Меркуцио кивнул.
– Подожди! Получается, что…
– Арбестер, кончай фонтанировать предположениями! – не выдержал стример. – Ты лучше послушай умных людей, которые владеют информацией и передают ее тебе напрямую! В тот короткий, двухчасовой период между окончанием бета-теста и началом релиза игры Шанталь все еще лежала в костюме, пребывая в нем уже на тот момент свыше суток. Она была не в Версиане, а в нашем мире, но один фиг в обмороке. Она продолжала валяться, не меняя позы, в своей квартире на Твардовского, пока ее записанная анимация на Новом Арбате не начала обратный отсчет до официального запуска проекта…
Я начал понимать, куда он клонит, но не прерывал.
– Когда Версиана стартовала на релизном билде – Шанталь затянуло обратно, – продолжал Меркуцио. – При первых же секундах запуска Шанталь оказалась в игре, но не в своей квартире и не на месте разлома, а там же, где и десятки других новичков, – в одной из точек спауна. Точнее, на берегу Большого Строгинского затона. В том же виде, в котором она из игры выходила. Ты помнишь, какой у нее был вид. Сексуальная маечка, порванные штанишки. И обморок.
Мне очень хотелось, чтобы стример прекратил рассказывать. Но я слушал.
– И вот она только что была на бета-тесте, откуда ты ее героически выпер, – говорил Мерк. – Затем около двух часов внутри костюма у себя дома. И наконец на утреннем песке, посреди десятков озабоченных школьников и кое-кого постарше.
– Так, – тихо произнес я. – Она все рассказала тебе?
– Если бы только рассказала. – Меркуцио сплюнул под ноги. – К сожалению, я все это видел.
– Видел что? – прошептал я.
– Ты хоть представляешь, сколько человек в Москве хотят трахнуть Шанталь?
Я в смятении покачал головой.
– Не провести с ней ночь любви, не позвать на свидание, не жениться, – говорил Меркуцио. – А именно трахнуть. Конечно, не совсем в Москве. Зачем рисковать, если Версиана дает полный аналог физических ощущений, причем для обеих сторон?
– Другие игроки нашли Шанталь на берегу, – догадался я. – При запуске игры…
– Так точно, – сказал Меркуцио. – Забегая вперед, должен признаться, что первым делом при входе в игрушку я решил съездить к Шанталь домой – понять, все ли у нее хорошо. Залогинился, удивился, что сам имею по-прежнему тридцатый уровень, взял тачку из своего автопарка – и приехал. Шанталь на берегу я нашел быстро, ведь мы с ней оставались в одной группе, поэтому я видел ее на карте. На тот момент, когда я приехал, релизная Версиана существовала активно примерно минут восемь. К сожалению, есть люди, которым этого времени хватило, чтобы решить, для чего они играют.
– Шанталь изнасиловали в Версиане? – проговорил я, стараясь не показывать эмоций.
– Не совсем, хотя пытались. – Меркуцио подвигал мускулами лица, словно ему было мерзко от собственных мыслей. – Когда я подъехал, рядом с ней возилось рыл десять. Но они все нулевые, а Шанталь – тридцатая. Драку с толпой мелких маньяков она переживет, отобьется самостоятельно. Но для этого надо быть в сознании. И, как я понял, они же ее в сознание и привели.
– Стоп! – выставил я ладонь. – Хватит. Я понял.
– Ни черта ты не понял, Денис. Когда я приехал на место, то первым делом увидел лужи крови и респаунящиеся тела. Видимо, с нее пытались срезать одежду косметическими инструментами, которые она с тобой таскала и с которыми же залогинилась. Она уже пришла в себя, орала, отбивалась. Я вломился на машине на песок, застрелил пару уродов и еще двоих задавил, а она сидит голая, окровавленная – и выкалывает кому-то глаз… Слышь, ты сам только не упади тут.
– Со мной нормально, – сказал я, глядя на свой балкон, за которым тускло мерцал свет в прихожей.
– Как знаешь… До нее не успели добраться, если это тебя так волнует. Но нетрудно понять, что она почувствовала, когда пришла в себя. Когда увидела всех и поняла, что ее ждет. Обнаружила, что на ней почти нет одежды, а тело искромсано ножницами. Заметь, что для Шанталь не прошло ни секунды с момента, когда она в вашем вертолете разбилась. Она как будто отрубилась, а когда пришла в себя – увидела внезапно совсем другую картину. И вместо друзей – толпу насильников.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Меркуцио помолчал, давая мне возможность додумать остаток самостоятельно.
– Она убила их всех, – догадался я.
– Да, – подтвердил Меркуцио. – Только вряд ли с этого было много толку, если все это происходило в пункте перерождения. Всех, кого Шанталь отправляла на перезагрузку, тут же ресались рядом, еще более злые.
– Она могла выйти из игры!
– Арбестер, ты тупой, – печально посмотрел Меркуцио. – Шанталь не могла с ходу понять, что она уже находится в билде, откуда можно безопасно выходить. Не знала, где она, что с ней происходит и почему внезапно этот мир сошел с ума. Для нее перспектива гибели была все еще реальной, как раньше. И убивала она насильников, веря, что они не воскреснут нигде и никогда. Пойми, что ты и медведь внезапно пропали, и она очутилась посреди кучи извращенцев. Так что к тому моменту, как я подкатил, она пережила восемь очень поганых минут.
– А что ты сделал? – спросил я.
– Что я мог сделать на точке перерождения? Схватил девочку и вывез. И следующие два часа справлялся с ее истерикой. Она мне трижды машину заблевала.
– Она ничего мне не говорила, – вырвалось у меня. – Совсем ничего.
– Это ее решение, – пожал плечами стример. – Не смотри так. Я не подговаривал ее хранить от тебя секреты. Шанталь не из тех, на кого можно надавить. Хотя, признаюсь, на нее я давил, подсказывал решения.
– Что она сделала, когда успокоилась? – спросил я. – Вышла из игры?
– Нет, – ответил Меркуцио. – Шанталь отказалась выходить из игры. Видишь ли, у Версианы есть одна паршивая особенность. Играем с тобой или не играем – на самом деле никто из нас никогда из Версианы не выходит. Вот смотри: зашли мы с тобой в игру, да? Мы, настоящие, – там, снаружи, лежим в костюмах. В игре костюмы не видны, зато видны мы как игроки. Ты сейчас видишь меня, я вижу тебя, и нас обоих видят все, кто может быть рядом. А что происходит, когда мы выходим из игры? Мы пропадаем как игроки. Мы вылезаем из своих костюмов, занимаемся своими делами в Москве, думая, что покончили с игрой. Но на самом деле Версиана нас прорисовывает уже как НПС, и из игры мы видны по-прежнему. С нами точно так же любой версианец может делать, что захочет, только мы об этом уже не узнаем. Вот и Шанталь поняла, что выбраться не получится. Поняла, что ублюдки, напавшие на нее на пляже, смогут завтра оторваться на ней же в ее собственной квартире. Плевать, что это уже будет не игрок, а НПС. Для этих моллюсков никакой разницы нет.
– Я понял тебя, – произнес я тяжело.
– Рад за твой духовный рост. Когда Шанталь сообразила, что, пока она не в Версиане, с ней как с ботом могут сделать все что угодно, а она даже не узнает, – она изменилась. Что-то в ней сломалось – возможно, навсегда. Я ее успокоил, как умел, дал платочек-носовичок и джин с тоником. Затем Шанталь сообщила, что отказывается выходить из игры. Здесь она в состоянии постоять за себя. Пока она в игре – за счет своей разницы в уровнях она сумеет дать отпор любым нападавшим. А если выберется, то каждую секунду, что она гуляет по Москве, за ней могут следить отсюда. Все ее секреты, включая тайны тела, будут открыты обществу.
– О чем-то подобном ты предупреждал, – вспомнил я мрачно. – При нашей первой встрече.
– Лучше бы ты тогда все осознал. Не пришлось бы повторно растолковывать. Ты, конечно, можешь сказать, что в такой же ситуации любая московская девчонка. Но где московская девчонка – а где Шанталь? Для всех версианцев она уникальна. Даже больше, чем для тебя, который к Версиане никогда отношения не имел.
– Так она вообще не выходила из игры все это время?
– Да, болван, не выходила. Шанталь сидела здесь безвылазно с первого дня релиза. И во второй, когда накатывала круги в такси без цели, чтобы чем-то себя занять. И в третий, когда на нее напали на Версиконе, всрав нам фестиваль… Кстати, он все еще идет, и там щас отыгрыш царя горы. Шанталь сидела здесь четвертый день, вчерашний, когда без стыренного у полиции ствола появляться на улицах не рекомендовалось. Добавь к этому сроку те сутки, проведенные на бета-тесте, и тогда ты поймешь, что случилось с ее телом внутри костюма.
