— Ой, Леша, як я тебе кохаю. Нічь не можу спаты.
Леша басит в ответ:
— Чого ты мне кохаэшь… В мене жинка е…
Тяжелый вздох — и быстро удаляющиеся шаги, сначала легкие, женские, вслед за ними тяжелые, Лешины.
Уж и не знаю, ругать его наутро за бессердечие или хвалить за целомудрие.
Через два дня меня будет смотреть хирург, решит мою дальнейшую судьбу. А пока ко мне каждый день приезжает от Богомолова офицер связи, информирует об обстановке, я аккуратно наношу на свою карту движение бригады. Но на сердце у меня неспокойно.
И потому, когда приезжает наконец хирург, мой друг военврач Л. А. Эльдаров, заявляю ему ультимативно:
— Снимай гипс, эскулап. Не снимешь — сам срежу.
— Я тебе срежу! Лежи и не дури. Не маленький — комбриг! Если комбриги самовольничать начнут, что я с рядовыми буду делать? Охрану к госпиталям приставлять? А кто воевать будет?
— Как раз те, кто из вашей лекарской тюрьмы сбежит, — пытаюсь отшутиться я.
— Тоже воинство костыльное! — парирует Л. А. Эльдаров. — Лежи, а то хуже будет. И не подумай удрать, я тебя знаю.
«Спасибо за идею», — произнес я, разумеется про себя, и, как только Л. А. Эльдаров удалился, вылез из-под одеяла, попрыгал по комнате с костылем, потом без него. Больно, но уже не так, как вначале. Значит, нечего тянуть, хватит.
— Карпенко! — заорал я во весь голос. Вбежал встревоженный ординарец.
— Алексей, добудь у хозяйки ножик побольше и поострее.
— Это зачем? — недоверчиво медлил Леша.
— Выполняй приказ и не рассуждай, — проворчал я. — Побыстрей!
Через несколько минут Леша явился, неся обеими руками нож, который по размерам походил на кинжал моего деда.
Я расхохотался.
— Ты решил: быка резать будем?
— Другого у хозяйки острого нема. — Растерянный Леша не знал, куда положить такой нож.
— Это она от любви к тебе, от всего сердца самый большой дала… Ты, кстати, не очень с ней мил, как я посмотрю…
— Та у них же, товарищ полковник, что постоялец, то коханый.
— А муж где?
— Погиб.
— Так ты тогда дурень, Леша. А еще обобщаешь…
— Может, и так… — согласился Леша после небольшого раздумья.
— Похоже, что самокритика тебе на пользу. Однако уже поздно, друг…
Алексей непонимающе хлопал глазами.
— Сейчас догадаешься. Держи крепко свой кинжал и режь гипс. Только ногу заодно не откромсай.
— Товарищ полковник, но ведь доктора…
— Режь, тебе говорят!
На рассвете мы уже мчались вдогонку бригаде.
Чем ближе к линии фронта, тем больше вокруг покореженных танков, самоходок, автомашин, врезавшихся в землю самолетов. По обеим сторонам дороги обгоревшие мертвые деревья. Снуют машины с горючим и боеприпасами. И все нарастает гул артиллерийской канонады, превращаясь постепенно в грохот.
Спешим добраться до бригады, пока еще свободен «воздух». У меня на карте нарисован треугольник — это КП бригады. Если за ночь ничего не случилось, легко найдем его. Но вдруг нагоняю колонну тридцатьчетверок. Гляжу на номера машин — батюшки, да это же наши, из танкового полка нашей мехбригады. Останавливаю головную машину. На ходу оттуда выпрыгивает майор А. П. Петров, заместитель командира полка. Узнал, несмотря на то что мы с Лешей черные от пыли, как негры. Доложил обстановку, задачу полка и бригады. И пока докладывал, смотрю — в небе восемнадцать Ю-87.
Перестраиваются, ага, значит, сейчас начнут пикировать.
— Воздух! — кричит А. П. Петров. — Товарищ полковник, отгоните вашу машину в сторону. Дать зеленую ракету! — командует майор. — Еще одну зеленую!
Гляжу, «юнкерсы», сделав круг над колонной, уходят. Молодец Петров, значит, знает опознавательный сигнал врага, наблюдателен. И разведка, видно, у нас не промах.
На КП бригады застал троих — Н. В. Богомолова, А. И. Кортелева и начальника оперативного отделения майора А. П. Коваленко.
На переправе
Досрочное возвращение мое было воспринято без большого удивления. «А чего еще от тебя ждать», — сказал Богомолов, а Кортелев почему-то не улыбался. Коваленко подробно информировал о делах в бригаде и об общей обстановке: о том, что противнику удалось подтянуть резервы, контратаками затормозить наше наступление, что он массированно применяет авиацию — пикирующие бомбардировщики.
— Нет моготы, замучили проклятые «юнкерсы», — закончил А. П. Коваленко.
— И в такое время, — продолжил разговор начальник политотдела А. И. Кортелев, — у вашего любимчика, комбата Кунина, развлекаются: напоили гусей водочкой, гуси гогочут, падают…
— Ровно алкоголики в день получки! — рассмеялся Богомолов.
— Ничего тут смешного нет, — серьезно, куда только девалась всегдашняя улыбка, возразил Кортелев. — За это стружку снимать надо. Как малые дети…
Капитан А. М. Кунин — храбрый офицер, весьма толковый комбат, не раз был ранен и не раз представлен к наградам, даже к самым высоким. Не отставал от него по храбрости и его замполит.
— Погоди стружку снимать, — сказал я Кортелеву. — Пожури Кунина немного, и хватит.
— Ну, хорошо… — согласился тот и перешел к рассказу о том, какую значительную партполитработу провели в частях перед наступлением. В ротах, батальонах, дивизионах прошли партийные собрания, новые члены партии получили партийные документы. Партдокументы выдавались даже в ходе боев. Решено поставить коммунистов и комсомольцев на самые трудные участки предстоящего наступления.
Замечательные люди — и Богомолов, и Кортелев, и Коваленко, и Кунин. Все геройски завершили войну. Афанасий Иванович Кортелев скончался в 1967 году в родном Брянске, где жил и работал еще до войны. С Коваленко я встретился в 1960-м в Одессе, он там был председателем горисполкома. Мы с ним вспоминали весь его боевой путь в нашей армии — начал младшим лейтенантом, офицером связи, кончил майором, начальником оперативного отдела корпуса.
Богомолов и Кунин — москвичи, позванивают мне время от времени, приезжают. Старых однополчан всегда волнуют минувшие дни и битвы…
Приступив к своим обязанностям, позвонил комкору. С. М. Кривошеин хмыкнул в трубку:
— Ну, приступил, так приступил. После боя покажись, каков ты сейчас есть добрый молодец. А пока желаю успеха.
В 1-й танковой благодаря большой работе Военного совета, командиров и политработников была создана исключительно дружеская атмосфера, нисколько не мешавшая соблюдению субординации, но стимулирующая проявление разумной инициативы и творчества, взаимовыручки и товарищества.
Тон этот задавали прежде всего сам командующий Михаил Ефимович Катуков и член Военного совета Николай Кириллович Попель — личным примером, личной заботой о каждом своем подчиненном. Можно полагать, что эти качества не только украшают военачальника, но немало способствуют укреплению его авторитета и душевного к нему отношения подчиненных.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
