делать дальше. Люси пока не могла вернуться домой, не могла встретиться с отцом лицом к лицу. Что она ему скажет? Как сможет смотреть ему в глаза? Сержант набрала номер Сары и объяснила, что ей пришлось задержаться на работе и что она приедет домой, как только сможет.
Девушка чувствовала непреодолимое желание поговорить с кем-то, почувствовать духовную связь со взрослым человеком. Но с матерью она поговорить не могла, потому что не смогла бы выдержать ее радости, когда та узнает о том, что удалось выяснить ее дочери. «Не жалей его просто потому, что он сейчас болен», – сказала ей как-то мать. Неужели она все это уже знала? Было ли это причиной ее расставания с отцом и конца безоблачного детства Люси? Ведь тогда ее отец стал жестоко пить и полностью потерял себя.
Наконец, не зная, куда же ей идти, сержант опять вызвала лифт и, когда он пришел, нажала кнопку этажа, на котором находилось детское отделение.
Глава 39
– Простите, что беспокою вас, – сказала она Маргарет, наблюдая, как та наполняет чайник.
– Да никакого беспокойства, детка, – ответила медсестра. – Правда, для чая мне еще рановато, но в этом-то и есть преимущество быть старшей.
Люси слегка улыбнулась и посмотрела на свои сцепленные на коленях руки. Хотя она и пришла сюда, чтобы поговорить, сейчас это желание у нее исчезло, и она не знала, с чего начать.
– Ну, так и в чем же дело?
– Да ни в чем, – ответила Блэк.
Сестра Холл скептически осмотрела девушку.
– Элис уехала домой, – сказала она.
Люси кивнула.
– Знаете, вы нам очень здорово помогли, – добавила медичка.
Девушка кивнула еще раз.
– А как ваша работа? – поинтересовалась ее собеседница.
– Все хорошо. Мы нашли сарай, в котором прятали Кейт Маклафлин. Дело в том, что когда полицейский вертолет делал облет леса, она все еще была там, но когда мы туда добрались, она опять исчезла.
Расставляя чашки, Маргарет с сожалением поцокала языком.
– Боже, я же не должна была вам это говорить! Но ведь вы никому не расскажете, правда? – Произнеся эту фразу, Люси сразу же пожалела об этом, так как не хотела, чтобы Холл подумала, что она ей не доверяет.
– А кому мне рассказывать? – спросила медсестра. – Кроме того, храни его, конечно, Господь, но этот человек, Маклафлин, – одна сплошная неудача.
– Вы имеете в виду его жену?
– И не только ее. Он покупает бар, и в нем погибает его жена. К тому моменту, как судебные разбирательства по земле заканчиваются в его пользу, цена земли падает ниже плинтуса… Совершенно невезучий человек.
