— Кажется, я приказал тебе не уходить из замка! — прорычал он.
Кэтлин умоляюще посмотрела на него.
— Я знаю, ты боишься, что кто-нибудь может увидеть меня, но я была очень осторожна, поверь мне, Нилл! Клянусь, я никого не встретила! А потом, мне казалось, это так важно… — Внезапно смешавшись, Кэтлин вспыхнула и замолчала. Щеки ее полыхали огнем.
Пытается выгородить его чертову сестрицу, подумал Нилл. Как будто Фиона нуждалась в ее защите!
— Можешь не выкручиваться — я и без тебя знаю, что все это придумала Фиона, — проворчал он. — У тебя нет ни малейшей необходимости скрывать от меня правду.
Вся неуверенность Кэтлин разом исчезла. Она вскинула голову и смело взглянула Ниллу в глаза.
— Если уж ты собираешься кого-то обвинять, так обвиняй меня. В конце концов, решала не Фиона, а я!
— Да уж! И как обычно, леди, вы решили на славу! Впрочем, вам и раньше доводилось меня удивлять. Достаточно только вспомнить, как вы карабкались по скале, чтобы вытащить меня оттуда!
— Но ведь все к лучшему, разве нет?
Нилл, украдкой бросив взгляд в сторону девушки, заметил, что она снова упрямо вздернула вверх маленький подбородок.
— Нилл, послушай, Фиона тут ни при чем. Поверь, я сама так решила! Просто мне не по душе сидеть под замком целый день — я к этому не привыкла. В общем-то я рассчитывала вернуться… задолго до твоего приезда.
— Охотно верю.
— Нет-нет, не для того, чтобы обмануть тебя, поверь, — просто чтобы не заставлять тебя лишний раз волноваться. — Кэтлин вдруг взглянула на него, и нежность, сиявшая в ее глазах, заставила Нилла замереть. — Конечно, оправдания этому нет, но день был такой чудесный, что трудно было устоять. А это место, Нилл! Должно быть, красивее его нет во всем мире!
Уж это Ниллу не требовалось объяснять — неизъяснимое очарование, которым веяло отовсюду, запомнилось ему с детства.
Ему вдруг отчаянно захотелось усадить Кэтлин перед собой в седло, дать шпоры коню и уехать прочь от этого места, воспоминания о котором, сладкие и мучительные, до сих пор жгли его душу. Внезапно ему пришло в голову, что в первый раз с того дня, как он вернулся в эти места, он смог думать о прошлом без спазм в горле. Но почему? Потому что впервые видел перед собой не только ужас, боль и позор, ставшие неотъемлемой частью его прошлого, но и картины безоблачного счастья — те, которых когда-то боялся больше всего. Да, с горечью подумал Нилл, из всех мест, куда он мог бы вернуться, ни одно не смогло бы причинить ему больше боли, чем это.
Он вздохнул и спрыгнул на землю.
— У меня к вам один маленький вопрос, леди, — начал он, мрачно глядя ей в лицо. — Скажите на милость, каким образом вы рассчитывали притащить в Дэйр эти тяжеленные мешки? — И Нилл выразительно ткнул пальцем в один из них: перемазанный грязью, насквозь мокрый мешок, из которого торчали пучки свежей зелени, чуть не лопался.
Кэтлин растерянно пожала плечами:
— Ну, как-нибудь. Честно говоря, я страшно рада, что тебе удалось меня отыскать. Видишь ли, оказалось, что я… немного перемазалась…
Только услышав приглушенный смешок, Кэтлин осмелела настолько, что решилась улыбнуться в ответ.
— Нилл, это место просто восхитительно! Можно подумать, какая-то фея опрокинула над ним свой рог изобилия! Как ты вообще мог решиться уехать от такой красоты?! — Кэтлин осеклась, сообразив, что сказала что-то не то. — Прости. Я вовсе не имела в виду…
Нилл уже успел возненавидеть минуты, когда ее лицо вдруг гасло у него на глазах. Казалось, вся радость жизни, бившая в ней ключом, исчезала без следа. Почему-то это причиняло ему больше боли, чем воспоминания о собственном безрадостном прошлом. В конце концов, решил он, прошлое не более чем тень, которая вот-вот исчезнет. А Кэтлин, живая, прелестная Кэтлин — рядом, в двух шагах от него!
— Мой отец всегда говорил, что это — сердце Дэйра, — мягко сказал Нилл. — Мы сделали все, чтобы это место осталось нетронутым, поскольку, как всякое сердце, оно дает жизнь всему остальному поместью.
— Здесь и вправду чудесно! — с восторгом вздохнула она. — Если у земли может быть сердце и душа, тогда я уверена, твой отец был совершенно прав.
— Он уверял, что это место — обиталище фей, но сейчас мне кажется, что он просто любил его за красоту.
Девушка смутилась:
— Мои растения… мне не следовало выкапывать их!
— Нет. Даже живущие тут феи, думаю, сочли бы за честь, что Кэтлин-Лилия побывала здесь, чтобы перенести часть их богатства в Дэйр.
Лепесток цветка нежно опустился на ее щеку, и Нилл осторожно смахнул его. Глаза Кэтлин расширились от удивления. Ее смущение и радость заставили его пожалеть, что он не сказал это раньше. Нилл вдруг с изумлением почувствовал, что между ним и этой девушкой, так тонко понимающей красоту, радость и печаль его родной земли, протянулись какие-то таинственные нити.
— Мы приезжали сюда за день до того, как моего отца арестовали, — сказал он. — Мама с Фионой на одной лошади, а мы с отцом — на другой. Помню, мама часто плакала. Она просила нас молиться за человека, который был ближайшим другом отца. Он умер, но я так и не понял, почему она плакала. Ведь он был воином и нашел свою смерть в бою. Именно о такой смерти я всегда мечтал.
Не знаю почему, но в тот раз мне показалось, что все вдруг изменилось. Отец сказал матери, что все произошло именно так, как должно было. Но может быть, он уже о чем-то догадывался. Нет, не могу сказать, что я чего-то боялся. Ведь в моих глазах отец был героем — он мог сражаться с морскими чудовищами, запросто управиться с целой армией. Он был Ронан из Дэйра, о его храбрости барды слагали песни. Кто мог победить такого человека, как мой отец?
— Как я тебе завидую, Нилл! Должно быть, это дар судьбы, когда чувствуешь, что тебе ничто не угрожает.
— Да, только тогда я этого еще не знал. Был уверен в том, что отец всегда будет рядом. И поэтому, когда его не стало, было особенно больно. — Голос Нилла задрожал. — В тот, последний день отец подарил мне деревянный меч, словно я уже стал настоящим воином, приказав защищать мать и сестру. Господи, да я чуть было не лопнул от гордости! — Нилл с трудом проглотил вставший в горле комок. — Плохо же я выполнил его приказ, верно?
— Ты сделал все, что смог. Ты ведь был совсем еще мал, а на тебя вдруг свалилось такое горе. Твой отец понял бы и простил тебя.
— Но теперь я мужчина. И глупо было бы искать оправдание.
Нилл и сам не понимал, что побудило его рассказать Кэтлин о том, что случилось тогда, — сожаление, гнетущее чувство вины или любовь отца, которая, как он тогда верил, принадлежала ему без остатка?
