когда он увидел, все его силы разом иссякли. Потому что теперь он знал: там, за пределами квартиры, больше не существовало мира, который он помнил.* * *
Артем, вытянув ноги, сидел на полу, вжавшись в дальний угол все той же комнаты. Женя же так и слонялся бесцельно по всей квартире, не прерываясь на отдых, ни с кем не разговаривая и совершенно не обращая внимания ни на Артема, ни – по наблюдениям последнего – на Лену. Что до самой Лены, то ее поведение не поддавалось рациональному объяснению: она перемещалась по потолку и только по нему, причем так же свободно, как любой другой человек – по полу. Периодически она могла уставиться то на одного парня, то на другого, иногда даже останавливаясь, будто бы что-то против них замышляя, но ни разу так ничего и не предприняла.
Неизвестно было, свалилась бы девушка на пол или примагнитилась обратно к потолку, если б прыгнула, и могла ли она в принципе остаться внизу, получись у Артема притянуть ее любым из доступных способов. Еще один вопрос, который поначалу волновал его: была ли Лена в курсе того, что на ее затылке имелась вмятина? Пусть волосы и прикрывали рану, но он мог бы поспорить, что в центре вмятины – угловатое отверстие, в которое свободно влезет по меньшей мере первая фаланга его мизинца.
Бывало, Лена и Женя практически соприкасались плечами, и, если в эти секунды посмотреть на них под определенным углом, они походили на единый организм с весьма специфическим анатомическим строением. А еще зуб девушки, который она же себе вырвала и проглотила, через считанные часы возник на прежнем месте, но Артему было не до того, чтобы задумываться над тем, как такое могло быть возможным.
К слову, вскоре он обратил внимание на то, что совершенно не чувствует боли. Ощущения от прикосновений к своим ранам, надавливаний на них ничуть не отличались от тех же манипуляций с неповрежденными участками тела. Разве что отсутствие глаза и перманентно сузившееся поле зрения доставляли определенный дискомфорт, да и тот вскоре перестал его волновать.
Непонятно Артему было, откуда в полностью герметичную квартиру, площадью примерно в шестьдесят квадратов, поступал кислород в массе достаточной для того, чтобы трое людей (если они еще оставались таковыми) могли свободно дышать на протяжении многих дней. Да и поступал ли вообще кислород внутрь? Если да, то источник мог быть только один: маленькое круглое отверстие в стене, в которое, любопытства ради, сначала заглянул Евгений, затем, полуприсев – потому что от потолка его отделял всего один метр, – Лена и, наконец, очнувшись позднее остальных, Артем.
Сколько времени прошло с тех пор, когда он после потери сознания открыл глаза? Артем не знал наверняка, разве что в какой-то момент догадка посетила его уже слабо соображающую в ту минуту голову. А вскоре это и вовсе перестало его интересовать; он стал пустой оболочкой, бесцельно слоняющейся по одним и тем же комнатам, не ощущая ни голода, ни жажды, не нуждаясь во сне.
Но что же такого там, сквозь отверстие в бетоне, он увидел, отчего его личность в течение нескольких десятков часов не просто рассыпалась на атомы, но была без остатка уничтожена? А увидел он простирающиеся в бесконечность пустоту и тьму, в сравнении с масштабом которых Млечный Путь – капля в Тихом океане. И где-то на расстоянии сотен световых лет изогнутыми линиями полыхало невообразимо громаднейшее оранжево-красное пламя, в котором безошибочно узнавалось круглое десятизначное число – один миллиард. И оно, как смог проследить подросток, крайне неторопливо убавлялось на единицу. Сам процесс изменения узора застать ему не удавалось, просто в какой-то момент он обнаружил, что единица с нулями сменилась на девять девяток, позднее – на восемь девяток и восьмерку на конце, а восьмерка спустя долгие и долгие часы уступила место семерке. Тогда-то до него и дошло: число меняется – как еще помнил его мозг скорость протекания времени – приблизительно раз в сутки. Миллиард суток – вот сколько троице, по всей видимости, придется без сна просуществовать в стенах замкнутого пространства, что то ли ранее было квартирой Артема, то ли являло собой ее копию. Но что будет после?..
А будет ли что-нибудь?
Любовный треугольник мертвецов
Глава первая
– Ну-у-у, Максим, пойдем в субботу на дискотеку?
– Не знаю я, Лер, не знаю. Дискотека – одно слово. Сама же понимаешь: на здешних дискотеках девяносто пять процентов тусующихся – неухоженные нищеброды в грязных свитерах, потертых джинсах и полурваных кроссовках за шестьсот рублей. Хулиганье, шалавенки и прочее отребье – вот кто будет нас с тобой окружать весь вечер, да и всю ночь тоже. И будут они из бутылок посасывать дешевое пиво да раскуривать копеечные сигареты с синтетикой вместо табака. И хочется тебе этого, а?
– Нет, мне противно все это. Всегда было такое противно. Помнишь ведь, как позапрошлым летом мы буквально выбежали из этого идиотского клуба уже минут через двадцать после того, как вошли в него?
– Да, – засмеялся парень, – еще как помню. Вот поэтому и спрашиваю: тебе хочется снова в этом курятнике побывать? Ты можешь и дома поплясать в тапках и с бутылкой пива в руке под музыку десятилетней давности, да и твоя акустическая система… – он не сдержался и опять засмеялся, последующие слова выдавливая сквозь смех, – она… будет помощнее этих древних колонок в том клубе. Того глядишь и… она своим чистым звуком… перекроет вылетающее из них бурление.
Смех подхватила и Лера:
– Так и делаем каждый вечер с моей бабкой – на пару отплясываем. И я хлещу пиво, а она самогон. – Когда ребята вдоволь насмеялись, девушка продолжила: – А если серьезно, то я бы, конечно, ни за что туда не вернулась, но ты же сам понимаешь, что отказывать моей вроде как лучшей подруге…
– Марине? Этой толстой сучке? – перебил он ее.
– Да, этой сучке. – Она усмехнулась. – Отказывать ей неправильно как-то. И она не толстая! Просто полноватая.
– А с каких это пор ты вдруг стала такой
