немного заботливо разломанных кусков плавника** рядом сложено, по стенкам подобие лавок, столик.
*Балок — временный домик,
где могут остановиться рыбаки
или охотники. Очень простой.
**Плавник —
выкинутая морем на берег древесина.
Очень хотелось зайти, но я подозревал, что тогда упаду на первое же подходящее место и усну. Закинул в сухое рюкзак. Заставил себя вернуться на косу и притащить мотор. Хотел заволочься в бал о к, растопить печку, вырубиться наконец… и тут я услышал шум работающего двигателя.
Я привалил мотор к стенке балка́ и вышел на открытое пространство, оглядываясь. Звук шёл не с моря. Меж серых коробушек сараев в сторону поднимающихся островерхих каменистых сопок уходила грунтовка, и оттуда, из-за пелены дождя, доносилось глухое урчание тяжёлой техники. Далеко ещё.
Стоять и ждать посреди дороги сил не было, честное слово. Я вернулся в балок. Промозгло в нём было — погода-то! Да и вещи у меня — что не промокло, то отсырело. Согреться надо. Уложил дрова в печечку, растопил, воспользовавшись заботливо оставленными кем-то спичками. Кремень с кресалом решил пока не доставать, чтоб не засветить. Приметные штуки.
Блин, да у меня всё приметное! Из советского только обувь, да и та «адидас». Ладно, джинсы сейчас много кто носит. Рубашка — ещё куда ни шло. Но рюкзак! Не говоря уже о содержимом…
А кобура! Из последних сил снял и упихал её в рюкзак, сунул его в угол лавки. Подумал, что надо бы вскипятить чаю, но сил вставать уже не было. Да и воду где тут берут? Не из залива же солёного… А доставать бутылку из-под колы…
— Э, пацан, ты чё тут делаешь?
Я вскинулся и понял, что уснул, положив руки на стол и уронив на них голову. Напротив меня в сумраке балка маячили два озадаченных лица: одно русское, а второе явно чукотское. Оба мужика напоминали геологов из образцового советского кино — в выцветших до цвета серого песка энцефалитках* и высоких резиновых сапогах. В вязанных шапочках — тонких, лето всё-таки.
*Костюмы такие, типа лесной робы,
для геологов и прочих лесников.
— Здрассьте!
— Ты откуда взялся? — спросил чукча.
— Приплыл, — сипло ответил я и прочистил горло. — Две недели мотало. Бензин давно кончился. Сюда-то чудом выгреб…
— Ёш твою меть! — высказался русский.
— Что-то не слыхал я, чтоб пацан терялся, — подозрительно сощурился чукча, отчего глаза его стали совсем узкими. — Пограничники бы сразу передали. Да все посёлки тебя бы искали! Ты откуда? С Лорино? Или с Провидения?
— С Владивостока, — мрачно ответил я, вызвав поражённые непечатные восклицания. — А воды у вас нет? Я два дня не пил уже.
— Щас! Федя, доставай чайник, так и так ночь тут куковать, — русский выскочил в дождь, погромыхал там и вернулся с канистрой. Фёдор тем временем пошарил на полке над дверью и снял закопчённый чайник:
— Андрюха, дров и ну прихвати ещё!
Русский ввалился с плюхающей канистрой и серым куском топляка. Мне сразу налили кружку воды, которую я совершенно искренне жадно выпил. В свою очередь спросил:
— А меня куда вынесло?
— Пинакуль, — Фёдор коротко глянул на меня. — Чукотка.
— Ни фига себе!
ПЛАН Б
Нам не товарищи. Калифорния.
— Таким образом, задержать объект не удалось ни одной из групп?
— Именно. План посыпался: майор, назначенный на роль жертвенного козла, исчез. По ведомству начались проверки. Генерал истерит, требует вывезти его срочно. В противном случае грозится сдать всех наших агентов.
— И многие с ним контактировали?
— Один.
— Хм. Впрочем, этот служака ещё может пригодиться как консультант. Поставьте ему условие: эвакуируем его только в комплекте с объектом номер два. В нормальном жизнеспособном состоянии! Мало ли что этому дураку в панике может в голову прийти.
18. КАЖЕТСЯ, МЫ ДВИЖЕМСЯ К РАЗВЯЗКЕ
БАЛОК
Вова. Чукотка, заброшенный посёлок Пинакуль.
Андрей выставлял на стол тушёнку, галеты, сгущёнку. Консервы тут же начал вскрывать охотничьим ножом:
— Чего тебя, говоришь, в море-то понесло?
— Да дурак я. Батя с рейса подарки привёз: куртку новую, кепку, рюкзак. В этом купил… В Сиднее. Он в Австралию ходит. Ну, я похвастаться хотел… У меня брат двоюродный, Пашка, в Находке живёт. Батя в рейс, а я лодку из гаража достал. Думаю, явлюсь в Находку такой весь из себя — сам. Пашка обалдеет! А там ветер поднялся, пошла волна. Ну и… унесло в море.
— Деятель! — сурово осудил меня Фёдор.
— Да я ж просто хотел Пашке показать…
— Показал? — усмехнулся Андрей и подвинул мне банку тушёнки с воткнутой алюминиевой ложкой: — Лопай давай, да галеты бери. Чё делать с тобой теперь? В милицию сдавать?
Я вытаращил глаза, не отрываясь от банки:
— Дядь Андрей, не заявляйте в милицию! Они ж матери позвонят, а у неё сердце больное.
— Сердце больное? — сердито нахмурился Фёдор. — Ты не думал, как она две недели тебя ищет?
Я активно молотил ложкой:
— Так она не ищет. Я когда уезжал, записку оставил, что к Пашке на электричке поехал, рюкзак… это… Она поэтому и вещей не хватится, знает, что я к родне поехал. А в гараж она без бати не ходит, не увидит, что лодки нет… — я жалостно похлопал глазами: — Помогите мне билет до Владика купить? Пожалуйста… А я в залог лодку оставлю. Она знаете сколько стоит! Да ещё мотор, импортный, японский. А батя с рейса придёт, я уж его потихоньку попрошу, чтоб он лодку забрал, а вам деньги вернул. Чтоб мама не волновалась.
— Ну, ты жук! — помотал головой Андрей. — Батя тебе всё равно за такие фокусы ремня всыпет.
— Да и пусть, — покаянно вздохнул я, отставляя пустую жестянку. — Главное, чтоб у мамы сердце не прихватило. Поможете?
— Будем посмотреть, — сурово ответил Фёдор. — Как за две недели ноги-то не протянул?
— Сперва у меня колбаса была, сырокопчёная, немецкая. Целая палка, я хотел Пашку угостить — вон, весь рюкзак провонял. Её помаленьку ел. А потом рыбу ловил. У меня леска есть и крючки. И соль была. Вчера промокла, не уследил.
Андрей поставил передо мной железную эмалированную кружку крепкого чая, щедро бухнул в неё сгущёнки и подвинул галеты:
— Тебя как звать, говоришь?
— Вовка.
— Лопай, Вовка. Завтра решим, как
