Почему-то Йорген любил изобразить из себя грубого воина, равнодушного к красотам природы: всяким там облачкам, травкам и птичкам. На самом деле, благодаря собственным склонностям и воспитанию мачехи-альвы, он был вовсе не чужд прекрасного, к каковому смело можно было причислить живописнейшие силонийские ландшафты. Ему нравилось все. Зеленые луга и неисчислимые стада белых овечек на них. Оливковые и миндальные рощи (где какие, его просвещал Кальпурций, сам бы он не определил). Заросли цветущего шиповника и низкорослого самшита вдоль дорог. Высоченные сосны с кроной непривычной распростертой формы — пиниями называли их силонийцы. На них вообще невозможно было спокойно смотреть — страстно хотелось попытаться вскарабкаться на самый верх: получится или нет? Вот только неловко было вчуже, а то бы обязательно залез!
…Но с Кальпурцием этой идеей делиться, пожалуй, не стоило, ему столь возвышенные устремления недоступны.
— Ты начальник гвардейской Ночной стражи! — напомнил он. — Разве к лицу столь важной персоне лазить по деревьям, причем без всякой на то надобности?
— Не к лицу, — признал Йорген из вежливости, потому что чувствовал себя в гостях, и не хотел перечить хозяевам. Но про себя подумал сердито: «Вот еще! Начальник Ночной стражи тоже человек, и у него время от времени могут возникать простые человеческие желания! Разве это зазорно?»
Под стать очаровательной весенней природе Нийского полуострова были здешние города и села в особенности. Все-таки силонийские города выглядели достаточно традиционно. Хоть и отличались они удивительной чистотой улиц, в остальном имели значительное сходство с южно-эренмаркскими и гизельгерскими. Точнее, наоборот. Аквинарские и цимпийские архитекторы славились на весь мир, и всякий уважающий себя градоначальник, задумав серьезное строительство, считал обязательным прибегнуть к их услугам. В результате именно силонийская мода уже несколько столетий определяла стиль городской застройки по всему Западному побережью. Поэтому ничего нового для себя Йорген в них не открыл.
Другое дело — деревни и села. Их своеобразие сразу бросалось в глаза. Аккуратные белые домики под красными черепичными крышами редко имели один этаж, обычно — два, а то и три. По внешним стенам их опоясывали открытые галереи с перилами изящной ковки или искусной резьбы. Те, что побогаче, образовывали в плане незамкнутый квадрат, лишенный той стороны, что обращена к улице. В результате виден был внутренний дворик, вымощенный каменной плиткой, уставленный терракотовыми вазонами и деревянными кадками с тепличными растениями. Стены дома до самого верха увивали плющи и глицинии, а в самом центре дворика непременно имелся пруд, и толстая певчая жаба жила в нем, а то и золотые рыбки плавали.
То же жилье, что имело простую форму и обходилось без двориков, прудов и вазонов, «бедным» было исключительно в местном представлении, у Йоргена язык не повернулся бы так его назвать. Сколько ни оглядывался он по сторонам, так и не увидел ни одной ветхой лачуги, ни одной нищей землянки или хижины под тростниковой крышей. И это тоже ему нравилось, он умел радоваться чужому счастью.
Огорчало другое. Несколько городков и множество маленьких селений миновали они, но так и не увидел он ни одного городского укрепления, ни одной крепостной стены. Даже простыми кольями не были огорожены села! Если не брать в расчет колдовство, просвещенная, прекрасная, как небесный Регендал, Силония оказалась беззащитнее несмышленого младенца! Вот они — сто лет без войны. «Страшно представить, что будет, если сюда доберется Тьма или нападет враг! — думал про себя Йорген, а сказать вслух боялся, чтобы не накликать. — Просто страшно представить!» Именно в те дни он поклялся себе: предотвратить нападение извне, понятно, не в его власти, но прорыва Тьмы в эти чудесные земли он умрет, а не допустит! По свойственной юности самонадеянности он был убежден, что уж с такой-то малостью справится непременно.
Путь от перевала до Цимпии занял около пяти дней, и был он легок и приятен для всех.
В охранниках больше не стало нужды, и те, получив положенную плату и кое-что сверху за победный бой, остались на границе — дожидаться новых нанимателей. Они были очень веселы и сразу напились, благо было на что. Кроме платы и премии им достались деньги пятерых убитых сотоварищей, поэтому можно было не экономить. К тому же домой такие опасные деньги не понесешь, и хранить их долго нельзя. Прогулять — самое верное дело!
Оставшись без сопровождения разнузданных северных молодчиков, торговцы тоже заметно повеселели. Их коробили грубые нравы охранников, и они держали себя подчеркнуто строго, отстраненно, чтобы те знали свое место. Оставшись в своей компании, силонийцы оживились, даже про вино вспомнили — легкое силонийское вино, веселящее душу, но не угнетающее разум. Но в приятном обществе их наши друзья пробыли недолго — ускакали вперед вместе с магом Лууллом и в Цимпию прибыли на день раньше.
Это был большой и красивый город, с дворцами, парками и фонтаном, одних храмов имелось три штуки, два — Девам Небесным, один — старым силонийским богам, которых здесь тоже не любили забывать. Йоргену хотелось бы задержаться в городе подольше, хотя бы до следующего утра, но не пришлось. Домой, домой стремились аквинарцы, ни минуты промедления не могли ждать их истосковавшиеся по родине души! Вдоль побережья пролегла дорога от Цимпии до столицы империи, и море было достаточно бурным в те дни. Хоть и светило солнце, но ветер дул с севера, гонял волны на просторах Приннского залива. По-хорошему Кальпурцию полагалось бледнеть от одного вида их пенистых гребней, но он даже не замечал, что творится вокруг.
— Нет ли здесь объездной дороги? — нарочно спрашивал Йорген у Мирция Луулла. — Не люблю морские виды. Они слишком однообразны и типичны, нет в них того особого очарования, что присуще вашей стране…
— Какая объездная дорога?! Какие виды?! — сердито фырчал Кальпурций. — Давно ли ты стал таким эстетом, друг мой?! Этот путь — кратчайший, зачем с него уклоняться?
А когда ланцтрегер, тоже развлечения ради, уговаривал спутников остановиться на ночь под крышей, те убеждали на два голоса:
— Что ты! Теперь такие светлые ночи! К чему тратить время на сон? Передохнем часок-другой на песочке — и достаточно!
— Ну точно, стойло почуяли! — смеялся фон Раух в ответ. Этим образным выражением он был обязан отцовскому конюху. Так дядька Фрош ругал чересчур разлетевшихся лошадей.
За три дня одолели они путь в сотню лиг! Гартского скакуна своего Мирций чуть не загнал, а фельзендалки — ничего, не возражали. И о том, что надобно их обменять, обуреваемый чувствами Кальпурций позабыл, просто вылетело из головы напрочь. Так и прогарцевал через всю столицу верхом на шерстистом северном звере. И не сообразил даже, чего это на него горожане оглядываются. Судия Вертиций Тиилл был персоной важной, его знал в лицо каждый житель столицы, и сыновья его тоже пользовались известностью благодаря знатности рода и заслугам предков. Вот Кальпурций и вообразил, что люди удивлены, увидев живым того, кого давно числили в мертвых.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
